Неточные совпадения
— Это не
трогает меня, — сказал Нехлюдов. — Я так много видел нынче
настоящих несчастий, что…
«Я еще не опомнился от первого удара, — писал Грановский вскоре после кончины Станкевича, —
настоящее горе еще не
трогало меня: боюсь его впереди. Теперь все еще не верю в возможность потери — только иногда сжимается сердце. Он унес с собой что-то необходимое для моей жизни. Никому на свете не был я так много обязан. Его влияние на нас было бесконечно и благотворно».
Начало отчета о занятиях комитета, в котором я говорил о надеждах и проектах, потому что в
настоящем ничего не было,
тронули Аленицына до глубины душевной.
А теперь — к матери. Ему стыдно и радостно видеть, как она то смеется, то плачет и совсем не
трогает персикового варенья на имбире. «Ведь подумать — Алешенька, друг мой, в животе ты у меня был, и вдруг какой
настоящий офицер, с усами и саблей». И тут же сквозь слезы она вспоминает старые-престарые песни об офицерах, созданные куда раньше Севастопольской кампании.
Когда она была его невестой, ее религиозность
трогала его, теперь же эта условная определенность взглядов и убеждений представлялась ему заставой, из-за которой не видно было
настоящей правды.
Если б дело шло о расширении области дракинского лужения, это
тронуло бы меня весьма умеренно. Но Пафнутьевы говорят не о лужении, а об том, чтобы проникнуть в сферу шиворота и выворачиванья рук к лопаткам. Вот почва, на которой мы стоим в
настоящее время и которую не должны терять из виду, ежели хотим рассуждать правильно.
Правда, появились уже и волки в окрестных лесах, изредка и воют тихонько, словно подучиваясь к зимнему
настоящему вою, изредка и скотинку потаскивают, но людей не
трогают, — однако боится их матрос, как никогда ничего не боялся.
Тот, кто сидел теперь напротив господина Голядкина, был — ужас господина Голядкина, был — стыд господина Голядкина, был — вчерашний кошмар господина Голядкина, одним словом был сам господин Голядкин, — не тот господин Голядкин, который сидел теперь на стуле с разинутым ртом и с застывшим пером в руке; не тот, который служил в качестве помощника своего столоначальника; не тот, который любит стушеваться и зарыться в толпе; не тот, наконец, чья походка ясно выговаривает: «не
троньте меня, и я вас
трогать не буду», или: «не
троньте меня, ведь я вас не затрогиваю», — нет, это был другой господин Голядкин, совершенно другой, но вместе с тем и совершенно похожий на первого, — такого же роста, такого же склада, так же одетый, с такой же лысиной, — одним словом, ничего, решительно ничего не было забыто для совершенного сходства, так что если б взять да поставить их рядом, то никто, решительно никто не взял бы на себя определить, который именно
настоящий Голядкин, а который поддельный, кто старенький и кто новенький, кто оригинал и кто копия.
С Егором Семенычем происходило почти то же самое. Он работал с утра до ночи, все спешил куда-то, выходил из себя, раздражался, но все это в каком-то волшебном полусне. В нем уже сидело как будто бы два человека: один был
настоящий Егор Семеныч, который, слушая садовника Ивана Карлыча, докладывавшего ему о беспорядках, возмущался и в отчаянии хватал себя за голову, и другой, не
настоящий, точно полупьяный, который вдруг на полуслове прерывал деловой разговор,
трогал садовника за плечо и начинал бормотать...
— Про лошадь узнать было труднее. Калека так же, как и ты, из двадцати лошадей сейчас же указал на лошадь. Да я не для того приводил вас обоих в конюшню, чтобы видеть, узнаете ли вы лошадь, а для того, чтобы видеть — кого из вас двоих узнает лошадь. Когда ты подошел к ней, она обернула голову, потянулась к тебе; а когда калека
тронул ее, она прижала уши и подняла ногу. По этому я узнал, что ты
настоящий хозяин лошади.
— Pardon! — говорит он с тоскою. — Pardon. Мужчины медленно и неохотно расступаются, оглядывая недружелюбно Юрасова; дама в окошке не слышит, и другая смешливая дама долго
трогает ее за круглое, обтянутое плечо. Наконец она поворачивается и, прежде чем дать дорогу, медленно и страшно долго осматривает Юрасова, его желтые ботинки и пальто из
настоящего английского сукна. В глазах у нее темнота ночи, и она щурится, точно раздумывая, пропустить этого господина или нет.
— Ну, так что бы было? Да неужели же ты думаешь, что я слушала все твои россказни. Ты меня выручил из ямы — это правда. Но для чего — это вопрос… Для того, чтобы я делила с тобой твою скотскую жизнь… Что касается Леонида, я бы его любила, быть может, если бы он был
настоящим мужчиной, если бы он сумел взять меня в руки. Но все равно, я сегодня полюбила до безумия; он презирает меня, и это-то меня и
тронуло. О, я не скрою от тебя, я готова была бежать за ним.
Милый юноша, — по-видимому, он искренно предан мне, и это так
трогает меня в
настоящие тяжелые дни. Завтра сажусь за составление лекции. Пора!
— Нет, не жарко потому что. Ты всегда держишься в сторонке. Вон, Борька чуть
тронул за руку, — «ах, ох, это неприлично!». Мещанка ты, интеллигентка! Нет у тебя
настоящей товарищеской простоты.