Неточные совпадения
Белизна рубахи резко оттеняла землистую кожу сухого, костлявого лица и круглую, черную
дыру беззубого рта, подчеркнутого седыми волосами жиденьких усов. Голубые глаза проповедника потеряли былую ясность и казались
маленькими, точно глаза подростка, но это, вероятно, потому, что они ушли глубоко в глазницы.
Самгин свернул в переулок, скупо освещенный двумя фонарями; ветер толкал в спину, от пыли во рту и горле было сухо, он решил зайти в ресторан, выпить пива, посидеть среди простых людей. Вдруг, из какой-то
дыры в заборе, шагнула на панель
маленькая женщина в темном платочке и тихонько попросила...
На морских картах в этих местах показаны двое береговых ворот. Одни
малые — у самого берега, другие большие — в воде. Ныне сохранились только те, что ближе к берегу. Удэгейцы называют их Сангасу, что значит «Дыроватые камни», а китайцы — Кулунзуйза [Кулунь-цзий-цзы — конец,
дыра (отверстие).].
Крыт был дом соломой под щетку и издали казался громадным ощетинившимся наметом; некрашеные стены от времени и непогод сильно почернели;
маленькие, с незапамятных времен не мытые оконца подслеповато глядели на площадь и, вследствие осевшей на них грязи, отливали снаружи всевозможными цветами; тесовые почерневшие ворота вели в громадный темный двор, в котором непривычный глаз с трудом мог что-нибудь различать, кроме бесчисленных полос света, которые врывались сквозь
дыры соломенного навеса и яркими пятнами пестрили навоз и улитый скотскою мочою деревянный помост.
Чистые покои"были
маленькие, узенькие комнатки; в них пахло затхлостью, мышами и тараканами; половицы шатались и изобиловали щелями и
дырами, прогрызенными крысами; газетная бумага, которою обклеены были стены, местами висела клочьями, местами совсем была отодрана.
Домишко у любителя башкирцев был несравненно хуже нагаткинского дома:
маленькие, темные окна прежде всего бросались в глаза, полы были неровны, с какими-то уступами, с множеством
дыр, проеденных крысами, и так грязны, что их и домыться не могли.
Иногда это странное шествие ночью последних страданий Христа — изливается на
маленькую площадь неправильных очертаний, — эти площади, точно
дыры, протертые временем в каменной одежде города, — потом снова всё втиснуто в щель улицы, как бы стремясь раздвинуть ее, и не один час этот мрачный змей, каждое кольцо которого — живое тело человека, ползает по городу, накрытому молчаливым небом, вслед за женщиной, возбуждающей странные догадки.
Илья повторил клятву, и тогда Яков отвёл его в угол двора, к старой липе. Там он снял со ствола искусно прикреплённый к нему кусок коры, и под нею в дереве открылось большое отверстие. Это было дупло, расширенное ножом и красиво убранное внутри разноцветными тряпочками и бумажками, свинцом от чая, кусочками фольги. В глубине этой
дыры стоял
маленький, литой из меди образок, а пред ним был укреплён огарок восковой свечи.
Маленькая, изъеденная ржавчиной, она помещалась над дверью, которая вела куда-то вниз, в тёмную
дыру, а перед дверью на тротуаре была яма, с двух сторон ограждённая невысокой железной решёткою.
Мы забрались в «
дыру» и легли, высунув из нее головы на воздух. Молчали. Коновалов как лег, так и остался неподвижен, точно окаменел. Хохол неустанно возился и всё стучал зубами. Я долго смотрел, как тлели угли костра: сначала яркий и большой, уголь понемногу становился
меньше, покрывался пеплом и исчезал под ним. И скоро от костра не осталось ничего, кроме теплого запаха. Я смотрел и думал...
Он катался по земле, стараясь плотнее закутаться в серый балахон, сшитый из одних
дыр, и очень образно ругался, видя, что все его усилия тщетны, ругался и все-таки продолжал кутаться. У него были
маленькие черные глаза, постоянно прищуренные, точно он всегда что-то пристально рассматривал.
— У богатых, указывают, денег много, — снова обратился Родионов к Иосафу, — да ведь у богатого-то человека и
дыр много; все их надобно заткнуть. Тебе что еще?.. — крикнул он опять на высокого уже
малого, стриженого, в усах, и с ног до головы перепачканного в кирпиче, который как бы из-под земли вырос в передней. — Кто ты такой?
О, эта карта с громадной
дырой на месте Каспийского моря и кляксой у Нью-Йорка, карта колоссальных размеров, вместившая в себя все пять частей света, — как я ее полюбила! Да, всех я любила в этот день… не исключая и строгого Алексея Ивановича, которого боялась не
меньше других.
Сбоку, сквозь разрыв туч, неожиданно сверкнуло солнце. Оно заглядывало на землю в
дыру меж туч и весело смеялось, как
маленький, непонимающий ребенок. Тучи сердито задернули
дыру, кругом опять стало мрачно.