Неточные совпадения
Стародум. Дурное расположение
людей, не достойных почтения, не должно быть огорчительно. Знай, что зла никогда не желают тем, кого презирают; а обыкновенно желают зла тем, кто имеет право презирать.
Люди не одному богатству, не одной знатности
завидуют: и добродетель также своих завистников имеет.
«Разумеется, я не
завидую и не могу
завидовать Серпуховскому; но его возвышение показывает мне, что стоит выждать время, и карьера
человека, как я, может быть сделана очень скоро.
Вронский защищал Михайлова, но в глубине души он верил этому, потому что, по его понятию,
человек другого, низшего мира должен был
завидовать.
— Положим, не
завидует, потому что у него талант; но ему досадно, что придворный и богатый
человек, еще граф (ведь они всё это ненавидят) без особенного труда делает то же, если не лучше, чем он, посвятивший на это всю жизнь. Главное, образование, которого у него нет.
Одна треть государственных
людей, стариков, были приятелями его отца и знали его в рубашечке; другая треть были с ним на «ты», а третья — были хорошие знакомые; следовательно, раздаватели земных благ в виде мест, аренд, концессий и тому подобного были все ему приятели и не могли обойти своего; и Облонскому не нужно было особенно стараться, чтобы получить выгодное место; нужно было только не отказываться, не
завидовать, не ссориться, не обижаться, чего он, по свойственной ему доброте, никогда и не делал.
Автор должен признаться, что весьма
завидует аппетиту и желудку такого рода
людей.
Самгин нередко встречался с ним в Москве и даже, в свое время,
завидовал ему, зная, что Кормилицын достиг той цели, которая соблазняла и его, Самгина: писатель тоже собрал обширную коллекцию нелегальных стихов, открыток, статей, запрещенных цензурой; он славился тем, что первый узнавал анекдоты из жизни министров, епископов, губернаторов, писателей и вообще упорно, как судебный следователь, подбирал все, что рисовало
людей пошлыми, глупыми, жестокими, преступными.
Клим ощущал, что этот
человек все более раздражает его. Ему хотелось возразить против уравнения любопытства с храбростью, но он не находил возражений. Как всегда, когда при нем говорили парадоксы тоном истины, он
завидовал людям, умеющим делать это.
Самгин
завидовал уменью Маракуева говорить с жаром, хотя ему казалось, что этот
человек рассказывает прозой всегда одни и те же плохие стихи. Варвара слушает его молча, крепко сжав губы, зеленоватые глаза ее смотрят в медь самовара так, как будто в самоваре сидит некто и любуется ею.
— Я верю, что он искренно любит Москву, народ и
людей, о которых говорит. Впрочем,
людей, которых он не любит, — нет на земле. Такого
человека я еще не встречала. Он — несносен, он обладает исключительным уменьем говорить пошлости с восторгом, но все-таки… Можно
завидовать человеку, который так… празднует жизнь.
— Я, еще мальчишкой будучи, пожарным на каланче
завидовал: стоит
человек на высоте, и все ему видно.
Но вот снова явился этот большой
человек с роскошнейшей, светловолосой густой бородищей, ей мог бы
позавидовать Варавка.
— Да, да, — повторял он, — я тоже жду утра, и мне скучна ночь, и я завтра пошлю к вам не за делом, а чтоб только произнести лишний раз и услыхать, как раздастся ваше имя, узнать от
людей какую-нибудь подробность о вас,
позавидовать, что они уж вас видели… Мы думаем, ждем, живем и надеемся одинаково. Простите, Ольга, мои сомнения: я убеждаюсь, что вы любите меня, как не любили ни отца, ни тетку, ни…
Я иногда
завидовал людям, у которых было много этой теплоты.
— Вот здесь я деловой
человек, — объяснил Стабровский, показывая Луковникову свой кабинет. — Именно таким вы меня знали до сих пор. Сюда ко мне приходят
люди, которые зависят от меня и которые
завидуют мне, а вот я вам покажу другую половину дома, где я самый маленький
человек и сам нахожусь в зависимости от всех.
— Что-нибудь тут кроется, господа, — уверял Стабровский. — Я давно знаю Бориса Яковлича. Это то, что называют гением без портфеля. Ему недостает только денег, чтобы быть вполне порядочным
человеком. Я часто
завидую его уму… Ведь это удивительная голова, в которой фейерверком сыплются самые удивительные комбинации. Ведь нужно было придумать дорогу…
— Ах, как я
завидую вам, молодым
людям! — повторял он с какою-то тоской.
Заходившие сюда бабы всегда
завидовали Таисье и, покачивая головами, твердили: «Хоть бы денек пожить эк-ту, Таисьюшка: сама ты большая, сама маленькая…» Да и как было не
завидовать бабам святой душеньке, когда дома у них дым коромыслом стоял: одну ребята одолели, у другой муж на руку больно скор, у третьей сиротство или смута какая, — мало ли напастей у мирского
человека, особенно у бабы?
Из посторонних
людей не злоязычили втихомолку только Зарницын с женою. Первому было некогда, да он и не был злым
человеком, а жена его не имела никаких оснований в чем бы то ни было
завидовать Женни и искренно желала ей добра в ее скромной доле.
— А так: там только одни красавицы. Вы понимаете, какое счастливое сочетание кровей: польская, малорусская и еврейская. Как я вам
завидую, молодой
человек, что вы свободный и одинокий. В свое время я таки показал бы там себя! И замечательнее всего, что необыкновенно страстные женщины. Ну прямо как огонь! И знаете, что еще? — спросил он вдруг многозначительным шепотом.
P. S. А что ты об адвокате Ерофееве пишешь, то мне даже очень прискорбно, что ты так на сем настаиваешь. Неужто же ты
завидуешь сему врагу религии, который по меняльным рядам ходит и от изуродованных
людей поживы ищет! Прошу тебя, друг мой, оставь сию мысль!"
— Вы давеча упрекнули меня в неискренности… Вы хотите знать, почему я все время никуда не показывалась, — извольте! Увеличивать своей особой сотни пресмыкающихся пред одним
человеком, по моему мнению, совершенно лишнее. К чему вся эта комедия, когда можно остаться в стороне? До вашего приезда я, по свойственной всем
людям слабости,
завидовала тому, что дается богатством, но теперь я переменила свой взгляд и вдвое счастливее в своем уголке.
— Нет, вас я особенно люблю! — настаивала она. — Была бы у вас мать,
завидовали бы ей
люди, что сын у нее такой…
С какою уверенностью он спорит, как легко устраняет всякое противоречие и достигает цели, шутя, с зевотой, насмехаясь над чувством, над сердечными излияниями дружбы и любви, словом, над всем, в чем пожилые
люди привыкли
завидовать молодым».
— Где же твои волоски? как шелк были! — приговаривала она сквозь слезы, — глаза светились, словно две звездочки; щеки — кровь с молоком; весь ты был, как наливное яблочко! Знать, извели лихие
люди,
позавидовали твоей красоте да моему счастью! А дядя-то чего смотрел? А еще отдала с рук на руки, как путному
человеку! Не умел сберечь сокровища! Голубчик ты мой!..
Несмотря, однако, на эту, в то время для меня непреодолимо отталкивающую, внешность, я, предчувствуя что-то хорошее в этих
людях и
завидуя тому веселому товариществу, которое соединяло их, испытывал к ним влеченье и желал сблизиться с ними, как это ни было для меня трудно.
Наступает молчание; но тревога оказывается ложною. Арина Петровна вздыхает и шепчет про себя: ах, детки, детки! Молодые
люди в упор глядят на сироток, словно пожрать их хотят; сиротки молчат и
завидуют.
Добродушно издеваясь над хозяином,
завидуя ему,
люди принялись за работу по окрику Фомы; видимо, ему было неприятно видеть Григория смешным.
Я
завидовал этому
человеку, напряженно
завидовал его таланту, его власти над
людьми, — он так чудесно пользовался этой властью!
Я, конечно, знал, что
люди вообще плохо говорят друг о друге за глаза, но эти говорили обо всех особенно возмутительно, как будто они были кем-то признаны за самых лучших
людей и назначены в судьи миру. Многим
завидуя, они никогда никого не хвалили и о каждом
человеке знали что-нибудь скверное.
— Умеет жить
человек — на него злятся, ему
завидуют; не умеет — его презирают, — задумчиво говорила она, обняв меня, привлекая к себе и с улыбкой глядя в глаза мои. — Ты меня любишь?
Сидя в вонючей яме и видя все одних и тех же несчастных, грязных, изможденных, с ним вместе заключенных, большей частью ненавидящих друг друга
людей, он страстно
завидовал теперь тем
людям, которые, пользуясь воздухом, светом, свободой, гарцевали теперь на лихих конях вокруг повелителя, стреляли и дружно пели «Ля илляха иль алла».
И если напоминание об его помпадурстве не возбуждает в
людях счастливых и довольных ничего, кроме обидного равнодушия, то пусть хоть она, пусть хоть эта «старушка» услышит об этом и
позавидует ему!
Одним словом, в несколько лет во всех отношениях он поставил себя на такую ногу, что добрые
люди дивились, а недобрые
завидовали.
Оленин
позавидовал ему и опять принялся ходить по двору, всё ожидая чего-то; но никто не выходил, никто не шевелился; только слышалось равномерное дыхание трех
человек.
Я часто встречал импровизированные кавалькады, возвращение с веселых пикников, просто прогулки и втайне
завидовал этим счастливым
людям, особенно сравнивая свое собственное положение.
— Я могу только
позавидовать, — бормотал он, наливая водку в чернильницу. — Да, я глубоко испорченный
человек… За ваше здоровье и за наше случайное знакомство. Виноват старый черт Порфирыч…
Посетил старого товарища, гусара, — нынче директором департамента служит. Живет таким барином, что даже и независтливый
человек, пожалуй,
позавидовал бы.
— Я первый раз в жизни вижу, как
люди любят друг друга… И тебя, Павел, сегодня оценил по душе, — как следует!.. Сижу здесь… и прямо говорю —
завидую… А насчёт… всего прочего… я вот что скажу: не люблю я чуваш и мордву, противны они мне! Глаза у них — в гною. Но я в одной реке с ними купаюсь, ту же самую воду пью, что и они. Неужто из-за них отказаться мне от реки? Я верю — бог её очищает…
Вышневская (вздыхая). Да,
позавидуешь женщинам, которых любят такие
люди, как вы.
Вы
завидуете только нам,
людям с чистой совестью, с душевным спокойствием.
Вышневский. Пожалуйста, не думай, чтобы ты говорил что-нибудь новое. Всегда это было и всегда будет.
Человек, который не умел или не успел нажить себе состояние, всегда будет
завидовать человеку с состоянием — это в натуре
человека. Оправдать зависть тоже легко. Завидующие
люди обыкновенно говорят: я не хочу богатства; я беден, но благороден.
Он шутил, улыбался и сразу занял своей маленькой особой внимание всех, а Фома стоял сзади его, опустив голову, исподлобья посматривая на расшитых золотом, облеченных в дорогие материи
людей,
завидовал бойкости старика, робел и, чувствуя, что робеет, — робел еще больше.
Ежов нравился Фоме больше, чем Смолин, но со Смолиным Фома жил дружнее. Он удивлялся способностям и живости маленького
человека, видел, что Ежов умнее его,
завидовал ему и обижался на него за это и в то же время жалел его снисходительной жалостью сытого к голодному. Может быть, именно эта жалость больше всего другого мешала ему отдать предпочтение живому мальчику перед скучным, рыжим Смолиным. Ежов, любя посмеяться над сытыми товарищами, часто говорил им...
— Вот оно что!.. — проговорил он, тряхнув головой. — Ну, ты не того, — не слушай их. Они тебе не компания, — ты около них поменьше вертись. Ты им хозяин, они — твои слуги, так и знай. Захочем мы с тобой, и всех их до одного на берег швырнем, — они дешево стоят, и их везде как собак нерезаных. Понял? Они про меня много могут худого сказать, — это потому они скажут, что я им — полный господин. Тут все дело в том завязло, что я удачливый и богатый, а богатому все
завидуют. Счастливый
человек — всем
людям враг…
Ему было известно, что сзади всех, кого он знает, стоят ещё другие шпионы, отчаянные, бесстрашные
люди, они вертятся среди революционеров, их называют провокаторами, — они-то и работают больше всех, они и направляют всю работу. Их мало, начальство очень ценит таких
людей, а уличные шпионы единодушно не любят их за гордость и
завидуют им.
Глумов. Гуляет в саду с молодыми
людьми. Вот вам доказательство, что я женюсь не по склонности. Мне нужны деньги, нужно положение в обществе. Не все же мне быть милым молодым
человеком, пора быть милым мужчиной. Посмотрите, каким молодцом я буду, каких лошадей заведу. Теперь меня не замечают, а тогда все вдруг заговорят: «Ах, какой красавец появился!» — точно как будто я из Америки приехал. И все будут
завидовать вам.
Завидует, потому что это тот сорт
людей, который, в настоящую минуту, пользуется наибольшею суммой внешних признаков благополучия.
— Вот, говорят, от губернаторов все отошло: посмотрели бы на нас — у нас-то что осталось! Право,
позавидуешь иногда чиновникам. Был я намеднись в департаменте — грешный
человек, все еще поглядываю, не сорвется ли где-нибудь дорожка, — только сидит их там, как мух в стакане. Вот сидит он за столом, папироску покурит, ногами поболтает, потом возьмет перо, обмакнет, и чего-то поваракает; потом опять за папироску возьмется, и опять поваракает — ан времени-то, гляди, сколько ушло!
Но масса тем не менее считает"хищников"счастливыми
людьми и
завидует им!