Неточные совпадения
Именно таинственные потому, что были накоплены из карманных денег моих, которых отпускалось мне по пяти рублей в месяц, в продолжение двух лет; копление же
началось с первого дня моей «
идеи», а потому Версилов не должен был знать об этих деньгах ни слова.
Совсем напротив, отсюда-то и
начинается его живое, меткое, оригинальное сочетание
идей философских
с революционными.
Я бился
с своей Анной Ивановной три или четыре дня и, наконец, оставил ее в покое. Другой натурщицы не было, и я решился сделать то, чего во всяком случае делать не следовало: писать лицо без натуры, из головы, «от себя», как говорят художники. Я решился на это потому, что видел в голове свою героиню так ясно, как будто бы я видел ее перед собой живою. Но когда
началась работа, кисти полетели в угол. Вместо живого лица у меня вышла какая-то схема.
Идее недоставало плоти и крови.
Пока еще известная
идея находится в умах, пока еще она только должна осуществиться в будущем, тут-то литература и должна схватить ее, тут-то и должно
начаться литературное обсуждение предмета
с разных сторон и в видах различных интересов.
Мы видим: перестрадав сверх меры, люди только сходят у Достоевского
с ума, убивают себя, умирают, захлебываясь проклятиями. Там, где
идея эта должна проявиться, Достоевский как раз замолкает. Раскольников на каторге очистился страданием, для него
началась новая жизнь, «обновление» и «перерождение», но… Но «это могло составить тему нового рассказа, теперешний же рассказ наш окончен». То же и относительно Подростка.
Все они могли иметь честные
идеи, изящные вкусы, здравые понятия, симпатичные стремления; но они все были продукты старого быта,
с привычкой мужчин их эпохи-и помещиков, и военных, и сановников, и чиновников, и артистов, и даже профессоров — к «скоромным» речам. У французских писателей до сих пор — как только дойдут до десерта и ликеров — сейчас
начнутся разговоры о женщинах и пойдут эротические и прямо «похабные» словца и анекдоты.
Если бы за все пять лет забыть о том, что там, к востоку, есть обширная родиной что в ее центрах и даже в провинции
началась работа общественного роста, что оживились литература и пресса, что множество новых
идей, упований, протестов подталкивало поступательное движение России в ожидании великих реформ, забыть и не знать ничего, кроме своих немецких книг, лекций, кабинетов, клиник, то вы не услыхали бы
с кафедры ни единого звука, говорившего о связи «Ливонских Афин»
с общим отечеством Обособленность, исключительное тяготение к тому, что делается на немецком Западе и в Прибалтийском крае, вот какая нота слышалась всегда и везде.