Молчание. Вахрушка вздыхает. И куда эти бродяги только идут? В год-то их близко сотни в темной пересидит. Только
настоящие бродяги приходят объявляться поздно осенью, когда ударят заморозки, а этот какой-то оглашенный. Лежит Вахрушка и думает, а старик в темной затянул...
Неточные совпадения
Ермилыч даже закрыл глаза, когда задыхавшийся под напором бешенства писарь ударил кулаком по столу.
Бродяга тоже съежился и только мигал своими красными веками. Писарь выскочил из-за стола, подбежал к нему, погрозил кулаком, но не ударил, а израсходовал вспыхнувшую энергию на окно, которое распахнул с треском, так что жалобно зазвенели стекла. Сохранял невозмутимое спокойствие один Вахрушка, привыкший к
настоящему обращению всякого начальства.
Бродяга скорчил такую рожу, что Ермилыч невольно фыркнул и сейчас же испугался, закрыв пасть ладонью. Писарь сурово скосил на него глаза и как-то вдруг зарычал, так что отдельных слов нельзя было разобрать. Это был
настоящий поток привычной стереотипной ругани.
— Ловко щекотит, — заметил какой-то голос из толпы. — Ай да
бродяга,
настоящий скороход!
У Лиодора мелькнула мысль: пусть Храпун утешит старичонку. Он молча передал ему повод и сделал знак Никите выпустить чумбур. Все разом бросились в стороны. Посреди двора остались лошадь и
бродяга. Старик отпустил повод, смело подошел к лошади, потрепал ее по шее, растянул душивший ее чумбур, еще раз потрепал и спокойно пошел вперед, а лошадь покорно пошла за ним, точно за
настоящим хозяином. Подведя успокоенного Храпуна к террасе,
бродяга проговорил...
В
настоящее время между селениями Большое и Малое Такоэ, несколько в стороне от дороги, находится пожарище; тут стояло когда-то вольное селение Воскресенское; избы, оставленные хозяевами, были сожжены
бродягами.
Поставил человек лошадь к месту, кинул ей сена с воза или подвязал торбу с овсом, потом сунул кнут себе за пояс, с таким расчетом, чтобы люди видели, что это не
бродяга или нищий волочится на ногах по свету, а
настоящий хозяин, со своей скотиной и телегой; потом вошел в избу и сел на лавку ожидать, когда освободится за столом место.
— Конечно, — подтвердил я, хотя, в сущности,
бродяга обращался больше к себе самому, себя убеждал в преимуществах своей
настоящей жизни.
Но опять и тут
настоящая жизнь для
бродяги была закрыта.
— Ну, ничего, — сказал снисходительно
бродяга, — все-таки время провести. Конечно, и в книгах тоже…
настоящего нету.
— Кому какая надобность мое имя знать? — вздыхает
бродяга, подпирая кулачком щеку. — И какая мне от этого польза? Ежели б мне дозволили идти, куда я хочу, а то ведь хуже теперешнего будет. Я, братцы православные, знаю закон. Теперя я
бродяга, не помнящий родства, и самое большее, ежели меня в Восточную Сибирь присудят и тридцать не то сорок плетей дадут, а ежели я им свое
настоящее имя и звание скажу, то опять они меня в каторжную работу пошлют. Я знаю!
Хотя известия «о
бродягах духовного чина» здесь подаются в случайном и, конечно, крайне ограниченном размере и, разумеется, составляют, вероятно, только самую незначительную долю всей группы случаев этого рода, — однако, тем не менее, и по такой малой доле читатель будет в состоянии себе представить
настоящие, а не поддельные и притом весьма яркие картины былого.