— Вот говорит пословица: «Для друга семь верст не околица!» — говорил он, снимая картуз. — Прохожу мимо, вижу свет в окне, дай, думаю себе, зайду, верно, не спит. А! вот хорошо, что у тебя на столе чай, выпью с удовольствием чашечку: сегодня за обедом объелся всякой дряни, чувствую, что уж
начинается в желудке возня. Прикажи-ка мне набить трубку! Где твоя трубка?
Неточные совпадения
«Вот оно.
Началось! — мелькнуло у меня
в голове, и я никак не мог попасть ногами
в туфли. — А, черт! Спички не загораются. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Не всю же жизнь одни ларингиты да катары
желудка».
И из-за этого у нас была тяжелая ссора ночью. Убедил ее не делать этого. Здешнему персоналу я сообщил, что я болен. Долго ломал голову, какую бы болезнь придумать. Сказал, что у меня ревматизм ног и тяжелая неврастения. Они предупреждены, что я уезжаю
в феврале
в отпуск
в Москву лечиться. Дело идет гладко.
В работе никаких сбоев. Избегаю оперировать
в те дни, когда у меня
начинается неудержимая рвота с икотой. Поэтому пришлось приписать и катар
желудка. Ах, слишком много болезней у одного человека.
Желудки казенных студентов, кажется, первые изъявили на эту мысль свое полное согласие и подстрекнули своих владельцев объявить, наконец, протестацию эконому, начавшему их кормить только что не осиновыми дровами, поджаренными на воде. Ферапонтов сначала было не принимал никакого участия
в этом; но
в решительную минуту, когда за одним из обедов
начался заранее условленный шум и когда эконом начал было кричать: «Не будет вам другой говядины. Едите и такую… Вот она, тут, на столе стоит… Что вы с ней сделаете?»
В истории, написанной пчелой, значилось, что жизнь улья
началась с ранней весны, когда улей был выставлен на солнце, и пчела, тотчас же опорожнившись, полетела на цветущую вербу и, жужжа, осыпала ее, собирая с цветов пергу на лапки и мед
в желудки.
Обед был немножко натянут, потому что Мари, сама очень нервная женщина, была озабочена расстройством
желудка Гоги, — так (как и водится у порядочных людей) назывался меньшой мальчик Николай, — и еще оттого, что, как только
начинался политический разговор между гостем и Николаем Семенычем, отчаянный студент, желая показать, что он ни перед кем не стесняется высказывать свои убеждения, врывался
в разговор, и гость замолкал, Николай же Семеныч утишал революционера.