Неточные совпадения
Шел коротконогий, шарообразный человек, покачивая головою в такт шагам, казалось, что голова у него пустая, как бычий пузырь, а на лице стеклянная
маска.
Через час Самгин шагал рядом с ним по панели, а среди улицы за гробом
шла Алина под руку с Макаровым; за ними — усатый человек, похожий на военного в отставке, небритый, точно в плюшевой
маске на сизых щеках, с толстой палкой в руке, очень потертый; рядом с ним шагал, сунув руки в карманы рваного пиджака, наклоня голову без шапки, рослый парень, кудрявый и весь в каких-то театрально кудрявых лохмотьях; он все поплевывал сквозь зубы под ноги себе.
Самгин взял бутылку белого вина, прошел к столику у окна; там, между стеною и шкафом, сидел, точно в ящике, Тагильский, хлопая себя по колену измятой картонной
маской. Он был в синей куртке и в
шлеме пожарного солдата и тяжелых сапогах, все это странно сочеталось с его фарфоровым лицом. Усмехаясь, он посмотрел на Самгина упрямым взглядом нетрезвого человека.
Он
пошел в мастерскую профессора и увидел снившуюся ему картину: запыленную комнату, завешанный свет, картины,
маски, руки, ноги, манекен… все.
После этого Кирсанов стал было заходить довольно часто, но продолжение прежних простых отношений было уже невозможно: из — под
маски порядочного человека высовывалось несколько дней такое длинное ослиное ухо, что Лопуховы потеряли бы слишком значительную долю уважения к бывшему другу, если б это ухо спряталось навсегда; но оно по временам продолжало выказываться: выставлялось не так длинно, и торопливо пряталось, но было жалко, дрянно,
пошло.
Я
шла и присматривалась, какую бы мне купить
маску.
Ряд норманнов удалых,
Как в
масках, в
шлемах пудовых,
С своей тяжелой алебардой.
…Как в
масках, в
шлемах пудовых.
Ряд норманнов удалых,
Как в
масках,
шлемах пудовых,
С своей тяжелой алебардой.
— Ну, хорошо,
иди, а мы сделаем скандал твоей
маске. Долинский опять оглянулся. Одинокая Анна Михайловна по-прежнему жалась у стены, но из ближайших дверей показался голубой капюшон Доры. Конногвардеец с лейб-казаком и благонамеренным старичком по-прежнему веселились. Лицо благонамеренного старичка показалось что-то знакомым Долинскому.
—
Иди,
иди себе с богом,
маска, — отвечал Долинский.
— Нет, я хочу
идти с тобой, — настаивало домино. Долинский едва-едва мог отделаться от привязчивой
маски.
Задняя тройка
шла молча и как-то неуклюже шагая. В передней паре один одет был разбойником, с огромным кинжалом за поясом, а другой — кучером с арапником. Задние же все наряжены были в потасканные грубые костюмы капуцинов, с огромными четками в руках. Проходя мимо того бенуара, в котором поместился Николя со своей
маской, разбойник кивнул головой своему товарищу и проговорил несколько взволнованным голосом...
Петицкая некоторое время недоумевала: сказать ли ему свое решение в маскараде и потом самой уехать, оставя Николя одного?.. Но как в этом случае можно было понадеяться на мужчину: пожалуй, он тут же
пойдет, увлечется какой-нибудь
маской и сейчас же забудет ее! Гораздо было вернее зазвать его в свой уединенный уголок, увлечь его там и тогда сказать ему: finita la commedia! [представление окончено! (итал.).]
Тригорин. Вам
шлют поклон ваши почитатели… В Петербурге и в Москве вообще заинтересованы вами, и меня всё спрашивают про вас. Спрашивают: какой он, сколько лет, брюнет или блондин. Думают все почему-то, что вы уже немолоды. И никто не знает вашей настоящей фамилии, так как вы печатаетесь под псевдонимом. Вы таинственны, как Железная
Маска.
Иди, болтун, проси ее сюда!
Донна Анна подходит, в
маске.
Брат Верность
идет открывать дверь. Появляется Незнакомка в
маске и ведет за руку Одноглазого. Глаза у того завязаны платком.
А при всем том каждый день, каждый час яснее и яснее показывает, что человечество не хочет больше ни классиков, ни романтиков — хочет людей, и людей современных, а на других смотрит, как на гостей в маскараде, зная, что, когда
пойдут ужинать,
маски снимут и под уродливыми чужими чертами откроются знакомые, родственные черты.
Я решился
идти к ней и сорвать с нее
маску.
Идет прелестная! пусть бережется; если
Заронит искру пламя в эту грудь,
Оледеневшую от лет… то не легко
Она избегнет рук моих — мне трудно
Носить поныне
маску — и что ж делать?
Того уж требует мой сан. — Ха! ха! ха! ха!..
Но время
шло. Дифирамб превратился в трагедию. Вместо Диониса на подмостки сцены выступили Прометеи, Этеоклы, Эдипы, Антигоны. Однако основное настроение хора осталось прежним. Герои сцены могли бороться, стремиться, — все они были для хора не больше, как
масками того же страдающего бога Диониса. И вся жизнь сплошь была тем же Дионисом. Долго сами эллины не хотели примириться с этим «одионисированием» жизни и, пожимая плечами, спрашивали по поводу трагедии...
— Куда ни
пойдешь — везде он кавалером и руку сейчас согнет. И в Кунцеве, и в Сокольниках на кругу, и в Люблине, опять в Парке… А зимой! И в маскараде-то по две
маски разом… Мы тоже ведь имеем наблюдение…
Внесли солдата, раненного шимозою; его лицо было, как
маска из кровавого мяса, были раздроблены обе руки, обожжено все тело. Стонали раненные в живот. Лежал на соломе молодой солдатик с детским лицом, с перебитою голенью; когда его трогали, он начинал жалобно и капризно плакать, как маленький ребенок. В углу сидел пробитый тремя пулями унтер-офицер; он три дня провалялся в поле, и его только сегодня подобрали. Блестя глазами, унтер-офицер оживленно рассказывал, как их полк
шел в атаку на японскую деревню.
Иди на поле брани, подыми свой меч на защиту гражданской свободы, против полчищ того изверга человечества, который, прикрывшись тогой этой гражданской свободы, сбросил
маску и стал представителем худшей из тираний — тирании военной…
Какой-то конногвардеец (я его где-то видала)
идет с черным домино. По походке — француженка. Шлейф чудовищный. Они
шли ко мне навстречу, огибали фонтан сзади. Вдруг другое домино, светло-лиловое, опять-таки француженка, подскакивает к ним, срывает с черного домино
маску и — бац, бац! Исчезла она в одну секунду. Я просто обомлела. Офицерик оглянулся и повел свою даму в какую-то дверку, должно быть за кулисы, что ли, оправиться…
Четвертое отделение представляло «Обман»; на знаке была изображена
маска, окруженная змеями, кроющимися в розах, с надписью: «Пагубная прелесть». За знаком
шли цыгане, цыганки, поющие, пьющие и пляшущие, колдуны, ворожеи и несколько дьяволов. В конце следовал «Обман», в лице прожектеров и аферистов.