Неточные совпадения
Но были и не умилительные, были даже совсем веселые, были даже насмешки над иными
монахами из беспутных, так что он прямо вредил своей идее, рассказывая, — о чем я и
заметил ему: но он не понял, что я хотел сказать.
На повороте, то есть на этапе, и именно там, где
монахи водку шартрез делают, — это
заметьте, — я встречаю туземца, стоящего уединенно, смотрящего молча.
Пораженный и убитый горем
монах явился в Константинополь ко вселенскому патриарху и
молил разрешить его послушание, и вот вселенский владыко ответил ему, что не только он, патриарх вселенский, не может разрешить его, но и на всей земле нет, да и не может быть такой власти, которая бы могла разрешить его от послушания, раз уже наложенного старцем, кроме лишь власти самого того старца, который наложил его.
Но Алеше уже и нечего было сообщать братии, ибо все уже всё знали: Ракитин, послав за ним
монаха, поручил тому, кроме того, «почтительнейше донести и его высокопреподобию отцу Паисию, что имеет до него он, Ракитин, некое дело, но такой важности, что и минуты не
смеет отложить для сообщения ему, за дерзость же свою земно просит простить его».
— Наверно, то, что в двенадцатом столетии только
монахов и можно было есть, потому что только одни
монахи и были жирны, —
заметил Гаврила Ардалионович.
Среди этого чтения кто-то подъехал к крыльцу. Пушкин взглянул в окно, как будто смутился и торопливо раскрыл лежавшую на столе Четью-Минею.
Заметив его смущение и не подозревая причины, я спросил его: что это значит? Не успел он ответить, как вошел в комнату низенький, рыжеватый
монах и рекомендовался мне настоятелем соседнего монастыря.
Говела она не всегда в Великий пост, а как ей вздумается, раза по два и по три в год, не затрудняясь употребленьем скоромной пищи, если была нездорова; терпеть не могла
монахов и монахинь, и никогда черный клобук или черная камилавка не
смели показываться ей на глаза.
Игумен и вся братия с трепетом проводили его за ограду, где царские конюха дожидались с богато убранными конями; и долго еще, после того как царь с своими полчанами скрылся в облаке пыли и не стало более слышно звука конских подков,
монахи стояли, потупя очи и не
смея поднять головы.
Монах, который сохранил
Потомству верное преданье
О славном витязе моем,
Нас уверяет
смело в том...
Сказывают также, что когда-то была на том месте пустынь, от которой осталась одна каменная ограда да подземные склепы, и что будто с тех пор, как ее разорили татары и погубили всех старцев, никто не
смел и близко к ней подходить; что каждую ночь перерезанные
монахи встают из могил и сходятся служить сами по себе панихиду; что частенько, когда делывали около этого места порубки, мужики слыхали в сумерки благовест.
А! схима… так! святое постриженье…
Ударил час, в
монахи царь идет —
И темный гроб моею будет кельей…
Повремени, владыко патриарх,
Я царь еще: внемлите вы, бояре:
Се тот, кому приказываю царство;
Целуйте крест Феодору… Басманов,
Друзья мои… при гробе вас
молюЕму служить усердием и правдой!
Он так еще и млад и непорочен…
Клянетесь ли?
— Не под силу нам, мирским людям, смирение, когда и
монахов гордость обуяла, —
смело ответил мужик. — Я свою гордость пешком унес, а ты едва привез ее на четверне…
Монах говорил всё живее. Вспоминая, каким видел он брата в прежние посещения, Пётр
заметил, что глаза Никиты мигают не так виновато, как прежде. Раньше ощущение горбуном своей виновности успокаивало — виноватому жаловаться не надлежит. А теперь вот он жалуется, заявляет, что неправильно осуждён. И старший Артамонов боялся, что брат скажет ему...
С откровенностями в этом роде товарищи к Брянчанинову и Чихачеву и не появлялись, но зато во всех других случаях, если встречалось какое-либо серьезное недоразумение или кто-нибудь имел горе и страдание, те
смело обращались к «благочестивым товарищам-монахам» и всегда находили у них самое теплое, дружеское участие.
Как только минуло мне девять лет, он
поместил меня в Академию художеств и, расплатясь с своими должниками, удалился в одну уединенную обитель, где скоро постригся в
монахи.
Подбирают речи блаженных
монахов, прорицания отшельников и схимников, делятся ими друг с другом, как дети черепками битой посуды в играх своих. Наконец, вижу не людей, а обломки жизни разрушенной, — грязная пыль человеческая носится по земле, и
сметает её разными ветрами к папертям церквей.
— Я, —
мол, — не потому в
монахи пошёл, что сытно есть хотел, а потому, что душа голодна! Жил и вижу: везде работа вечная и голод ежедневный, жульничество и разбой, горе и слёзы, зверство и всякая тьма души. Кем же всё это установлено, где наш справедливый и мудрый бог, видит ли он изначальную, бесконечную муку людей своих?
В Тамбинской пустыни настоятель, прекрасный хозяин, из купцов, принял просто и спокойно Сергия и
поместил его в келье Иллариона, дав сначала ему келейника, а потом, по желанию Сергия, оставив его одного. Келья была пещера, выкопанная в горе. В ней был и похоронен Илларион. В задней пещере был похоронен Илларион, в ближней была ниша для спанья, с соломенным матрацем, столик и полка с иконами и книгами. У двери наружной, которая запиралась, была полка; на эту полку раз в день
монах приносил пищу из монастыря.
Он старался не видеть их, не
замечать всего того, что делалось: не видеть того, как солдат провожал их, расталкивая народ, как дамы показывали друг другу
монахов — часто его даже и известного красавца
монаха.
Старшой. Да как же ты
смеешь с пустыми руками ко мне ворочаться? Да еще краюшку какую-то вонючую принес; что ты надо мной смеяться вздумал? А? Что ты в аду даром хлеб есть хочешь? Другие стараются, хлопочут. Вот ведь они (показывает на чертенят), кто 10000, кто 20000, кто вон 200000 доставил. Из
монахов — и то 112 привел. А ты с пустыми руками пришел да еще какую-то краюшку принес. Да мне басни рассказываешь! Болтаешься ты, не работаешь. Вот они у тебя и отбились от рук. Погоди ж, брат, я тебя выучу.
И во гневе за
меч ухватился Поток:
«Что за хан на Руси своеволит?»
Но вдруг слышит слова: «То земной едет бог,
То отец наш казнить нас изволит!»
И на улице, сколько там было толпы,
Воеводы, бояре,
монахи, попы,
Мужики, старики и старухи —
Все пред ним повалились на брюхи.
Клиопа спохватился, умолк и стал таскать мешки, мельник же продолжал браниться. Ворчал он лениво, посасывая после каждой фразы трубку и сплевывая. Когда иссяк рыбный вопрос, он вспомнил о каких-то его собственных двух мешках, которые якобы «зажулили» когда-то
монахи, и стал браниться из-за мешков, потом,
заметив, что Евсей пьян и не работает, он оставил в покое
монахов и набросился на работника, оглашая воздух отборною, отвратительною руганью.
Наконец он вышел. Собрав вокруг себя всех
монахов, он с заплаканным лицом и с выражением скорби и негодования начал рассказывать о том, что было с ним в последние три месяца. Голос его был спокоен, и глаза улыбались, когда он описывал свой путь от монастыря до города. На пути, говорил он, ему пели птицы, журчали ручьи, и сладкие, молодые надежды волновали его душу; он шел и чувствовал себя солдатом, который идет на бой и уверен в победе; мечтая, он шел и слагал стихи и гимны и не
заметил, как кончился путь.
В ту же минуту, как из глаз моих скрылись офицеры, расспрашивавшие
монахов об отце Строфокамиле, я
заметил невдалеке одного моего товарища, который так же, как я, знал Берлинского, Малахию и Гиезия.
— Когда же это было? Я уж много лет с ним, не
замечал такого.
Монах монахом…
Марья Ивановна не удерживала его, она была вольнодумка в этом отношении; она была набожна, но не любила
монахов, смеялась над барынями, бегающими за
монахами, и говаривала
смело, что, по ее мнению,
монахи такие же люди, как мы, грешные, и что можно спастись в миру лучше, чем в монастыре.
Говорили, будто одному из наиболее любимых путешественником лиц в его свите был предложен богатый подарок за то, если оно сумеет удержать герцога на определенное по маршруту время. Это лицо, — кажется, адъютант, — любя деньги и будучи
смело и находчиво, позаботилось о своих выгодах и сумело заинтересовать своего повелителя рассказом о скандалезном происшествии с картиною Фебуфиса, которая как раз о ту пору оскорбила римских
монахов, и о ней шел говор в художественных кружках и в светских гостиных.
Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и не
замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки
монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.