Неточные совпадения
С наступлением холодов он
начинает перекочевывать к
западу.
От устья реки Квандагоу Ли-Фудзин
начинает понемногу склоняться к северо-западу. Дальше русло его становится извилистым. Обрывистые берега и отмели располагаются, чередуясь, то
с той, то
с другой стороны.
Предсказание Дерсу сбылось. В полдень
начал дуть ветер
с юга. Он постепенно усиливался и в то же время менял направление к
западу. Гуси и утки снова поднялись в воздух и полетели низко над землей.
Погода нам благоприятствовала. Был один из тех теплых осенних дней, которые так часто бывают в ЮжноУссурийском крае в октябре. Небо было совершенно безоблачное, ясное; легкий ветерок тянул
с запада. Такая погода часто обманчива, и нередко после нее
начинают дуть холодные северо-западные ветры, и чем дольше стоит такая тишь, тем резче будет перемена.
Река Сица течет в направлении к юго-западу. Свое
начало она берет
с Сихотэ-Алиня (перевала на реку Иман) и принимает в себя только 2 притока. Один из них Нанца [Нан-ча — южное разветвление.], длиной в 20 км, находится
с правой стороны
с перевалом на Иодзыхе. От истоков Нанца сперва течет к северу, потом к северо-востоку и затем к северо-западу. В общем, если смотреть вверх по долине, в сумме действительно получается направление южное.
Сомнения! — разве совместима речь о сомнениях
с мыслью о вечно ликующих детях? Сомнения — ведь это отрава человеческого существования. Благодаря им человек впервые получает понятие о несправедливостях и тяготах жизни;
с их вторжением он
начинает сравнивать, анализировать не только свои собственные действия, но и поступки других. И горе, глубокое, неизбывное горе
западает в его душу; за горем следует ропот, а отсюда только один шаг до озлобления…
Когда же солнце
начнет склоняться к
западу, тетерева поднимаются
с лежки, то есть
с места своего отдохновения, опять садятся на деревья и сидят нахохлившись, как будто дремлют, до глубоких сумерек; потом пересаживаются в полдерева и потом уже спускаются на ночлег; ночуют всегда на земле.
Только обязательная служба до известной степени выводила его из счастливого безмятежия. К ней он продолжал относиться
с величайшим нетерпением и, отбывая повинность, выражался, что и он каждый день приносит свою долю вреда. Думаю, впрочем, что и это он говорил, не анализируя своих слов. Фраза эта, очевидно, была, так сказать, семейным преданием и
запала в его душу
с детства в родном доме, где все,
начиная с отца и кончая деревенскими кузенами, кичились какою-то воображаемою независимостью.
Прямо из трактира он отправился в театр, где, как нарочно, наскочил на Каратыгина [Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — трагик, актер Александринского театра.] в роли Прокопа Ляпунова [Ляпунов Прокопий Петрович (ум. в 1611 г.) — сподвижник Болотникова в крестьянском восстании
начала XVII века, в дальнейшем изменивший ему.], который в продолжение всей пьесы говорил в духе патриотического настроения Сверстова и, между прочим, восклицал стоявшему перед ним кичливо Делагарди: «Да знает ли ваш пресловутый
Запад, что если Русь поднимется, так вам почудится седое море!?» Ну, попадись в это время доктору его gnadige Frau
с своим постоянно антирусским направлением, я не знаю, что бы он сделал, и не ручаюсь даже, чтобы при этом не произошло сцены самого бурного свойства, тем более, что за палкинским обедом Сверстов выпил не три обычные рюмочки, а около десяточка.
Так, глядя на зелень, на небо, на весь божий мир, Максим пел о горемычной своей доле, о золотой волюшке, о матери сырой дуброве. Он приказывал коню нести себя в чужедальнюю сторону, что без ветру сушит, без морозу знобит. Он поручал ветру отдать поклон матери. Он
начинал с первого предмета, попадавшегося на глаза, и высказывал все, что приходило ему на ум; но голос говорил более слов, а если бы кто услышал эту песню,
запала б она тому в душу и часто, в минуту грусти, приходила бы на память…
Конная армия под Можайском, потерявшая три четверти своего состава,
начала изнемогать, и газовые эскадрильи не могли остановить движения мерзких пресмыкающихся, полукольцом заходивших
с запада, юго-запада и юга по направлению к Москве.
Потом народ рассыпался частью по избам, частью по улице; все сии происшествия заняли гораздо более времени, нежели нам нужно было, чтоб описать их, и уж солнце
начинало приближаться к
западу, когда волнение в деревне утихло; девки и бабы собрались на заваленках и запели праздничные песни!.. вскоре стада
с топотом, пылью и блеянием, возвращая<сь>
с паствы, рассыпались по улице, и ребятишки
с обычным криком стали гоняться за отсталыми овцами… и никто бы не отгадал, что час или два тому назад, на этом самом месте, произнесен смертный приговор целому дворянскому семейству!..
После отшедшего века магнатерии они
начинали век инженерии, и, должно признаться,
начинали его со славою. Заря, облиставшая инженерную славу, поднималась в Варшаве и Новогеоргиевске и оттуда светила далее, против естества, —
с запада на восток, через Киев, даже до Баку и Ленкорани, ибо ныне даже и там воспрославлено имя русского инженера.
Они, во-первых, приписывают его почему-то древней Руси преимущественно пред новою; во-вторых, кроме христианства, примешивают еще к делу Византию и Восток в противоположность
Западу; в-третьих, формальное принятие веры смешивают
с действительным водворением ее
начал в сердцах народа.
Отряд подошел к реке. Черные горы ущелья остались сзади;
начинало светать. Небосклон, на котором чуть заметны были бледные, неяркие звезды, казался выше; зарница
начинала ярко блестеть на востоке; свежий, прохватывающий ветерок тянул
с запада, и светлый туман, как пар, подымался над шумящей рекой.
Речка Гяу протекает по одной из таких старых проток Анюя. Она имеет длину около 10 километров и берет
начало с горного хребта Мыныму, который хорошо видно
с Амура. Увалы между многими селениями и старицами Анюя покрыты редколесьем, состоящим из липы, ильма и дуба. Хребет Мыныму расположен в направлении от юго-запада к северо-востоку. Одним концом он подходит к Анюю. Отсюда к северу отделяется от него длинный отрог, соединяющийся
с высотами селения Троицкого.
Тогда не надо будет приходить
с Запада и толкать вас, как теперь, когда вы
начинаете очень скандально сопеть и храпеть…
Когда две кровавые тучи, одна после другой,
с востока и
запада покрыли всю раздробленную Россию, тогда и наши немцы, усиленные прибытием многочисленных сподвижников,
начали расширяться на севере.
В русском народе нарушено должное отношение между мужским и женским
началом, между духом и душой. И это — источник всех болезней нашего религиозного и национального сознания.
С изумительной силой интуитивного проникновения изображена жуткая стихия русского народа в романе Андрея Белого «Серебряный голубь». Россия не
Запад, но и не Восток. Она есть великий Востоко-Запад, встреча и взаимодействие восточных и западных
начал. В этом сложность и загадочность России.
Он
начал с Николаем Павловичем путь
с востока на
запад и тихо малыми шагами продолжал водить его, и говорил громко и внятно о жизни и смерти; потом остановился, потрепал его по плечу и воскликнул...
Русская революционная интеллигенция, вся изъеденная застарелыми болезнями, отравившая народ злобными нигилистическими чувствами и мыслями,
начала кричать, что в «революционной демократии» раскрывается какая-то неслыханная и невиданная на
Западе правда, брезжит свет
с Востока.
Основной, существенный факт европейских событий
начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов
с запада на восток и потом
с востока на
запад.