Неточные совпадения
Игрою и ремеслом находил Клим и суждения о будущем Великого сибирского пути, о выходе России на берега океана, о политике Европы в Китае, об успехах
социализма в Германии и вообще о жизни
мира.
Но и
социализм, в большинстве случаев основанный на ложной метафизике, признает
мир объектов первичной реальностью,
мир же субъекта — вторичный.
Идея, высказанная уже Чаадаевым, что русский народ, более свободный от тяжести всемирной истории, может создать новый
мир в будущем, развивается Герценом и народническим
социализмом.
Но он верил, что русский мужик спасет
мир от торжествующего мещанства, которое он видел и в западном
социализме, и у рабочих Европы.
Социализм верит, что старый
мир разрушится, что над старым злом будет произнесен окончательный суд, что настанет совершенное состояние на земле, царство человеческой правды, что люди будут как боги.
Я не хочу переехать в недра земли ранее, чем мы отречемся от старого
мира публично и явно, а потому, отклоняя предложение товарища Самойлова о вооруженной демонстрации, предлагаю вооружить меня крепкими сапогами, ибо глубоко убежден, что это полезнее для торжества
социализма, чем даже очень большое мордобитие!..
Вы оторвали человека от жизни и разрушили его;
социализм соединяет разрушенный вами
мир во единое великое целое, и это — будет!
Оказывается, что всё то, что было сделано теми людьми, которые поняли учение Христа прямо и жили сообразно с таким пониманием, — всё то, что делали и говорили все истинные христиане, все христианские подвижники, всё то, что преобразовывает
мир теперь под видом
социализма и коммунизма, всё это преувеличения, о которых не стоит и говорить.
Это вполне очевидно, если мы сопоставим крайние полюсы: напр, натурализм разных оттенков, который воообще слеп к злу в
мире и видит в нем случайность, недоразумение или заблуждение (таков же и новейший гуманизм с его теориями прогресса:
социализмом, анархизмом, позитивизмом [О «Теориях прогресса» см. статью С. Н. Булгакова «Основные проблемы теории прогресса» в его книге «От марксизма к идеализму» (СПб., 1903).]), и антикосмизм, который слеп к добру в
мире и видит в нем только злую майю (буддийский аскетизм, философский пессимизм).
История свершится не тем, что падут великие державы и будет основано одно мировое государство с демократией, цивилизацией и
социализмом, — все это, само по себе взятое, есть тлен и имеет значение лишь по связи с тем, что совершается в недрах
мира между человеком и Богом.
Поэтому в столкновении
мира капиталистического и
мира социалистического этика не может окончательно стать ни на одну из сторон, хотя и должна признать большую правду
социализма.
Но этически и духовно
социализм столь же буржуазен, как и капитализм, он не возвышается над буржуазным миросозерцанием и чувством жизни, ему закрыты высшие ценности, и он погружен в царство
мира сего, верит лишь в видимые вещи.
— Что?! — Матрос вскочил на ноги и с тесаком ринулся на Катю. — Не устроим?! — Он остановился перед нею и стал бить себя кулаком в грудь. Поверьте мне, товарищ! Вот, отрубите мне голову тесаком: через три недели во всем
мире будет социальная революция, а через два месяца везде будет
социализм. Формальный! Без всякого соглашательского капитализму!.. Что? Не верите?!
— Товарищи! Бывают моменты в истории, когда насилие, может быть, необходимо. Но истинный
социализм может быть насажден в
мире не винтовкой, не штыком, а только наукою и широким просвещением трудящихся масс!
В заседаниях конгресса, под общей фразеологией начал"
Мира и свободы", и происходила более или менее затушеванная распря между политическим радикализмом и
социализмом, вплоть до анархической пропаганды Бакунина. Около него и скучивалась самая крайняя группа из французов и русских.
Нечаевский «Катехизис революционера» по жуткости напоминает вывороченную православную аскетику, смешанную с иезуитизмом, это что-то вроде Исаака Сириянина и вместе с тем Игнатия Лойолы революционного
социализма, предельная форма революционного аскетического мироотвержения, совершенной революционной отрешенности от
мира.
Социализм принимает царство
мира сего и поклоняется ему.
Социализм хочет окончательной буржуазности как царства
мира сего.
Социализм — последнее послушание в несении бремени
мира, справедливое распределение этого бремени.
Социализму чуждо аскетическое преодоление буржуазности этого
мира во имя
мира иного.
Всякая общественность, послушная бремени «
мира», на противоположных своих полюсах уклоняется к общественности антихристовой — на полюсе империализма и
социализма, самодержавного государства и социальной республики.
Новая, творческая религиозная общественность — и не теократия, и не анархизм, и не государственность, и не
социализм; она невыразима в категориях «
мира», непереводима на язык физического плана жизни.
Марксистский
социализм — последнее слово общественности, основанной на некосмическом состоянии
мира и на разобщенности, разорванности, отчужденности людей.
Счеты
социализма с разлагающимся буржуазным обществом, как и счеты анархизма с разлагающейся государственностью, — свои старые счеты, счеты своих, пребывающих в том же
мире, враждующих в той же плоскости, без творческого выхода в
мир иной.
Социализм не сомневается в ценности мирского богатства и хорошей, довольной жизни в этом
мире.
В
социализме, в анархизме, в исканиях общественности религиозной совершается мировой кризис «политики», потрясение всякой общественности «
мира сего», общественности по необходимости.
В
социализме чувствуется безмерная тяжесть буржуазности
мира сего, нет свободы от «
мира», нет окрыленности.
Социализм лишь заканчивает буржуазное устроение
мира.
Социализм целиком принимает все буржуазные ценности благ этого
мира и хочет их только дальше развить и по-новому распределить, сделав достоянием всего
мира.
Социализм и есть идеал окончательной буржуазности, буржуазности справедливой и повсеместно распределенной, идеал вековечного закрепощения этого
мира в буржуазном благоденствии.
Буржуазность не создана
социализмом, она создана старым, дряхлеющим
миром.
Социализм есть лишь пассивная рефлексия на буржуазный
мир, целиком им определяющаяся и от него получающая все ценности.
Всемирный революционный
социализм большевиков хочет превратить камни в хлеба, броситься в революционную бездну в надежде на революционное чудо и основать вековечное царство
мира сего, подменяющее царство Божье.
Русский революционный
социализм легко переходит в извращенный русский мессианизм, основанный на смешении разных планов и разных
миров.
Самый
социализм есть продукт творчества «буржуазного»
мира, его ценности созданы детьми «буржуазии» — Сен-Симоном, Оуэном, Марксом, Лассалем, а не детьми «пролетариата».
Во Франции есть замечательный писатель Леон Блуа, своеобразный католик, реакционер-революционер, не имеющий ничего общего с
социализмом, и он восстал с небывалым радикализмом против самих первооснов буржуазности, против царящего в
мире буржуазного духа, против буржуазной мудрости.
Старый
мир, который рушится и к которому не должно быть возврата, и есть
мир новой истории с его рационалистическим просвещением, с его индивидуализмом и гуманизмом, с его либерализмом и демократизмом, с его блестящими национальными монархиями и империалистической политикой, с его чудовищной индустриально-капиталистической системой хозяйства, с его могущественной техникой и внешними завоеваниями и успехами, с безудержной и безграничной похотью жизни, с его безбожием и бездушием, с разъяренной борьбой классов и
социализмом как увенчанием всего пути новой истории.
Всё то, чем истинно живет теперь
мир:
социализм, коммунизм, политико-экономические теории, утилитаризм, свобода и равенство людей и сословий и женщин, все нравственные понятия людей, святость труда, святость разума, науки, искусства, всё, что ворочает
миром и представляется церкви враждебным, всё это — части того же учения, которое, сама того не зная, пронесла с скрываемым ею учением Христа та же церковь.
И необходимо бодрствование духа и трезвение духа, чтобы разгадать двойственную природу
социализма, который идет в
мир с новым обетованным царством.
От этого-то и происходит то, что вопросы о троичности, о бессеменном зачатии, о причастии, крещении могут занимать людей религиозных; так же могут занимать людей нерелигиозных вопросы о политических союзах, партиях, о
социализме и коммунизме, но вопрос о непротивлении злу насилием им представляется какой-то удивительной бессмыслицей, и тем большей бессмыслицей, чем большими преимуществами при теперешнем устройстве
мира пользуются люди.
И нужно решительно сказать, что в
социализме нет ничего противоположного духу буржуазности, нет никакого противоядия против окончательного воцарения буржуазности в
мире.
Лишь в сознании русских большевиков революционный
социализм остается религией, которую они огнем и мечом хотят навязать
миру.
Эта религия
социализма во всем противоположна религии Христа, которая учит, что не единым хлебом жив будет человек, но и словом Божьим, учит поклоняться единому Господу Богу, а не царству
мира сего, и отвергает искушение чудом во имя свободы.
Русские гордятся тем, что они — самый передовой народ в
мире, самый демократический народ, что пример буржуазных европейских народов им не указ, что они научат Запад и раньше Запада осуществят идеалы
социализма.
Но христианин, верующий во Христа пришедшего и ожидающий Христа грядущего, должен взять на себя смелость сказать, какой дух входит в
мир с фанатическим революционным
социализмом большевиков.