Неточные совпадения
Вихров ничего ей не сказал, а только посмотрел
на нее. Затем они пожали друг у друга
руку и, даже не поцеловавшись
на прощанье, разошлись по
своим комнатам.
На другой день Клеопатра Петровна была с таким выражением в лице, что краше в гроб кладут, и все еще, по-видимому,
надеялась, что Павел скажет ей что-нибудь в отраду; но он ничего не сказал и, не оставшись даже обедать, уехал домой.
— Вот хоть бы тот же капитан Полосухин, об котором я уж имел честь вам докладывать: застал его однажды какой-то ревнивый старец… а старец, знаете, как не
надеялся на свою силу, идет и
на всякий случай по пистолету в
руках держит.
Я забылся
на несколько минут смутною дремотой, но, кажется, не надолго. Буря выла в лесу
на разные голоса и тоны. Каганец вспыхивал по временам, освещая избушку. Старик сидел
на своей лавке и шарил вокруг себя
рукой, как будто
надеясь найти кого-то поблизости. Выражение испуга и почти детской беспомощности виднелось
на лице бедного деда.
— Тогда бедные путники видят
свою ошибку и, махнув
рукой, говорят: «Э, да вы все Обломовы!» И затем начинается деятельная, неутомимая работа: рубят деревья, делают из них мост
на болоте, образуют тропинку, бьют змей и гадов, попавшихся
на ней, не заботясь более об этих умниках, об этих сильных натурах, Печориных и Рудиных,
на которых прежде
надеялись, которыми восхищались.
Бургмейер(очень уже постаревший и совсем почти поседевший, сидит
на диване около маленького, инкрустацией выложенного столика, склонив голову
на руку). Такие приливы крови делаются к голове, что того и жду, что с ума сойду, а это хуже смерти для меня… В могилу ляжешь, по крайней мере, ничего чувствовать не будешь, а тут
на чье попеченье останусь?
На Евгению Николаевну много
понадеяться нельзя!.. Я уж начинаю хорошо ее понимать: она, кроме
своего собственного удовольствия, ни о чем, кажется, не заботится…
Алеша покраснел, потом побледнел, опять покраснел, начал мять
свои руки, слезы у него от страха навернулись
на глазах… все тщетно! Он не мог выговорить ни одного слова, потому что,
надеясь на конопляное зерно, он даже и не заглядывал в книгу.
Она верила в
свой ум и
надеялась спустить с
рук это затруднение, пройдя его
на компромиссах, которые, по ее соображениям, должны были ей удаваться, а там наступит и желанная развязка с Бодростиным, и тогда можно будет выпроводить Ропшина за двери вместе и с Гордановым, и с невиннейшим Висленевым.
— Моей!.. Боже мой!.. в каком она теперь состоянии?.. Я положил это прекрасное творение
на смертный одр, сколотил ей усердно,
своими руками, гроб, и я же, безумный, могу говорить об утешении, могу
надеяться, как человек правдивый, благородный, достойный чести, достойный любви ее! Чем мог я купить эту надежду? Разве злодейским обманом! Не новым ли дополнить хочу прекрасное начало? Она умирает, а я, злодей, могу думать о счастье!.. Завтра, сказал ты, Фриц…
— Слыхал и я, да дело в том, что я в эту школу не гожусь, — сказал Хабар. —
Надеюсь на свой глаз и
руку, а более всего
на правый суд господа. В
своей же чести и бесчестье дольщиков не прошу и не принимаю, за
свою голову никому не кланяюсь.
Читатель не забыл,
надеюсь, переполох, происшедший в монастыре, после обнаружения содержимого в ящике, обмороков и болезнь Маши, чуть не сведшую ее в могилу. Не забыл также, что Кузьма Терентьев подстерег Ананьича с данным ему игуменьей Досифеей ящиком и успел отбить от него мертвую
руку. Он зарыл ее близ монастыря, сняв предварительно кольцо, которое спрятал в карман
своей поддевки.
На этот раз он решил не пропивать его, тем более, что деньги у него
на пьянство были.
Временщиком стал новый немец, но это был Миних. Он мечтал об исправлении внутренних дел в духе Петра I, в особенности об ослаблении Австрии и о взятии Константинополя. Старый герой
надеялся достигнуть заветной цели, с помощью юного товарища, Фридриха II прусского, который тогда начал войну за австрийское наследство, чтобы уничтожить
свою соперницу, императрицу Марию Терезу. Не прошло и пяти месяцев, как Россия очутилась в
руках нового временщика.
На этот раз пришла очередь графа Андрея Ивановича Остермана.
—
На письменном столе отца нашли письмо, написанное дрожащею
рукою. В этом письме отец объяснял причину
своего страшного решения. Мы теряли все. Он
надеялся, что его убийца оставит мне, по крайней мере, столько, что я никогда не буду терпеть нужды.
— Очень рад вас видеть, — крепко жал ему
руку Городов, — я теперь здесь экономом и
надеюсь угодить вам и увидеть, наконец,
свою пьесу
на здешней сцене.
Епископ оробел, принял дрожащей
рукой трость и в испуге начертал имена всех, кого имел основание почитать христианами, но, несмотря
на то, что он старался не позабыть ни одного надежного человека, правитель ему не поверил и заставил его поклясться, что он никого не укрыл. Опасаясь ответственности, епископ еще вспоминал и еще много дописывал, но боялся поклясться, не
надеясь на свою старую память, и стал плакать. Имени Зенона не было в епископском списке.
— Я говорила с ним. Он
надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, — сказала m-lle Bourienne. — Потому что, согласитесь, chère Marie попасть в
руки солдат или бунтующих мужиков
на дороге — было бы ужасно. M-lle Bourienne достала из ридикюля объявление (не
на русской обыкновенной бумаге) французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали
своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала его княжне.