Неточные совпадения
Ночью с Ляховским сделался второй удар. Несмотря на все усилия
доктора, спасти больного не было никакой возможности; он угасал на глазах. За час до смерти он знаком попросил себе бумаги и карандаш; нетвердая рука судорожно нацарапала всего два слова: «Пуцилло-Маляхинский…» Очевидно, сознание отказывалось служить Ляховскому, паралич распространялся на
мозг.
Доктор, выслушав и осмотрев его, заключил, что у него вроде даже как бы расстройства в
мозгу, и нисколько не удивился некоторому признанию, которое тот с отвращением, однако, сделал ему. «Галлюцинации в вашем состоянии очень возможны, — решил
доктор, — хотя надо бы их и проверить… вообще же необходимо начать лечение серьезно, не теряя ни минуты, не то будет плохо».
Два слова
доктора будто прожгли в его
мозгу огненную дорогу…
У Вихрова
доктор признал воспаление в
мозгу и весьма опасался за его жизнь, тем более, что тот все продолжал быть в беспамятстве.
— Надо его поберечь, — у него
мозги здоровые! — говорил
доктор, уходя.
— Да, очень, — отвечал
доктор. — Сильнейшее воспаление в легких; перипневмония в полном развитии, может быть, и
мозг поражен, а субъект молодой. Его же силы теперь против него направлены. Поздно послали, а впрочем, мы все сделаем, что требует наука.
Так-с… Прием, они говорят, сейчас ничтожный. В деревнях мнут лен, бездорожье… «Тут-то тебе грыжу и привезут, — бухнул суровый голос в
мозгу, — потому что по бездорожью человек с насморком (нетрудная болезнь) не поедет, а грыжу притащат, будь покоен, дорогой коллега
доктор».
—
Доктора врут, — сказал бухгалтер; все засмеялись. — Ты не верь им, — продолжал он, польщенный этим смехом. — В прошлом году, в посту, из барабана зуб выскочил и угораздил прямо в старика Калмыкова, в голову, так что
мозг видать было, и
доктор сказал, что помрет; одначе, до сих пор жив и работает, только после этой штуки заикаться стал.
Но читателю может ещё представляться вопрос: «что же нужно делать для нравственного развития, на которое
мозг должен иметь влияние не прямое, а посредственное?» На этот счёт мы привели уже мимоходом несколько заметок
доктора Бока; но здесь можем, прибавить и ещё несколько соображений. Они очень нехитры, и потому не будут продолжительны.
Главный
доктор в заведении был добрейший человек в мире, но, без сомнения, более поврежденный, нежели половина больных его (он надевал, например, на себя один шейный и два петличных ордена для того, чтобы пройти по палатам безумных; он давал чувствовать фельдшерам, что ему приятно, когда они говорят «ваше превосходительство», а чином был статский советник, и разные другие шалости ясно доказывали поражение больших полушарий
мозга); больные ненавидели его оттого, что он сам, стоя на одной почве с ними, вступал всегда в соревнование.
— Да-с — околоточный и хожалый.
Доктор уехал, из части взяли… Что же ему за сухота теперь? И крови-то ничего почти не вышло… В
мозг, значит, прямо… Страсти! — Старичок вздрогнул и перекрестился. — Пожалуйте!.. — показал он рукой вверх.
— Где им! Почитай, только
мозги расковыряли, ежели пуля в голову попала, то уж какие там
доктора…
Приехавший к вечеру из уездного города
доктор нашел у Юрика вывих плеча и легкое сотрясение
мозга.
Все это молниеносно пронеслось в его пораженном произнесением имени любимой им женщины
мозгу, но когда после слов старушки: «вот и
доктор», молодая женщина, одетая в богатое дорожное платье, встала с колен и обернулась к Караулову, у него подогнулись колени и он сделал над собой неимоверное усилие, чтобы удержаться на ногах.
Доктора определили сильнейшую нервную горячку, объявив, что положение очень опасно и что при такой тяжелой форме, вызванной страшным потрясением не только всей нервной системы, но и
мозга, исходов болезни только два — смерть или сумасшестие.