Неточные совпадения
— Да, но в таком случае, если вы позволите сказать свою мысль… Картина ваша так хороша, что мое замечание не
может повредить ей, и потом это мое личное мнение. У вас это другое. Самый
мотив другой. Но возьмем хоть Иванова. Я полагаю, что если Христос сведен на степень исторического лица, то лучше
было бы Иванову и избрать другую историческую тему, свежую, нетронутую.
«А
может быть, Безбедова тоже убили, чтоб он молчал о том, что знает?
Может быть, Тагильский затем и приезжал, чтобы устранить Безбедова? Но если
мотив убийства — месть Безбедова, тогда дело теряет таинственность и сенсацию. Если б можно
было доказать, что Безбедов действовал, подчиняясь чужой воле…»
Главное, он так и трепетал, чтобы чем-нибудь не рассердить меня, чтобы не противоречить мне и чтобы я больше
пил. Это
было так грубо и очевидно, что даже я тогда не
мог не заметить. Но я и сам ни за что уже не
мог уйти; я все
пил и говорил, и мне страшно хотелось окончательно высказаться. Когда Ламберт пошел за другою бутылкой, Альфонсинка сыграла на гитаре какой-то испанский
мотив; я чуть не расплакался.
— Сентиментальность! — иронически сказал Новодворов. — Нам трудно понять эмоции этих людей и
мотивы их поступков. Ты видишь тут великодушие, а тут,
может быть, зависть к тому каторжнику.
Но, не имея ни тени
мотивов к убийству из таких, какие имел подсудимый, то
есть ненависти, ревности и проч., и проч., Смердяков, без сомнения,
мог убить только лишь из-за денег, чтобы присвоить себе именно эти три тысячи, которые сам же видел, как барин его укладывал в пакет.
Досадовала и на себя; но в этой досаде уже ясно проглядывал
мотив: «Как я
могла быть так слепа?»
Сатир высказывал эти слова с волнением, спеша, точно не доверял самому себе. Очевидно, в этих словах заключалось своего рода миросозерцание, но настолько не установившееся, беспорядочное, что он и сам не
был в состоянии свести концы с концами. Едва ли он
мог бы даже сказать, что именно оно, а не другой, более простой
мотив, вроде, например, укоренившейся в русской жизни страсти к скитальчеству, руководил его действиями.
Положение это
было еще более неприятно потому, что, как мне ни противно
было, я не
мог не слышать, как Jérôme, прогуливаясь по своей комнате, насвистывал совершенно спокойно какие-то веселые
мотивы.
О финских песнях знаю мало. Мальчики-пастухи что-то
поют, но тоскливое и всё на один и тот же
мотив.
Может быть, это такие же песни, как у их соплеменников, вотяков, которые, увидев забор,
поют (вотяки, по крайней мере, русским языком щеголяют): «Ах, забёр!», увидав корову —
поют: «Ах корова!» Впрочем, одну финскую песнь мне перевели. Вот она...
Это
были лица разнообразнейших характеров и убеждений, так что самые
мотивы для сближения с тем или другим отнюдь не
могли быть одинаковыми.
Тем не менее и тот, и другой, и третий давно составляли ее круг, из чего должно
было заключить, что тут, собственно говоря, не
могло быть и речи об
мотивах.
Все
мотивы этих отказов таковы, что, как бы самовластны ни
были правительства, они не
могут открыто наказывать за них. Для того, чтобы наказывать за такие отказы, надо бесповоротно самим правительствам отречься от разума и добра. А они уверяют людей, что властвуют только во имя разума и добра.
Действительно, очень выгодно бы
было, если бы люди
могли любить человечество так же, как они любят семью;
было бы очень выгодно, как про это толкуют коммунисты, заменить соревновательное направление деятельности людской общинным или индивидуальное — универсальным, чтобы каждый для всех и все для одного, да только нет для этого никаких
мотивов.
Но
есть третий род истин, таких, которые не стали еще для человека бессознательным
мотивом деятельности, но вместе с тем уже с такою ясностью открылись ему, что он не
может обойти их и неизбежно должен так или иначе отнестись к ним, признать или не признать их.
Но любви такой не
может быть. Для нее нет никакого
мотива. Христианская любовь вытекает только из христианского жизнепонимания, по которому смысл жизни состоит в любви и служении богу.
Надо
было посмотреть, что делалось тогда с Фалалеем: он плясал до забвенья самого себя, до истощения последних сил, поощряемый криками и смехом публики; он взвизгивал, кричал, хохотал, хлопал в ладоши; он плясал, как будто увлекаемый постороннею, непостижимою силою, с которой не
мог совладать, и упрямо силился догнать все более и более учащаемый темп удалого
мотива, выбивая по земле каблуками.
В музыке еще труднее провести обыкновенные подразделения; если отнесем марши, патетические пьесы и т. д. к отделу величественного; если пьесы, дышащие любовью или веселостью, причислим к отделу прекрасного; если отыщем много комических песен, то у нас еще останется огромное количество пьес, которые по своему содержанию не
могут быть без натяжки причислены ни к одному из этих родов: куда отнести грустные
мотивы? неужели к возвышенному, как страдание? или прекрасному, как нежные мечты?
— Нужно читать только те книги, которые учат понимать смысл жизни, желания людей и
мотивы их поступков. Нужно знать, как плохо живут люди и как хорошо они
могли бы жить, если б
были более умны и более уважали права друг друга. А те книги, которые вы читаете, лгут, и лгут грубо. Вот они внушили вам дикое представление о героизме… И что же? Теперь вы
будете искать в жизни таких людей, каковы они в этих книжках…
Всякие же частные меры, рассматриваемые в категории средств,
могут быть обсуждаемы лишь по
мотивам целесообразности, почему и не
может быть начертано единой и неизменной социальной политики христианства (нельзя, напр., сказать, чтобы христианство само по себе
было против социализма, как хозяйственного строя, или же за него).
Из нашего понимания религиозной философии, как вольного художества на религиозные
мотивы, следует, что не
может и не должно
быть одного канонически обязательного типа религиозной философии или «богословия»: догматы неизменны, но их философская апперцепция [Апперцепция — здесь: восприятие.] изменяется вместе с развитием философии.
Ибо если вообще философия, сколь бы ни казалась она критичной, в основе своей мифична или догматична, то не
может быть никаких оснований принципиально отклонять и определенную религиозно-догматическую философию, и все возражения основаны на предрассудке о мнимой «чистоте» и «независимости» философии от предпосылок внефилософского характера, составляющих, однако, истинные темы или
мотивы философских систем.
Исчерпывающей нормой отношений между полами не
может быть одна влюбленность жениха и невесты, соединенная с отрицанием брака (хотя в антитетике любви бесспорно присутствует и этот
мотив: влюбленные в известный момент любви не хотят брака).
Глафира не напрасно, отпуская Лару, не давала ей никаких подробных советов: одной зароненной мысли о необходимости играть ревностью мужа
было довольно, и вариации, какие Лариса сама
могла придумать на этот
мотив, конечно, должны
были выйти оригинальнее, чем если бы она действовала по научению.
Фанатизм
есть любопытное явление перерождения человеческой психики и злого перерождения под влиянием
мотивов, которые сами по себе не
могут быть названы злыми и связаны с бескорыстным увлечением идеей или каким-нибудь верованием.
Человек, стремящийся к осуществлению какой-нибудь утопической идеи во что бы то ни стало,
может быть бескорыстным и руководиться
мотивами, которые признаются нравственными, — он стремится к совершенной жизни, но он все же эгоцентрик и
может стать нравственным идиотом, потерять различие между добром и злом.
— Полноте! Этот
мотив давно уже разработан Лопе де Вегой, и, конечно, сравнения
быть не
может! Но какая скука! Какая гнетущая скука!
— Почему? Потому что жизнь такая! — Андрей Иванович вздохнул, положил голову на руки, и лицо его омрачилось. — Как вы скажете, отчего люди
пьют? От разврата? Это
могут думать только в аристократии, в высших классах. Люди
пьют от горя, от дум… Работает человек всю неделю, потом начнет думать; хочется всякий вопрос разобрать по основным
мотивам, что? как? для чего?… Куда от этих дум деться? А
выпьешь рюмочку-другую, и легче станет на душе.
Я не видал ее взрослой девушкой и не
могу сказать — что из нее вышло, но знаю от многих, в том числе и от Тургенева, что вышло что-то весьма малоуравновешенное. И неудачная любовь, вместе с сознанием, что она ничего хорошо не знает и ни к чему не подготовлена,
были, вероятно,
мотивами ее самоубийства, навеявшего мне рассказ"По-русски"в виде дневника матери.
И потребность что-нибудь задумать более крупное по беллетристике входила в эти
мотивы, а парижская суета не позволяла сосредоточиться.
Были на очереди и несколько этюдов, которые я
мог диктовать моему секретарю. Я
мог его взять с собою в Вену, откуда он все мечтал перебраться в Прагу и там к чему-нибудь пристроиться у"братьев славян".
Мне все-таки жилось за границей настолько легко и разнообразно, что променять то, что я там имел, на то, что
могла мне дать жизнь в Петербурге или Москве,
было очень рискованно. А главный
мотив, удерживавший меня за границей,
был — неослабшая еще во мне любовь к свободе, к расширению моих горизонтов во всех смыслах — и чисто мыслительном, и художественном, и общественно-политическом.
Глостер пользуется случаем сказать остроту, что нынче безумные водят слепых, и старательно прогоняет старика, очевидно, не из
мотивов, которые
могли быть свойственны в эту минуту Глостеру, а только затем, чтобы, оставшись наедине с Эдгаром, проделать сцену воображаемого спрыгивания с утеса.
— Оставь этот вопрос, — мрачно ответил он. — Я не
могу отвечать на него.
Может быть, впоследствии ты сам поймешь и оценишь
мотивы, руководившие мною; теперь я не
могу избавить тебя от тяжелой необходимости сделать выбор — ты должен принадлежать кому-нибудь одному из нас, с другим надо расстаться. Покорись этому не рассуждая, как воле судьбы…
Первый, после дела об отравлении князя Александра Павловича,
был, по настоянию прокурорского надзора, переведен в городской участок. Главным
мотивом для этого перевода
было иметь его всегда перед глазами. Сергей Павлович сперва
был очень этим недоволен, не имея более возможности устраивать себе летом воздушные канцелярии, но потом успокоился на мысли, что за то каждый вечер он
может перекинуться в картишки в Коннозаводском собрании, что и исполнял неукоснительно.
— А в том, что князь отравлен, конечно домашними, так как посторонних в доме не
было, разве
есть логика? У кого какие
мотивы могли бы
быть для этого? — спросил Карамышев.