Неточные совпадения
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в
бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают
на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и
на Онуфрия его именины. Что делать? и
на Онуфрия несешь.
На одно из таких побоищ явился сам Фердыщенко с пожарной трубою и
бочкой воды.
Вронский любил его и зa его необычайную физическую силу, которую он большею частью выказывал тем, что мог пить как
бочка, не спать и быть всё таким же, и за большую нравственную силу, которую он выказывал в отношениях к начальникам и товарищам, вызывая к себе страх и уважение, и в игре, которую он вел
на десятки тысяч и всегда, несмотря
на выпитое вино, так тонко и твердо, что считался первым игроком в Английском Клубе.
И опять по обеим сторонам столбового пути пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином, бегущим из постоялого двора с овсом в руке, пешеход в протертых лаптях, плетущийся за восемьсот верст, городишки, выстроенные живьем, с деревянными лавчонками, мучными
бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и по ту сторону и по другую, помещичьи рыдваны, [Рыдван — в старину: большая дорожная карета.] солдат верхом
на лошади, везущий зеленый ящик с свинцовым горохом и подписью: такой-то артиллерийской батареи, зеленые, желтые и свежеразрытые черные полосы, мелькающие по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и горизонт без конца…
— Да и приказчик — вор такой же, как и ты! — выкрикивала ничтожность так, что было
на деревне слышно. — Вы оба пиющие, губители господского, бездонные
бочки! Ты думаешь, барин не знает вас? Ведь он здесь, ведь он вас слышит.
Заглянул бы кто-нибудь к нему
на рабочий двор, где наготовлено было
на запас всякого дерева и посуды, никогда не употреблявшейся, — ему бы показалось, уж не попал ли он как-нибудь в Москву
на щепной двор, куда ежедневно отправляются расторопные тещи и свекрухи, с кухарками позади, делать свои хозяйственные запасы и где горами белеет всякое дерево — шитое, точеное, лаженое и плетеное:
бочки, пересеки, ушаты, лагуны́, [Лагун — «форма ведра с закрышкой».
Глядишь — и площадь запестрела.
Всё оживилось; здесь и там
Бегут за делом и без дела,
Однако больше по делам.
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть
на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Вступили нынче в карантин?
Пришли ли
бочки жданных вин?
И что чума? и где пожары?
И нет ли голода, войны
Или подобной новизны?
На большой опрокинутой
бочке сидел запорожец без рубашки: он держал в руках ее и медленно зашивал
на ней дыры.
В глазах их можно было читать отчаянное сопротивление; женщины тоже решились участвовать, — и
на головы запорожцам полетели камни,
бочки, горшки, горячий вар и, наконец, мешки песку, слепившего им очи.
— А пан разве не знает, что Бог
на то создал горелку, чтобы ее всякий пробовал! Там всё лакомки, ласуны: шляхтич будет бежать верст пять за
бочкой, продолбит как раз дырочку, тотчас увидит, что не течет, и скажет: «Жид не повезет порожнюю
бочку; верно, тут есть что-нибудь. Схватить жида, связать жида, отобрать все деньги у жида, посадить в тюрьму жида!» Потому что все, что ни есть недоброго, все валится
на жида; потому что жида всякий принимает за собаку; потому что думают, уж и не человек, коли жид.
В одном месте было зарыто две
бочки лучшего Аликанте [Аликанте — вино, названное по местности в Испании.], какое существовало во время Кромвеля [Кромвель, Оливер (1599–1658) — вождь Английской буржуазной революции XVII века.], и погребщик, указывая Грэю
на пустой угол, не упускал случая повторить историю знаменитой могилы, в которой лежал мертвец, более живой, чем стая фокстерьеров.
В суровом молчании, как жрецы, двигались повара; их белые колпаки
на фоне почерневших стен придавали работе характер торжественного служения; веселые, толстые судомойки у
бочек с водой мыли посуду, звеня фарфором и серебром; мальчики, сгибаясь под тяжестью, вносили корзины, полные рыб, устриц, раков и фруктов.
Чтобы с легким сердцем напиться из такой
бочки и смеяться, мой мальчик, хорошо смеяться, нужно одной ногой стоять
на земле, другой —
на небе.
Приятель своего приятеля просил,
Чтоб
Бочкою его дни
на три он ссудил.
Паратов. Это делает тебе честь, Робинзон. Но ты не по времени горд. Применяйся к обстоятельствам, бедный друг мой! Время просвещенных покровителей, время меценатов прошло; теперь торжество буржуазии, теперь искусство
на вес золота ценится, в полном смысле наступает золотой век. Но, уж не взыщи, подчас и ваксой напоят, и в
бочке с горы, для собственного удовольствия, прокатят —
на какого Медичиса нападешь. Не отлучайся, ты мне нужен будешь!
Это она сказала
на Сибирской пристани, где муравьиные вереницы широкоплечих грузчиков опустошали трюмы барж и пароходов, складывали
на берегу высокие горы хлопка, кож, сушеной рыбы, штучного железа, мешков риса, изюма, катили
бочки цемента, селедок, вина, керосина, машинных масл. Тут шум работы был еще более разнообразен и оглушителен, но преобладал над ним все-таки командующий голос человека.
Самгин видел, как отскакивали куски льда, обнажая остов баррикады, как двое пожарных, отломив спинку дивана, начали вырывать из нее мочальную набивку, бросая комки ее третьему, а он, стоя
на коленях, зажигал спички о рукав куртки; спички гасли, но вот одна из них расцвела, пожарный сунул ее в мочало, и быстро, кудряво побежали во все стороны хитренькие огоньки, исчезли и вдруг собрались в красный султан; тогда один пожарный поднял над огнем
бочку, вытряхнул из нее солому, щепки; густо заклубился серый дым, — пожарный поставил в него
бочку, дым стал более густ, и затем из
бочки взметнулось густо-красное пламя.
На Лобном месте стояла тесная группа людей, казалось, что они набиты в
бочку.
Окна были забиты досками, двор завален множеством полуразбитых
бочек и корзин для пустых бутылок, засыпан осколками бутылочного стекла. Среди двора сидела собака, выкусывая из хвоста репейник. И старичок с рисунка из надоевшей Климу «Сказки о рыбаке и рыбке» — такой же лохматый старичок, как собака, — сидя
на ступенях крыльца, жевал хлеб с зеленым луком.
Толпа редела, разгоняемая жарким ветром и пылью;
на площади обнаружилась куча досок, лужа, множество битых бутылок и
бочка;
на ней сидел серый солдат с винтовкой в коленях.
Самгин охотно пошел; он впервые услыхал, что унылую «Дубинушку» можно петь в таком бойком, задорном темпе. Пела ее артель, выгружавшая из трюма баржи соду «Любимова и Сольвэ».
На палубе в два ряда стояло десять человек, они быстро перебирали в руках две веревки, спущенные в трюм, а из трюма легко, точно пустые, выкатывались
бочки; что они были тяжелы, об этом говорило напряжение, с которым двое грузчиков, подхватив
бочку и согнувшись, катили ее по палубе к сходням
на берег.
Он очень долго рассказывал о командире, о его жене, полковом адъютанте; приближался вечер, в открытое окно влетали, вместе с мухами, какие-то неопределенные звуки, где-то далеко оркестр играл «Кармен», а за грудой
бочек на соседнем дворе сердитый человек учил солдат петь и яростно кричал...
В ту же минуту, из ворот, бородатый мужик выкатил пустую
бочку; золотой конь взметнул головой, взвился
на задние ноги, ударил передними по булыжнику, сверкнули искры, — Иноков остановился и нелепо пробормотал...
— Чего это? Водой облить? Никак нельзя. Пуля в лед ударит, — ледом будет бить! Это мне известно.
На горе святого Николая, когда мы Шипку защищали, турки делали много нам вреда ледом. Постой! Зачем
бочку зря кладешь? В нее надо набить всякой дряни. Лаврушка, беги сюда!
Дважды в неделю к ней съезжались люди местного «света»: жена фабриканта
бочек и возлюбленная губернатора мадам Эвелина Трешер, маленькая, седоволосая и веселая красавица; жена управляющего казенной палатой Пелымова, благодушная, басовитая старуха, с темной чертою
на верхней губе — она брила усы; супруга предводителя дворянства, высокая, тощая, с аскетическим лицом монахини; приезжали и еще не менее важные дамы.
Самгин наблюдал. Министр оказался легким, как пустой, он сам, быстро схватив протянутую ему руку студента, соскочил
на землю, так же быстро вбежал по ступенькам, скрылся за колонной, с генералом возились долго, он — круглый, как
бочка, — громко кряхтел, сидя
на краю автомобиля, осторожно спускал ногу с красным лампасом, вздергивал ее, спускал другую, и наконец рабочий крикнул ему...
Она очень ласково улыбнулась и отвела Самгина в комнату с окнами
на двор, загроможденный
бочками.
Наконец даже дошло до того, что
на мостик настлали три новые доски, тотчас же, как только Антип свалился с него, с лошадью и с
бочкой, в канаву. Он еще не успел выздороветь от ушиба, а уж мостик отделан был заново.
На дворе, как только Антип воротился с
бочкой, из разных углов поползли к ней с ведрами, корытами и кувшинами бабы, кучера.
Въехав прямо в речку и миновав множество джонок и яликов, сновавших взад и вперед, то с кладью, то с пассажирами, мы вышли
на набережную, застроенную каменными лавками, совершенно похожими
на наши гостиные дворы: те же арки, сквозные лавки, амбары, кучи тюков,
бочки и т. п.; тот же шум и движение.
Они уныло стоят в упряжи, привязанные к пустым саням или
бочке, преграждающей им самовольную отлучку со двора; но едва проезжие начнут садиться, они навострят уши, ямщики обступят их кругом, по двое держат каждую лошадь, пока ямщик садится
на козлы.
Нас издали, саженях во ста от фрегата, и в некотором расстоянии друг от друга окружали караульные лодки, ярко освещенные разноцветными огнями в больших, круглых, крашеных фонарях из рыбьей кожи;
на некоторых были даже смоляные
бочки.
Подстегнув и подтянув правую пристяжную и пересев
на козлах
бочком, так, чтобы вожжи приходились направо, ямщик, очевидно щеголяя, прокатил по большой улице и, не сдерживая хода, подъехал к реке, через которую переезд был
на пароме. Паром был
на середине быстрой реки и шел с той стороны.
На этой стороне десятка два возов дожидались. Нехлюдову пришлось дожидаться недолго. Забравший высоко вверх против течения паром, несомый быстрой водой, скоро подогнался к доскам пристани.
— Я бы просил прочесть эти исследования, — строго сказал товарищ прокурора, не глядя
на председателя, слегка
бочком приподнявшись и давая чувствовать тоном голоса, что требование этого чтения составляет его право, и он от этого права не отступится, и отказ будет поводом кассации.
Нехлюдов приехал в Кузминское около полудня. Во всем упрощая свою жизнь, он не телеграфировал, а взял со станции тарантасик парой. Ямщик был молодой малый в нанковой, подпоясанной по складкам ниже длинной талии поддевке, сидевший по-ямски,
бочком,
на козлах и тем охотнее разговаривавший с барином, что, пока они говорили, разбитая, хромая белая коренная и поджарая, запаленная пристяжная могли итти шагом, чего им всегда очень хотелось.
На двор выкатили
бочку меду и не мало поставили ведер грецкого вина.
Ку́хва, род кадки; похожая
на опрокинутую дном кверху
бочку.
Перекрестился дед, когда слез долой. Экая чертовщина! что за пропасть, какие с человеком чудеса делаются! Глядь
на руки — все в крови; посмотрел в стоявшую торчмя
бочку с водою — и лицо также. Обмывшись хорошенько, чтобы не испугать детей, входит он потихоньку в хату; смотрит: дети пятятся к нему задом и в испуге указывают ему пальцами, говоря: «Дывысь, дывысь, маты, мов дурна, скаче!» [Смотри, смотри, мать, как сумасшедшая, скачет! (Прим. Н.В. Гоголя.)]
Водовозы вереницами ожидали своей очереди, окружив фонтан, и, взмахивая черпаками-ведрами
на длинных шестах над бронзовыми фигурами скульптора Витали, черпали воду, наливая свои
бочки.
Обоз растянулся… Последние
бочки на окончательно хромых лошадях поотстали… Один «золотарь» спит. Другой ест большой калач, который держит за дужку.
Пожарные в двух этажах, низеньких и душных, были набиты, как сельди в
бочке, и спали вповалку
на нарах, а кругом
на веревках сушилось промокшее
на пожарах платье и белье. Половина команды — дежурная — никогда не раздевалась и спала тут же в одежде и сапогах.
Разломали все хлевушки и сарайчики, очистили от грязи дом, построенный Голицыным, где прежде резали кур и был склад всякой завали, и выявились
на стенах, после отбитой штукатурки, пояски, карнизы и прочие украшения, художественно высеченные из кирпича, а когда выбросили из подвала зловонные
бочки с сельдями и уничтожили заведение, где эти сельди коптились, то под полом оказались еще беломраморные покои. Никто из москвичей и не подозревал, что эта «коптильня» в беломраморных палатах.
В темноте тащится ночной благоуханный обоз — десятка полтора
бочек, запряженных каждая парой ободранных, облезлых кляч. Между
бочкой и лошадью
на телеге устроено веревочное сиденье,
на котором дремлет «золотарь» — так звали в Москве ассенизаторов.
Мимо генерал-губернаторского дома громыхает пожарный обоз:
на четверках — багры,
на тройке — пожарная машина, а
на парах — вереница
бочек с водой.
Еще с начала вечера во двор особняка въехало несколько ассенизационных
бочек, запряженных парами кляч, для своей работы, которая разрешалась только по ночам. Эти «ночные брокары», прозванные так в честь известной парфюмерной фирмы, открывали выгребные ямы и переливали содержимое черпаками
на длинных рукоятках и увозили за заставу. Работа шла. Студенты протискивались сквозь вереницы
бочек, окруживших вход в общежитие.
Подъезжают по восемь
бочек сразу, становятся вокруг бассейна и ведерными черпаками
на длинных ручках черпают из бассейна воду и наливают
бочки, и вся площадь гудит ругательствами с раннего утра до поздней ночи…
При магазине была колбасная; чтобы иметь товар подешевле, хозяин заблаговременно большими партиями закупал кишки, и они гнили в
бочках, распространяя ужасную вонь. По двору носилась злющая собака, овчарка Енотка, которая не выносила полицейских. Чуть увидит полицейского — бросается. И всякую собаку, забежавшую
на двор, рвала в клочья.
Передо мной встает какой-нибудь уездный городишко, где
на весь город три дырявые пожарные
бочки, полтора багра, ржавая машина с фонтанирующим рукавом
на колесах, вязнущих по ступицу в невылазной грязи немощеных переулков, а сзади тащится за ним с десяток убогих инвалидов-пожарников.
Антось не отвечает. Лица его не видно, но мы чувствуем, что оно теперь недоброжелательно и угрюмо и что причина этого — близость Гарного Луга. Лес редеет. Песчаная дорога ведет к мостику, под которым сочится и журчит невидимая речка. Это здесь когда-то устраивались засады
на Янкеля с
бочкой… Тележка выкатывается
на опушку.
Сделавшие отчаянную попытку
бочки пожарного обоза застряли в трясине, да еще
на беду сломался ветхий мостик через болото.