Неточные совпадения
То, что я увидел, было так для меня неожиданно и ново, что я
замер на месте и не
смел пошевельнуться.
Заметив лодку, выпь забилась в траву, вытянула шею и, подняв голову кверху,
замерла на месте.
Как больно здесь, как сердцу тяжко стало!
Тяжелою обидой, словно камнем,
На сердце пал цветок, измятый Лелем
И брошенный. И я как будто тоже
Покинута и брошена, завяла
От слов его насмешливых. К другим
Бежит пастух; они ему милее;
Звучнее смех у них, теплее речи,
Податливей они на поцелуй;
Кладут ему на плечи руки, прямо
В глаза глядят и
смело, при народе,
В объятиях у Леля
замирают.
Веселье там и радость.
Замерло все в кабаке и около кабака. Со стороны конторы близился гулкий топот, — это гнали верхами лесообъездчики и исправничьи казаки. Дверь в кабаке была отворена попрежнему, но никто не
смел войти в нее. К двум окнам припали усатые казачьи рожи и глядели в кабак.
— Как вы
смеете так стучать среди ночи? — грозно, но
замирая от страху, крикнул Лямшин, по крайней мере минуты через две решившись отворить снова форточку и убедившись, наконец, что Шатов пришел один.
К вечеру океан подергивался темнотой, небо угасало, а верхушки волны загорались каким-то особенным светом… Матвей Дышло
заметил прежде всего, что волна, отбегавшая от острого корабельного носа, что-то слишком бела в темноте, павшей давно на небо и на море. Он нагнулся книзу, поглядел в глубину и
замер…
Он поздравил Литвинова с прибытием"в мой — если
смею употребить такое амбиционное выражение — собственный уезд", а впрочем, тут же так и
замер в припадке благонамеренных ощущений.
Помню, с каким волнением я шел потом к Ажогиным, как стучало и
замирало мое сердце, когда я поднимался по лестнице и долго стоял вверху на площадке, не
смея войти в этот храм муз!
Когда казаки, захотев увериться в его кончине, стали приподнимать его за руки, то
заметили, что в последних судорогах он крепко ухватил ногу своей дочери, впился в нее костяными пальцами, которые
замерли на нежном теле… О, это было ужасно… они смеялись!..
— Не
сметь меня касаться! — рявкнул поручик и, оттолкнув его, посадил в кресло, на револьвер. Тогда Яков, закрыв лицо руками, скрывая слёзы,
замер в полуобмороке, едва слыша, сквозь гул в голове, крики Полины...
— Он подлый и развращенный человек, ваше превосходительство, — сказал наш герой, не помня себя,
замирая от страха, и при всем том
смело и решительно указывая на недостойного близнеца своего, семенившего в это мгновение около его превосходительства, — так и так, дескать, а я на известное лицо намекаю.
Я уселась возле дивана, а сердце мое так и
замирало, и не
смела я взглянуть на Мишеля… А от окна, через всю комнату, как свободно я глядела на него!
Я чувствую себя заключенным внутри холодного, масляного пузыря, он тихо скользит по наклонной плоскости, а я влеплен в него, как мошка. Мне кажется, что движение постепенно
замирает и близок момент, когда оно совсем остановится, — пароход перестанет ворчать и бить плицами колес по густой воде, все звуки облетят, как листья с дерева, сотрутся, как надписи
мелом, и владычно обнимет меня неподвижность, тишина.
Формалисты довольствуются тем, что выплыли в море, качаются на поверхности его, не плывут никуда, и оканчивают тем, что обхватываются льдом, не
замечая того; наружно для них те же стремящиеся прозрачные волны — но в самом деле это мертвый лед, укравший очертания движения, живая струя
замерла сталактитом, все окоченело.
Какие плечи! что за Геркулес!..
А сам покойник мал был и щедушен,
Здесь, став на цыпочки, не мог бы руку
До своего он носу дотянуть.
Когда за Эскурьялом мы сошлись,
Наткнулся мне на шпагу он и
замер,
Как на булавке стрекоза — а был
Он горд и
смел — и дух имел суровый…
А! вот она.
— Тише, Петр! — кричала она, и сердце ее
замирало от страха. — Садись в лодку! Мы и так верим, что ты
смел!
И перед сиянием его лица словно потухла сама нелепо разукрашенная, нагло горящая елка, — и радостно улыбнулась седая, важная дама, и дрогнул сухим лицом лысый господин, и
замерли в живом молчании дети, которых коснулось веяние человеческого счастья. И в этот короткий момент все
заметили загадочное сходство между неуклюжим, выросшим из своего платья гимназистом и одухотворенным рукой неведомого художника личиком ангелочка.
И они вышли. Все молчали, и Лухнов не
метал до тех пор, пока стук их шагов и когтей Блюхера не
замер по коридору.
Толпа шелестит и расходится. Мертвого уносят.
Замирают отдельные восклицания. Шут, завернувшись в рясу, снова держит путь в толпе. Скоро на сцене не остается никого. Отсталые торопливо проходят к
молу, где смолкает стук топоров. На площади появляется Зодчий.
В «Фаусте» герой старается ободрить себя тем, что ни он, ни Вера не имеют друг к другу серьезного чувства; сидеть с ней, мечтать о ней — это его дело, но по части решительности, даже в словах, он держит себя так, что Вера сама должна сказать ему, что любит его; речь несколько минут шла уже так, что ему следовало непременно сказать это, но он, видите ли, не догадался и не
посмел сказать ей этого; а когда женщина, которая должна принимать объяснение, вынуждена наконец сама сделать объяснение, он, видите ли, «
замер», но почувствовал, что «блаженство волною пробегает по его сердцу», только, впрочем, «по временам», а собственно говоря, он «совершенно потерял голову» — жаль только, что не упал в обморок, да и то было бы, если бы не попалось кстати дерево, к которому можно было прислониться.
Тетю Лелю Дуня любит, как родную. Бабушку Маремьяну она так не любила никогда. Разве отца, да лес, да лесные цветочки. От одного ласкового голоса тети Лели сладко вздрагивает и
замирает сердечко Дуни… Не видит, не
замечает она уродства Елены Дмитриевны, красавицей кажется ей надзирательница-калека.
Случайно я перевел глаза на моего спутника и увидел, что он
замер в неподвижной позе. Вандага имел вид человека, который
заметил что-то важное и тревожное.
— А-а, не беспокойтесь, сударыня, он этого слишком стоил! — воскликнул мой Пенькновский. Я так и
замер от страха, что он, увлекшись, сам не
заметит, как расскажет, что Кирилл предательски выдавал его за палача, который будет в Киеве наказывать жестоко обращавшуюся с крестьянами польскую графиню; но мой речистый товарищ быстро спохватился и рассказал, что Кирилл будто бы, напившись пьян, зацепил колесом за полицеймейстерскую коляску.
В массе света замелькало бесчисленное множество огней и голов, и между этими разнообразными головами она увидела дирижерскую голову…Дирижерская голова посмотрела на нее и
замерла от изумления…Потом изумление уступило место невыразимому ужасу и отчаянию…Она, сама того не
замечая, сделала полшага к рампе…
Я ввел его в комнату, усадил, дал напиться. Степан машинально сел, машинально выпил воду. Он ничего не
замечал вокруг, весь
замерши в горьком, недоумевающем испуге.
Как будто сейчас случилось что-то, чего Токарев за своими размышлениями не
заметил, — и все вокруг,
замерши, испуганно прислушивалось.
Не спеша, они сошли к мосту, спустились в овраг и побежали по бело-каменистому руслу вверх. Овраг
мелел и круто сворачивал в сторону. Они выбрались из него и по отлогому скату быстро пошли вверх, к горам, среди кустов цветущего шиповника и корявых диких слив. Из-за куста они оглянулись и
замерли: на шоссе, возле трупов, была уже целая куча всадников, они размахивали руками, указывали в их сторону. Вдоль оврага скакало несколько человек.
Трудно описать выражение лица Борецкой при этом известии; оно не сделалось печальным, взоры не омрачились, и ни одно слово не вырвалось из полуоткрытого рта, кроме глухого звука, который тотчас и
замер. Молча, широко раскрытыми глазами глядела она на рокового вестника, точно вымаливала от него повторения слова: «
месть». Зверженовский с злобной радостью, казалось, проникал своими сверкающими глазами в ее душу и также молча вынул из ножен саблю и подал ее ей.
— Ты знаешь, брат, — отвечал Оболенский с дрожью в голосе, — я теперь сир и душой и телом, хозяйка давно уже покинула меня и если бы не сын — одна надежда — пуще бы зарвался я к ней, да уж и так, мнится мне, скоро я разочтусь с землей. Дни каждого человека сочтены в руке Божьей, а моих уж много, так говори же
смело, в самую душу приму я все, в ней и
замрет все.
— Пощадите меня, — и
замерла, не
смея даже протянуть к нему руки.
— Ты знаешь, брат, — отвечал Оболенский с дрожью в голосе, — я теперь сир и душой и телом, хозяйка давно уже покинула меня, и, если бы не сын — одна надежда — пуще бы зарвался я к ней, да уж и так, мнится мне, скоро я разочтусь с землей. Дни каждого человека сочтены в руце Божией, а моих уже много, так говори же
смело, в самую душу приму я все, в ней и
замрет все.
Трудно описать выражение лица Борецкой при этом известии; оно не сделалось печальным, взоры не омрачились, и ни одно слово не вырвалось из полуоткрытого рта, кроме глухого звука, который тотчас и
замер. Молча, широко раскрытыми глазами глядела она на рокового вестника, казалось, вымаливала от него повторения слова «
месть».
— Школьное умствование, вылупившееся из засиженного яйца какой-нибудь ученой вороны! Налетит шведский лев [Шведский лев — имеется в виду шведский король Карл XII (на гербе Швеции — изображение льва).], и в могучей лапе
замрет ее вещательное карканье! От библиотекаря московского патриарха ступени ведут выше и выше;
смею ли спросить: не удостоится ли и царь получить от вас какую-нибудь цидулку?
Руки, державшие добычу,
замерли на минуту, затем поднялись для молитвы, шапки покатились с голов, но толпа не
смела поднять глаз и, ошеломленная стыдом, пошатнулась и пала на колени, как один человек.
Руки, державшие добычу,
замерли на минуту, затем поднялись для молитвы, шапки покатились с голов, но толпа не
смела поднять глаз и, ошеломленная стыдом, отшатнулась и пала на колени, как один человек.