…Он опять орет, и я не могу больше писать. Как ужасно, когда человек воет. Я слышал много страшных звуков, но этот всех страшнее, всех ужаснее. Он не похож ни на что другое, этот голос зверя, проходящий через гортань человека. Что-то свирепое и трусливое; свободное и жалкое до подлости. Рот кривится на сторону,
мышцы лица напрягаются, как веревки, зубы по-собачьи оскаливаются, и из темного отверстия рта идет этот отвратительный, ревущий, свистящий, хохочущий, воющий звук…
— Я пришел к непоколебимому убеждению, Маша, что две трети нашей русской неумелости вызваны полным отсутствием какой бы то ни было выработки тех сторон нашей организации, которые служат нынешнему выражению. Мы не умеем ни хорошенько ходить, ни прилично есть, ни вовремя молчать… А чего уж радикально не умеем: так это — двигать целесообразно руками, ногами,
мышцами лица, глазами и языком, когда мы говорим.
Помню то мучительное чувство страха и какой-то дикой покорности, когда, оставшись один, совсем один в своей комнате или на берегу моря, я вдруг начинал испытывать странное давление на
мышцы лица, безумное и наглое требование смеха, хотя мне было не только не смешно, но даже и не весело.
Неточные совпадения
«А почему ж нет? — ревниво думал опять, — женщины любят эти рослые фигуры, эти открытые
лица, большие здоровые руки — всю эту рабочую силу
мышц… Но ужели Вера!..»
Не говоря уже о том, что по
лицу этому видно было, какие возможности духовной жизни были погублены в этом человеке, — по тонким костям рук и скованных ног и по сильным
мышцам всех пропорциональных членов видно было, какое это было прекрасное, сильное, ловкое человеческое животное, как животное, в своем роде гораздо более совершенное, чем тот буланый жеребец, зa порчу которого так сердился брандмайор.
Я посмотрел на него. Редко мне случалось видеть такого молодца. Он был высокого роста, плечист и сложен на славу. Из-под мокрой замашной рубашки выпукло выставлялись его могучие
мышцы. Черная курчавая борода закрывала до половины его суровое и мужественное
лицо; из-под сросшихся широких бровей смело глядели небольшие карие глаза. Он слегка уперся руками в бока и остановился передо мною.
…Лишения и страдания скоро совсем подточили болезненный организм Белинского.
Лицо его, особенно
мышцы около губ его, печально остановившийся взор равно говорили о сильной работе духа и о быстром разложении тела.
Представьте себе оранжерейного юношу, хоть того, который описал себя в «The Dream»; [«Сон» (англ.).] представьте его себе
лицом к
лицу с самым скучным, с самым тяжелым обществом,
лицом к
лицу с уродливым минотавром английской жизни, неловко спаянным из двух животных: одного дряхлого, другого по колена в топком болоте, раздавленного, как Кариатида, постоянно натянутые
мышцы которой не дают ни капли крови мозгу.
Но ни одной слезинки не показывалось на его глазах, ни малейшего сокращения
мышц не замечалось в
лице: стоит как каменный, ни одним мускулом не дрогнет.
— Тронутый до внутренности сердца толико печальным зрелищем, ланитные
мышцы нечувствительно стянулися ко ушам моим и, растягивая губы, произвели в чертах
лица моего кривление, улыбке подобное, за коим я чхнул весьма звонко.
Вглядитесь в
лица, в осанки и в движения этих людей: в каждой морщине этого загорелого, скуластого
лица, в каждой
мышце, в ширине этих плеч, в толщине этих ног, обутых в громадные сапоги, в каждом движении, спокойном, твердом, неторопливом, видны эти главные черты, составляющие силу русского, — простоты и упрямства.
В детстве, когда меня бил отец, я должен был стоять прямо, руки по швам, и глядеть ему в
лицо. И теперь, когда он бил меня, я совершенно терялся и, точно мое детство все еще продолжалось, вытягивался и старался смотреть прямо в глаза. Отец мой был стар и очень худ, но, должно быть, тонкие
мышцы его были крепки, как ремни, потому что дрался он очень больно.
У рыбаков есть свой особенный шик. Когда улов особенно богат, надо не войти в залив, а прямо влететь на веслах, и трое гребцов мерно и часто, все как один, напрягая спину и
мышцы рук, нагнув сильно шеи, почти запрокидываясь назад, заставляют лодку быстрыми, короткими толчками мчаться по тихой глади залива. Атаман,
лицом к нам, гребет стоя; он руководит направлением баркаса.
Больной был мужик громадного роста, плотный и мускулистый, с загорелым
лицом; весь облитый потом, с губами, перекошенными от безумной боли, он лежал на спине, ворочая глазами; при малейшем шуме, при звонке конки на улице или стуке двери внизу больной начинал медленно выгибаться: затылок его сводило назад, челюсти судорожно впивались одна в другую, так что зубы трещали, и страшная, длительная судорога спинных
мышц приподнимала его тело с постели; от головы во все стороны расходилось по подушке мокрое пятно от пота.
Я сказал, что сам побью челом великому князю от
лица Новгорода Великого, чтобы он сжал его крепкой, самодержавной
мышцей своей и наложил бы на него праведную десницу.