Неточные совпадения
Бывало, он меня не замечает, а я стою у двери и думаю: «Бедный, бедный
старик! Нас много, мы играем, нам весело, а он — один-одинешенек, и никто-то его не приласкает. Правду он говорит, что он сирота. И история его жизни какая ужасная! Я помню, как он рассказывал ее Николаю — ужасно быть в его положении!» И так жалко станет, что, бывало, подойдешь к нему, возьмешь за руку и скажешь: «Lieber [
Милый (нем.).] Карл Иваныч!» Он любил, когда я ему говорил так; всегда приласкает, и видно, что растроган.
А
старик Суворин
милый и умный.
— Не то что смерть этого
старика, — ответил он, — не одна смерть; есть и другое, что попало теперь в одну точку… Да благословит Бог это мгновение и нашу жизнь, впредь и надолго!
Милый мой, поговорим. Я все разбиваюсь, развлекаюсь, хочу говорить об одном, а ударяюсь в тысячу боковых подробностей. Это всегда бывает, когда сердце полно… Но поговорим; время пришло, а я давно влюблен в тебя, мальчик…
«
Помилуйте! — начали потом пугать меня за обедом у начальника порта, где собиралось человек пятнадцать за столом, — в качках возят старух или дам». Не знаю, какое различие полагал собеседник между дамой и старухой. «А
старика можно?» — спросил я. «Можно», — говорят. «Ну так я поеду в качке».
— Ты делай свое, а их оставь. Всяк сам себе. Бог знает, кого казнить, кого
миловать, а не мы знаем, — проговорил
старик. — Будь сам себе начальником, тогда и начальников не нужно. Ступай, ступай, — прибавил он, сердито хмурясь и блестя глазами на медлившего в камере Нехлюдова. — Нагляделся, как антихристовы слуги людьми вшей кормят. Ступай, ступай!
— Непременно согласился бы, — горячо отрезал Митя. —
Помилуйте, да тут не только две, тут четыре, тут шесть даже тысяч он мог бы на этом тяпнуть! Он бы тотчас набрал своих адвокатишек, полячков да жидков, и не то что три тысячи, а всю бы Чермашню от
старика оттягали.
—
Помилуйте, правды не скроешь. Я, конечно, по одному случаю, часто говорю с господином Ракитиным, но… Это еще
старик Белинский тоже, говорят, говорил.
— Батюшка, Аркадий Павлыч, — с отчаяньем заговорил
старик, —
помилуй, заступись, — какой я грубиян? Как перед Господом Богом говорю, невмоготу приходится. Невзлюбил меня Софрон Яковлич, за что невзлюбил — Господь ему судья! Разоряет вконец, батюшка… Последнего вот сыночка… и того… (На желтых и сморщенных глазах
старика сверкнула слезинка.)
Помилуй, государь, заступись…
—
Помилуй, государь! Дай вздохнуть… Замучены совсем. (
Старик говорил с трудом.)
Бьюмонт увидел себя за обедом только втроем со
стариком и очень
милою, несколько задумчивою блондинкою, его дочерью.
А он все толкует про свои заводские дела, как они хороши, да о том, как будут радоваться ему его
старики, да про то, что все на свете вздор, кроме здоровья, и надобно ей беречь здоровье, и в самую минуту прощанья, уже через балюстраду, сказал: — Ты вчера написала, что еще никогда не была так привязана ко мне, как теперь — это правда, моя
милая Верочка.
— Здравствуйте, старикашка! Да он у вас вовсе еще не
старик! Катерина Васильевна, что это вы наговорили мне про него, будто он
старик? он еще будет волочиться за мною. Будете,
милый старикашка? — говорит дама буйных саней.
Помню я еще, как какому-то старосте за то, что он истратил собранный оброк, отец мой велел обрить бороду. Я ничего не понимал в этом наказании, но меня поразил вид
старика лет шестидесяти: он плакал навзрыд, кланялся в землю и просил положить на него, сверх оброка, сто целковых штрафу, но
помиловать от бесчестья.
— Поздненько на помочь-то выехали, други
милые, — попенял
старик, здороваясь с приятелями.
Старик должен был сам подойти к девочке и вывел ее за руку. Устюше было всего восемь лет. Это была прехорошенькая девочка с русыми волосами, голубыми глазками и пухлым розовым ротиком. Простое ситцевое розовое платьице делало ее такою
милою куколкой. У Тараса Семеныча сразу изменился весь вид, когда он заговорил с дочерью, — и лицо сделалось такое доброе, и голос ласковый.
Припомнив все обстоятельства, Михей Зотыч только теперь испугался.
Старик сел и начал креститься, чувствуя, как его всего трясет. Без покаяния бы помер, как Ермилыч… Видно, за родительские молитвы господь
помиловал. И то сказать, от своей смерти не посторонишься.
— Так, невестушка, так,
милая… — повторял
старик, глядя на нее любящими глазами. — Внучка мне нужно.
Старик Лаврецкий долго не мог простить сыну его свадьбу; если б, пропустя полгода, Иван Петрович явился к нему с повинной головой и бросился ему в ноги, он бы, пожалуй,
помиловал его, выбранив его сперва хорошенько и постучав по нем для страха клюкою; но Иван Петрович жил за границей и, по-видимому, в ус себе не дул.
— Очень он мне был жалок сегодня, — подхватил Лаврецкий, — с своим неудавшимся романсом. Быть молодым и не уметь — это сносно; но состариться и не быть в силах — это тяжело. И ведь обидно то, что не чувствуешь, когда уходят силы.
Старику трудно переносить такие удары!.. Берегитесь, у вас клюет… Говорят, — прибавил Лаврецкий, помолчав немного, — Владимир Николаич написал очень
милый романс.
— Других? Нет, уж извините, Леонид Федорыч, других таких-то вы днем с огнем не сыщете…
Помилуйте, взять хоть тех же ключевлян! Ах, Леонид Федорович, напрасно-с… даже весьма напрасно: ведь это полное разорение. Сила уходит, капитал, которого и не нажить… Послушайте меня,
старика, опомнитесь. Ведь это похуже крепостного права, ежели уж никакого житья не стало… По душе надо сделать… Мы наказывали, мы и жалели при случае. Тоже в каждом своя совесть есть…
На Новый год обнимаю вас, добрый друг; я здесь, благодарный богу и людям за отрадную поездку. Пожмите руку Александре Семеновне, приласкайте Сашеньку. Аннушка моя благодарит ее за
милый платочек. Сама скоро к ней напишет. Она меня обрадовала своею радостью при свидании. Добрые
старики все приготовили к моему приезду. За что меня так балуют, скажите пожалуйста. Спешу. Обнимите наших. Скоро буду с вами беседовать. Не могу еще опомниться.
Когда же случившийся тут князь объяснил сластолюбивому старичку, что этот самый Ихменев — отец той самой Натальи Николаевны (а князь не раз прислуживал графу по этим делам),то вельможный старичок только засмеялся и переменил гнев на милость: сделано было распоряжение отпустить Ихменева на все четыре стороны; но выпустили его только на третий день, причем (наверно, по распоряжению князя) объявили
старику, что сам князь упросил графа его
помиловать.
—
Помилуй, братец,
помилуй! Ты меня просто сразил после этого! Да как же это он не примет? Нет, Ваня, ты просто какой-то поэт; именно, настоящий поэт! Да что ж, по-твоему, неприлично, что ль, со мной драться? Я не хуже его. Я
старик, оскорбленный отец; ты — русский литератор, и потому лицо тоже почетное, можешь быть секундантом и… и… Я уж и не понимаю, чего ж тебе еще надобно…
Старик, любивший своего
милого Алешу как родного сына, почти каждый день вспоминавший о нем, принял его с радостию.
Вообще
старики нерасчетливо поступают, смешиваясь с молодыми. Увы! как они ни стараются подделаться под молодой тон, а все-таки, под конец, на мораль съедут. Вот я, например, — ну, зачем я это несчастное «Происшествие в Абруццских горах» рассказал? То ли бы дело, если б я провел параллель между Шнейдершей и Жюдик! провел бы весело, умно, с самым тонким запахом
милой безделицы! Как бы я всех оживил! Как бы все это разом встрепенулось, запело, загоготало!
—
Милый ты мой, родной, — приговаривал, трясясь всем телом,
старик. — Собачка-то уж очень затейная… Артошенька-то наш… Другой такой не будет у нас…
— Я-с? Нет уж, Альфред Осипыч, увольте… — взмолился Родион Антоныч, отмахиваясь обеими руками. —
Помилуйте, я уж
старик, притом совсем почти слепой. С печи на полати едва перелезаю…
Старик смеялся, а матери все это казалось
милым сном.
Разбитной. Я должен вам сказать,
милая Анна Ивановна, у князя нет секретов. Наш
старик любит говорить à coeur ouvert… с открытым сердцем — проклятый русский язык! (Вполголоса ей.) И притом неужели вы от меня хотите иметь секреты?
— Да, вот, к угоднику…
помиловал бы он его, наш батюшка! — отвечает
старик прерывающимся голосом, — никакого, то есть, даже изъяну в нем не нашли, в Матюше-то: тело-то, слышь, белое-разбелое, да крепко таково.
— La liberte et l'independance — je ne connais que ca! [Свобода и независимость — ничего, кроме этого! (франц.)] — говорит он в ответ на родственные увещания, и
старики грустно покачивали головами и уж почти отчаялись когда-нибудь видеть
милого Serge'a во главе семейства.
"На днях умер Иван Иваныч Обносков, известный в нашем светском обществе как
милый и неистощимый собеседник. До конца жизни он сохранил веселость и добродушный юмор, который нередко, впрочем, заставлял призадумываться. Никто и не подозревал, что ему уж семьдесят лет, до такой степени все привыкли видеть его в урочный час на Невском проспекте бодрым и приветливым. Еще накануне его там видели. Мир праху твоему, незлобивый
старик!"
Не раз случалось и так, что «знатные иностранцы», пораженные настойчивостью, с которою
старики усиливались прорваться в ряды «
милых негодяев», взглядывали на них с недоумением, как бы вопрошая: откуда эти выходцы? — на что прочие бесшабашные советники, разумеется, поспешали объяснить, что это загнившие продукты дореформенной русской культуры, не имеющие никакого понятия об «увенчании здания» 20.
— Знаю, сударь, знаю; великие наши астрономы ясно читают звездную книгу и аки бы пророчествуют. О господи
помилуй, господи
помилуй, господи
помилуй! — сказал опять
старик, приподняв глаза кверху, и продолжал как бы сам с собою. — Знамения небесные всегда предшествуют великим событиям; только сколь ни быстр разум человека, но не может проникнуть этой тайны, хотя уже и многие другие мы имеем указания.
— Да, да, конечно, — пробормотал
старик и зарыдал. —
Милый ты мой, Яков Васильич! Неужели я этого не замечал?.. Благослови вас бог: Настенька тебя любит; ты ее любишь — благослови вас бог!.. — воскликнул он, простирая к Калиновичу руки.
Да, мой
милый молодой человек, — продолжал князь, беря Калиновича за руку, — выслушайте вы, бога ради, меня,
старика, который вас полюбил, признает в вас ум, образование, талант, — выслушайте несколько моих задушевных убеждений, которые я купил ценою горького собственного опыта!
Жена его, молоденькая и краснощекая дама, сидела тоже с работою, но губернаторша не обращала на нее никакого внимания; зато очень умильно взглядывал на нее сам губернатор — замечательно еще бодрый
старик, в сюртуке нараспашку, с болтающимися густыми эполетами и вообще в такой мере благообразный, что когда он стоял в соборе за обедней в белых штанах и ботфортах, то многие из очень
милых дам заверяли, что в него решительно можно еще влюбиться.
Пусть вы
старик, пусть вы отжившего века, пусть, наконец, отстали от них; но вы сами с улыбкой в этом сознаетесь в предисловии, и все увидят, что вы
милый, добрый, остроумный обломок…
— Tout de suite, mon cher!.. Dites a madame que je suis a elle dans un instant!.. [Сейчас, мой
милый!.. Скажите мадам, что через минуту я в ее распоряжении! (франц.).] — воскликнул радостно сенатор и с несвойственною
старикам поспешностью побежал в гардеробную изменить несколько свой туалет.
Матвей чувствовал, что Палага стала для него ближе и дороже отца; все его маленькие мысли кружились около этого чувства, как ночные бабочки около огня. Он добросовестно старался вспомнить добрые улыбки
старика, его живые рассказы о прошлом, всё хорошее, что говорил об отце Пушкарь, но ничто не заслоняло, не гасило любовного материнского взгляда
милых глаз Палаги.
— Не хотите ли простокваши с сахаром? — прервет, бывало,
милая Анна Ивановна, причем больше всего имеет в виду дать доброму
старику время передохнуть.
— Я, мой
милый, фрондер! — так всегда начинает он, когда решается прочитать нам какой-нибудь отрывок из своих мемуаров. — По выражению
старика Державина, —
Старики обрадовались, но как-то не удивились несвоевременному приезду сына и посматривали на него вопросительно; а сестры (которые жили неподалеку и по уведомлению матери сейчас прискакали) целовали и
миловали братца, но чему-то улыбались.
В этих обыкновенных словах было так много внутреннего чувства, так они были сказаны от души, что
старик был растроган, поцеловал Софью Николавну в лоб и сказал: «Ну, если так, то спасибо,
милая невестынька.
Ему было очень тяжело; он бросил
милую записку доброго профессора на стол, прошелся раза два по комнатке и, совершенно уничтоженный горестью, бросился на свою кровать; слезы потихоньку скатывались со щек его; ему так живо представлялась убогая комната и в ней его мать, страждущая, слабая, может быть, умирающая, — возле
старик, печальный и убитый.
— Он выучит вас, да, кстати, и меня; а я был в Женеве, когда он еще ползал на четвереньках, — отвечал капризный
старик, — мой
милый citoyen de Genève! [женевский гражданин! (фр.)] А знаете ли вы, — прибавил он, смягчившись, — у нас в каком-то переводе из Жан-Жака было написано: «Сочинение женевского мещанина Руссо»… — и
старик закашлялся от смеха.
Лука. И я скажу — иди за него, девонька, иди! Он — парень ничего, хороший! Ты только почаще напоминай ему, что он хороший парень, чтобы он, значит, не забывал про это! Он тебе — поверит… Ты только поговаривай ему: «Вася, мол, ты — хороший человек… не забывай!» Ты подумай,
милая, куда тебе идти окроме-то? Сестра у тебя — зверь злой… про мужа про ее — и сказать нечего: хуже всяких слов
старик… И вся эта здешняя жизнь… Куда тебе идти? А парень — крепкий…
— А, да! Озерской рыбак! — сказал Глеб. — Ну, что, как там его бог
милует?.. С неделю, почитай, не видались; он за половодьем перебрался с озера в Комарево… Скучает, я чай, работой?
Старик куды те завистливый к делу — хлопотун!
Умирал
старик, скажите, — умирал, его,
милого детища, поминаючи…
Лаптев заметил, как давеча сконфузилась его жена; пока читались акафисты и певчие на разные лады выводили тройное «господи
помилуй», он с душевным напряжением ожидал, что вот-вот
старик оглянется и сделает какое-нибудь замечание, вроде «вы не умеете креститься»; и ему было досадно: к чему эта толпа, к чему вся эта церемония с попами и певчими.