Неточные совпадения
— Друг мой, —
заметил сентенциозно гость, — с носом все же лучше отойти, чем иногда совсем без носа, как недавно еще изрек один болящий
маркиз (должно быть, специалист лечил) на исповеди своему духовному отцу-иезуиту.
Непонятно было, из-за чего так кипятилась
маркиза, а ей случалось так кипятиться не в редкость. Словно муха злая ее укусит, так и лезет, как ветряная опухоль. Но, несмотря на все беснование, положено было все-таки действовать на Розанова осторожно: высвободить жертву тонко, так, чтобы тиран этого и не
заметил. Даже предполагалось, что тиран еще может до известной степени исправиться.
— Между ними есть честнейшие люди. Я не
смею возражать ничего против всех, но Розанова, Райнера и
маркизу… за что же их? Они еще могут пригодиться.
Однако, несмотря на то, что
маркиза была персона не видная и что у нее шнырял в голове очень беспокойный заяц, были в Москве люди, которые очень долго этого вовсе не
замечали. По уставу, царицею углекислых фей непременно должна быть девица, и притом настоящая, совершенно непорочная девица, но для
маркизы, даже в этом случае, было сделано исключение: в описываемую нами эпоху она была их царицею. Феи оперлись на то, что
маркизе совершенно безопасно можно было вверить огонь, и вручили ей все знаки старшинства.
— Теперь уж не удержать, — радостно смеясь,
замечала маркиза, — общество краснеет.
— А у вас что? Что там у вас? Гггааа! ни одного человека путного не было, нет и не будет. Не будет, не будет! — кричала она, доходя до истерики. — Не будет потому, что ваш воздух и болота не годятся для русской груди… И вы… (
маркиза задохнулась) вы
смеете говорить о наших людях, и мы вас слушаем, а у вас нет терпимости к чужим мнениям; у вас Марат — бог; золото, чины, золото, золото да разврат — вот ваши боги.
Ольга Сергеевна не
замечала этого, но Варвара Ивановна это
заметила и порешила, что
маркиза сразу отличила ее как женщину, стоящую всем выше здешних хозяев.
— Гм. А правда ли, что вы, — злобно ухмыльнулся он, — правда ли, что вы принадлежали в Петербурге к скотскому сладострастному секретному обществу? Правда ли, что
маркиз де Сад мог бы у вас поучиться? Правда ли, что вы заманивали и развращали детей? Говорите, не
смейте лгать, — вскричал он, совсем выходя из себя, — Николай Ставрогин не может лгать пред Шатовым, бившим его по лицу! Говорите всё, и если правда, я вас тотчас же, сейчас же убью, тут же на месте!
Кириллов, тут бывший (чрезвычайный оригинал, Варвара Петровна, и чрезвычайно отрывистый человек; вы, может быть, когда-нибудь его увидите, он теперь здесь), ну так вот, этот Кириллов, который, по обыкновению, всё молчит, а тут вдруг разгорячился,
заметил, я помню, Николаю Всеволодовичу, что тот третирует эту госпожу как
маркизу и тем окончательно ее добивает.
— Да, Скриб тоже имеет свои достоинства, но все это не Мариво!
Заметьте, вашество, что в нас эта грация почти врожденная была! А как я лакея представлял! Покойница Лизавета Степановна (она «
маркизу» играла) просто в себя прийти не могла!
Меня
маркиз Де-Грие, поднявши брови, рассматривает и в то же время не
замечает.
А по той причине, когда он при ней, что часто бывает, то она уже
смело падает, чтобы насладиться удовольствием быть поддержанной мусье
маркизом.
И вот Михайло Степанович, напудренный и раздушенный, в шитом кафтане, с крошечною шпажкой, с подвязанными икрами, весь в кружевах и цепочках, острит в Версале, как острил в Петербурге: он толкует о тьерс-эта, превозносит Неккера и пугает смелостью опасных мнений двух старых
маркиз, которые от страха хотят ехать в Берри в свои имения. Его
заметили. Несколько колкостей, удачно им сказанных, повторялись.
Онуфрий. Ты
замечаешь, Миша, что с
маркизом что-то делается?
Заметив, что все взоры устремлены на нее, Елизавета Петровна прекратила разговор с
маркизом де ла Шетарди.
— Поставим лучше защиту на такую почву, —
заметил он Фрику, — я скажу, что в Бельгии я ношу свое имя
маркиза де Траверсе, а во Франции и Германии жил, действительно, под чужим именем Николая Савина.
— Дорогой
маркиз, вы, конечно, у себя, но в здешней стране у стен всех домов есть чуткие уши… —
заметил он и стал передавать посланнику о симпатии цесаревны к Франции, намекнув о надеждах, которые возлагает на него Елизавета Петровна.
— Отчего нет влиятельных друзей? Быть может, и найдутся… — с загадочной улыбкой
заметил маркиз.
Поставив таким образом в затруднение правительницу, Шетарди торжествовал, и теперь, когда к нему неспроста — он понял это — пришел врач и доверенное лицо цесаревны Елизаветы — Лесток,
маркиз нашел, что придуманная им
месть Анне Леопольдовне недостаточна, что есть еще другая — горшая: очистить русский престол от Брауншвейгской фамилии и посадить на него дочь Петра Великого, заменив, таким образом, ненавистное народу немецкое влияние — французским.