Неточные совпадения
В этот
день мы прошли мало и рано стали биваком.
На первом биваке места в
палатке мы заняли случайно, кто куда попал. Я, Дерсу и маньчжур Чи Ши-у разместились по одну сторону огня, а стрелки — по другую. Этот порядок соблюдался уже всю дорогу.
При морозе идти против ветра очень трудно. Мы часто останавливались и грелись у огня. В результате за целый
день нам удалось пройти не более 10 км. Заночевали мы в том месте, где река разбивается сразу
на три протоки. Вследствие ветреной погоды в
палатке было дымно. Это принудило нас рано лечь спать.
Как это было просто! В самом
деле, стоит только присмотреться к походке молодого человека и старого, чтобы увидеть, что молодой ходит легко, почти
на носках, а старый ставит ногу
на всю ступню и больше надавливает
на пятку. Пока мы с Дерсу осматривали покинутый бивак, Чжан Бао и Чан Лин развели огонь и поставили
палатку.
Два
дня я просидел в
палатке, не отрываясь от планшета. Наконец был нанесен последний штрих и поставлена точка. Я взял ружье и пошел
на охоту за козулями.
Утром Н.А. Десулави хотел было подняться
на гору Хунтами для сбора растений около гольцов, но это ему не удалось. Вершина горы была окутана туманом, а в 2 часа
дня опять пошел дождь, мелкий и частый.
Днем мы успели как следует обсушиться, оправить
палатки и хорошо выспаться.
На другой
день (5 декабря) я проснулся раньше всех, оделся и вышел из
палатки.
Целые
дни я проводил в
палатке, вычерчивал маршруты, делал записи в дневниках и писал письма. В перерывах между этими занятиями я гулял
на берегу моря и наблюдал птиц.
В этот
день работать не удалось.
Палатку так сильно трепало, что казалось, вот-вот ее сорвет ветром и унесет в море. Часов в десять вечера непогода стала стихать.
На рассвете дождь перестал, и небо очистилось.
На другой
день, 3 ноября, я проснулся раньше других, оделся и вышел из
палатки.
Не хотелось мне здесь останавливаться, но делать было нечего. Сумерки приближались, и надо было торопиться.
На дне ущелья шумел поток, я направился к нему и, выбрав место поровнее, приказал ставить
палатки.
На биваке Дерсу проявлял всегда удивительную энергию. Он бегал от одного дерева к другому, снимал бересту, рубил жерди и сошки, ставил
палатку, сушил свою и чужую одежду и старался разложить огонь так, чтобы внутри балагана можно было сидеть и не страдать от дыма глазами. Я всегда удивлялся, как успевал этот уже старый человек делать сразу несколько
дел. Мы давно уже разулись и отдыхали, а Дерсу все еще хлопотал около балагана.
Во время путешествия скучать не приходится. За
день так уходишься, что еле-еле дотащишься до бивака.
Палатка, костер и теплое одеяло кажутся тогда лучшими благами, какие только даны людям
на земле; никакая городская гостиница не может сравниться с ними. Выпьешь поскорее горячего чаю, залезешь в свой спальный мешок и уснешь таким сном, каким спят только усталые.
Дерсу советовал крепче ставить
палатки и, главное, приготовить как можно больше дров не только
на ночь, но и
на весь завтрашний
день. Я не стал с ним больше спорить и пошел в лес за дровами. Через 2 часа начало смеркаться. Стрелки натаскали много дров, казалось, больше чем нужно, но гольд не унимался, и я слышал, как он говорил китайцам...
К вечеру мы немного не дошли до перевала и остановились у предгорий Сихотэ-Алиня.
На этот
день на разведки я послал казаков, а сам с Дерсу остался
на биваке. Мы скоро поставили односкатную
палатку, повесили над огнем чайник и стали ждать возвращения людей. Дерсу молча курил трубку, а я делал записи в свой дневник.
Кирила Петрович оделся и выехал
на охоту с обыкновенной своею пышностию, — но охота не удалась. Во весь
день видели одного только зайца, и того протравили. Обед в поле под
палаткою также не удался, или по крайней мере был не по вкусу Кирила Петровича, который прибил повара, разбранил гостей и
на возвратном пути со всею своей охотою нарочно поехал полями Дубровского.
Против роскошного дворца Шереметевской больницы вырастали сотни
палаток, раскинутых за ночь
на один только
день. От рассвета до потемок колыхалось
на площади море голов, оставляя узкие дорожки для проезда по обеим сторонам широченной в этом месте Садовой улицы. Толклось множество народа, и у всякого была своя цель.
На другой
день, когда я вышел из
палатки, первое, что мне бросилось в глаза, был густой туман.
В это время подошла лодка, и мы принялись разгружать ее. Затем стрелки и казаки начали устраивать бивак, ставить
палатки и разделывать зверей, а я пошел экскурсировать по окрестностям. Солнце уже готовилось уйти
на покой.
День близился к концу и до сумерек уже недалеко. По обе стороны речки было множество лосиных следов, больших и малых, из чего я заключил, что животные эти приходили сюда и в одиночку, и по несколько голов сразу.
На другой
день мы пошли протаптывать дорогу налегке. Отойдя немного, я оглянулся и тут только увидел, что место для бивака было выбрано не совсем удачно. Сверху со скалы нависла огромная глыба снега, которая каждую минуту могла сорваться и погрести нашу
палатку вместе с людьми. Я решил по возвращении перенести ее
на другое место.
Эта сторона была вся в черной тени, а
на другую падал ярко-бледный свет, и казалось,
на ней можно было рассмотреть каждую травку. Выемка уходила вниз, как темная пропасть;
на дне ее слабо блестели отполированные рельсы. Далеко за выемкой белели среди поля правильные ряды остроконечных
палаток.
Несколько шагов мы прошли молча и вдруг в яме от
палатки увидали человека: он сидел
на дне ямы, склонясь набок, опираясь плечом
на стенку окопа, пальто у него с одной стороны взъехало выше ушей, точно он хотел снять его и не мог.
Но гостей надо было принять, и
день их приезда настал:
день этот был погожий и светлый; дом княгини сиял, по обыкновению, полной чашей, и в нем ни
на волос не было заметно движение сверх обыкновенного; только к столу было что нужно прибавлено, да Патрикей, сходив утром в каменную
палатку, достал оттуда две большие серебряные передачи, круглое золоченое блюдо с чернью под желе, поднос с кариденами (queridons) да пятнадцать мест конфектного сервиза.
Немного времени спустя я распрощался с офицерами и вышел из
палатки. Вечерело; люди одевались в шинели, приготовляясь к зоре. Роты выстроились
на линейках, так что каждый батальон образовал замкнутый квадрат, внутри которого были
палатки и ружья в козлах. В тот же
день, благодаря дневке, собралась вся наша дивизия. Барабаны пробили зорю, откуда-то издалека послышались слова команды...
В один знойный летний
день, когда душно было сидеть и в избе, и в
палатке, и в калмыцкой кибитке, несмотря
на то, что боковые кошмы были подняты и воздух свободно проходил сквозь решетчатые стенки войлочного шатра, семейство Болдухиных сидело с несколькими посетителями в тени своей избы и, не смущаясь, жаром, готовилось пить чай, тогда еще не запрещенный докторами, потому что их не было.
— А много ль денег в самом-то
деле поставил Чапурин в
палатке? — спросил Миней Парамонов, мрачный, никогда не улыбавшийся парень из деревни Елховки, с нахальным взглядом посматривая
на молодежь.
Когда все успокоилось, Патап Максимыч сел в верхних горницах за самоваром вместе с Никифором. Позвали чай пить и старика Пантелея, а Василий Борисыч в подклети
на печке остался. Спать он не спал, а лежа свои думы раздумывал. Между тем Чапурин, расспрашивая, как узнали о подломе
палатки при самом начале
дела, подивился, что стук ломов первый услыхал Василий Борисыч. Не сказал
на то ни слова Патап Максимыч, но по лицу его видно было, что он доволен.
— Видно, что так, — сказал
на то Патап Максимыч. — Опричь капиталов, домов, земель и прочего, одного приданого у ней тысяч
на сто, ежели не больше. Побоялись мы в Вихореве его оставить, не ровен случай, грешным
делом загорится, из Груниной кладовой ничего не вытащишь, а здесь в каменной у меня
палатке будет сохраннее. Десять возов с сундуками привезли. Шутка ли!
Выйдя из
палатки, я увидел, что Чжан-Бао и удэхеец Маха куда-то собираются. Они выбрали лодку поменьше и вынесли из нее
на берег все вещи, затем положили
на дно ее корье и охапку свеженарезанной травы.
На вопрос мой, куда они идут, Чжан-Бао ответил...
Дней через десять я решил предпринять еще одну экскурсию по речке Токто, впадающей в Самаргу с левой стороны, в 24 километрах от устья. Я намеревался выйти
на реку Укумига и от нее через второй перевал выйти
на реку Адими, впадающую в море около мыса Суфрен.
На этот раз со мной пошли Ноздрин, удэхеец Дилюнга и Чжан-Бао. Наше походное и бивачное снаряжение состояло из ружей, топора, двух полотнищ
палаток и продовольствия по расчету
на пять суток.
На другой
день я не хотел рано будить своих спутников, но, когда я стал одеваться, проснулся Глегола и пожелал итти со мною. Стараясь не шуметь, мы взяли свои ружья и тихонько вышли из
палатки.
День обещал быть солнечным и морозным. По бледному небу протянулись высокие серебристо-белые перистые облака. Казалось, будто от холода воздух уплотнился и приобрел неподвижность. В лесу звонко щелкали озябшие деревья. Дым от костров, точно туман, протянулся полосами и повис над землей.
Когда
на другой
день утром я вышел из
палатки, то увидел трех орочей с реки Хади.
День клонился к вечеру. Солнце только что скрылось за горами и посылало кверху свои золотисто-розовые лучи.
На небе в самом зените серебрились мелкие барашковые облака. В спокойной воде отражались лесистые берега. Внизу у ручейка белели две
палатки, и около них горел костер. Опаловый дым тонкой струйкой поднимался кверху и незаметно таял в чистом и прохладном воздухе.
— Вот как медведь пустыннику услужил, — продолжал адъютант. — Так-то он мне каждый
день услуживает, все колышки
на палатках пооборвал, — все спотыкается.
Оригинал он был страшный и летом переносил свою канцелярию из занимаемого им помещения в приобретенную им лагерную
палатку на берег реки, заставляя своих двух рассыльных поочередно сторожить
дела, а сам
на несколько
дней отлучался в Шестово перекинуться в картишки, до которых он был страшный охотник.
На днях все они выезжают за город, будут жить в
палатках,
на свежем воздухе, но вблизи деревни и организовывать таких же детей крестьян в отряд юных пионеров.
Он так интересовался этим предстоящим ему
делом, что не мог спать и, несмотря
на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение
палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё
на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
12-го числа рано утром он вышел из
палатки, раскинутой в этот
день на крутом, левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу
на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным
на Немане.