Неточные совпадения
Над столом вокруг лампы мелькали ненужные, серенькие
создания, обжигались, падали на скатерть, покрывая ее пеплом. Клим запер дверь на террасу, погасил огонь и пошел спать.
«Боже мой! — думал он, внутренне содрогаясь, — полчаса назад я был честен, чист, горд; полчаса позже этот святой ребенок превратился бы в жалкое
создание, а „честный и гордый“ человек в величайшего негодяя! Гордый дух уступил бы всемогущей плоти; кровь и нервы посмеялись бы
над философией, нравственностью, развитием! Однако дух устоял, кровь и нервы не одолели: честь, честность спасены…»
Вся человеческая энергия направлена вовне, на
создание несовершенной, дурной множественности, на поддержание прогресса, закрепляющего закон тления, а не внутрь, не в глубь вечности, не на победу
над смертью и завоевание всеобщей, полной и вечной жизни.
Оно называлось «Песнь женщины
над гробом чистейшего
создания» и начиналось так...
Природа не стареет, вместо увядших произведений своих она рождает новые; искусство лишено этой вечной способности воспроизведения, возобновления, а между тем время не без следа проходит и
над его
созданиями.
Действительно, его краткость кажется недостаткам, когда вспомним о том, до какой степени укоренилось мнение, будто бы красота произведений искусства выше красоты действительных предметов, событий и людей; но когда посмотришь на шаткость этого мнения, когда вспомнишь, как люди, его выставляющие, противоречат сами себе на каждом шагу, то покажется, что было бы довольно, изложив мнение о превосходстве искусства
над действительностью, ограничиться прибавлением слов: это несправедливо, всякий чувствует, что красота действительной жизни выше красоты
созданий «творческой» фантазии.
Осенняя беспросветная мгла висела
над землей, и что-то тяжелое чувствовалось в сыром воздухе, по которому проносились какие-то серые тени: может быть, это были низкие осенние облака, может быть —
создания собственного расстроенного воображения.
Без сомнения, ей в этом улыбалась роль властвовать
над покорным
созданием, сделать его счастье и иметь в нем вечного раба.
Так Гоголь до конца жизни не переставал работать
над своим
созданием; но только немногие, близкие к нему люди знали, какое произведение готовит он.
Но ему беспрерывно снилась глубокая, безвыходная тирания
над бедным, беззащитным
созданием; и сердце смущалось и трепетало бессильным негодованием в груди его.
О такой личности можно бы написать и любопытную повесть, и
над воспроизведением или
созданием ее мог бы не бесплодно потрудиться самый первостепенный талант какого угодно европейского народа.
Повторяю, смеяться
над противниками живосечения нельзя, мучения животных при вивисекциях действительно ужасны, и сочувствие этим мукам — не сантиментальность, но нужно помнить, что мимо живосечения нет пути к
созданию научной медицины, которая будет излечивать людей.
Между обоими полами уже в самом
создании их существует иерархическое различие, которое вследствие грехопадения дисгармонически обостряется («и к мужу твоему влечение твое, и он будет властвовать
над тобой» — Быт.
Метафизическая смерть — да и то не смерть, но вечное умирание — низвержение в «тьму кромешную на самый край бытия», может совершиться для нераскаянных грешников только по воле Всемогущего, — да смилуется Он
над созданиями Своими!
Выступающее
над разными личинами женоненавистничество хочет совершенно извергнуть женщину из мира, как
создание Люцифера, дочь Лилит.
И «наука всех наук», «духовное художество» аскетики, ставит перед человеком прямо эту задачу
создания «внутреннего человека», обретения своей подлинной сущности путем длинной и мучительной работы
над самим собой, духовно-художественным подвигом.
Частные победы
над отдельными уголками тварного бытия, напри яад змеем, сами по себе еще судили мало и только губили бы те несч&сгйые
создания, которые оказались бы пригодным орудием для действия злобы дьявола.
«Жалкий твой ум, жалкое то счастье, которого ты желаешь, и несчастное ты
создание, само не знаешь, чего тебе надобно… Да дети-то здраво смотрят на жизнь: они любят и знают то, что должен любить человек, и то, что дает счастье, а вас жизнь до того запутала и развратила, что вы смеетесь
над тем, что одно любите, и ищете одного того, что ненавидите, и что делает ваше несчастие».
Тогдашний Петербург работал
над созданием, с одной стороны, музыкальной школы и добился учреждения консерватории, а с другой — дал ход творческой работе и по симфонической музыке и по оперной.
Диктатура эта оказалась также диктатурой и
над крестьянством, и она совершила жестокие насилия
над крестьянами, как то было при насильственной коллективизации, при
создании колхозов.
Вас не поразят здесь дикие величественные виды, напоминающие поэтический мятеж стихий в один из ужасных переворотов мира; вы не увидите здесь грозных утесов, этих ступеней, по коим шли титаны на брань с небом и с которых пали, разбросав в неровном бою обломки своих оружий, доныне пугающие воображение; вы не увидите на следах потопа, остывших, когда он стекал с остова земли, векового дуба, этого Оссиана лесов, воспевающего в час бури победу неба
над землей; вы не услышите в реве потока, брошенного из громовой длани, вечного отзыва тех богохульных криков, которые поражали слух природы в ужасной борьбе
создания с своим творцом.
Только теперь, у нас, здесь, мы работаем не для своего или чужого обогащения, а в самом труде своем работаем
над созданием новой, еще не виданной на земле жизни; в первый раз труд сам по себе становится великим общественным делом.
Тысячи рабочих, согнанных из разных областей государства, трудились
над созданием Екатеринослава, города, которому Потемкин в своем пылком воображении предназначил возвещать во веки веков «славу Екатерины», и он должен был, по его проекту, превзойти все величайшие европейские города.
Возвращаясь же домой все среди такой же бесчисленной и оживленной толпы, я думал о том, как далека от нас ужасная война и как при всей своей ярости она бессильна
над человеческой жизнью и
созданиями человека. Каким прочным, точно вылитым из стали, казалось мне все: и трамваи, и извозчики, и эти парочки на круглых скамейках, и весь обиход нашей жизни… и еще смешнее стал мой тогдашний первоначальный постыдный страх. Нам ли бояться?