Неточные совпадения
Собственно
мистический характер зодчество теряет с веками Восстановления. Христианская вера борется с философским сомнением, готическая стрелка — с греческим фронтоном, духовная святыня — с светской красотой. Поэтому-то храм св. Петра и имеет такое высокое значение, в его колоссальных размерах
христианство рвется в жизнь, церковь становится языческая, и Бонаротти рисует на стене Сикстинской капеллы Иисуса Христа широкоплечим атлетом, Геркулесом в цвете лет и силы.
Из Александровской эпохи с ее интерконфессиональным
христианством, Библейским Обществом,
мистической настроенностью вышел и митрополит Филарет, очень талантливый, но двойственный по своей роли.
Нил Сорский сторонник более духовного,
мистического понимания
христианства, защитник свободы по понятиям того времени, он не связывал
христианство с властью, был противник преследования и истязания еретиков.
Это была эпоха
мистических течений, масонских лож, интерконфессионального
христианства, Библейского Общества, Священного союза и теократических мечтаний, Отечественной войны, декабристов, Пушкина и развития русской поэзии, эпоха русского универсализма, который имел такое определяющее значение для русской духовной культуры XIX в.
Лишь в
мистическом гнозисе
христианства все это дано и нигде более.
Язычество было церковнее духовного
христианства протестантизма, в нем была
мистическая земля, мировая душа, были мистерии, которых нет уже в протестантизме с его ложной духовностью.
Глубоким представляется учение Мейстера Эккерта [Эккерт был мистиком огромной силы, но он был пантеист, превратил
христианство в религию отвлеченной духовности и явился
мистическим истоком протестантизма.] о Перво-Божестве (Gottheit), которое глубже и изначальнее Бога (Gott).
Задача эта многим представлялась весьма темною и даже вовсе непонятною, но тем не менее члены терпеливо выслушивали, как Зайончек, стоя в конце стола перед составленною им картою «христианского мира», излагал
мистические соображения насчет «рокового разветвления
христианства по свету, с таинственными божескими целями, для осуществления которых Господь сзывает своих избранных».
Возможны и постоянно появляются все новые попытки устранить или обойти этот «камень веры», которая, однако, должна неизменно остаться в основе всякого движения вперед по пути
христианства [Вероятнее всего, имеется в виду Р. Штейнер и его книга «
Христианство как
мистический факт и мистерии древности» (Ереван, 1991).].
Все, что Гекер говорит о
христианстве, свидетельствует о том, что он совсем не видит и не понимает духовной и
мистической стороны
христианства.
Страшное омертвение церкви Петровой, гниение ее покровов должно привести к выявлению церкви Иоанновой, к воплощению
мистической традиции
христианства.
Христианство по
мистическому своему смыслу совсем не демократично, оно — подлинно, внутренно иерархично и аристократично.
В
христианстве есть глубокая, идущая от апостолов
мистическая традиция.
Про
христианство одинаково можно сказать, что оно и самая
мистическая религия в мире и что она — религия совсем не
мистическая, а исторически-бытовая и удивительно приспособленная к среднему уровню людей, к их житейской трезвости.
Так, напр., нельзя отрицать формального, технического сходства в методах практической мистики восточной йоги и восточного
христианства, хотя дух этих двух типов мистики очень различен, даже противоположен [Ладыженский в книге «Сверхсознание» делает опыт сравнения
мистического опыта восточнохристианской аскетики, как она выражена в Добротолюбии, и индусской йоги.
— Это очень печально, то, что вы говорите, свидетельница, и я глубоко сочувствую вам; но поймите же, что нельзя так умалять сущность
христианства, сводя его к понятию греха и добродетели, хождению в церковь и обрядам. Сущность
христианства в
мистической близости с богом…
В
мистической Италии у Иохима из Флориды зародились пророческие упования новой мировой эпохи
христианства, эпохи любви, эпохи Духа.
Наиболее ценно и незыблемо в христианской морали именно то, к чему наименее склонны современные морализаторы
христианства, —
мистическая аскетика.
Христианство благословляло деторождение лишь как искупление греха, лишь как единственное оправдание
мистической противоестественности и ненормальности рождающей сексуальной жизни.
Любой бытовик-христианин, искренно верующий и не лишенный религиозного опыта, священник или мирянин, скажет, что в
христианстве нет ничего
мистического, что мистика в
христианстве всегда была знаком болезненности или еретичества, что мистиками были гностики и сектанты, а церковь — против мистики.
В
христианстве вечно противоборствуют два начала — внутренно-мистическое и внешне-бытовое, аристократическое и демократическое, духовное и душевное, интимно-сокровенное и приспособленное для среднего уровня человечества и средних ступеней человеческого общения.