На улице еще было светло, и на ветвях лип пред окнами лежал отблеск заката, но комната уже наполнилась сумраком. Огромный маятник каждую секунду выглядывал из-за стекла футляра часов и, тускло блеснув, с глухим, усталым звуком прятался то вправо, то влево.
Люба встала и зажгла лампу, висевшую над столом. Лицо девушки было бледно и сурово.
Неточные совпадения
— Он даже перестал дружиться с
Любой, и теперь все с Варей, потому что Варя молчит, как дыня, — задумчиво говорила Лидия. — А мы с папой так боимся за Бориса. Папа даже ночью
встает и смотрит — спит ли он? А вчера твоя мама приходила, когда уже было поздно, все спали.
Осторожно открыв дверь, на пороге
встала Люба, с головой окутанная в старую, рваную шаль, и тревожно крикнула...
Люба быстро
встала и, бросив полотенце из рук на спинку стула, ушла… Отец, сощурив глаза, досмотрел ей вслед, побарабанил пальцами по столу и заговорил...
Муров. Здравствуй,
Люба!.. Ты, должно быть, сегодня рано
встала; уж и одета, и причесана, точно ждешь кого.
— Да с чем попало, — отвечал Буркин. — У кого есть ружье — тот с ружьем; у кого нет — тот с рогатиной. Что в самом деле!.. Французы-то о двух, что ль, головах? Дай-ка я
любого из них хвачу дубиною по лбу — небось не
встанет.
В эти две-три минуты Яков испытал, как сквозь него прошли горячие токи обиды, злости, прошли и оставили в нём подавляющее, почти горестное сознание, что маленькая женщина эта необходима ему так же, как
любая часть его тела, и что он не может позволить оторвать её от него. От этого сознания к нему вновь возвратился гнев, он похолодел,
встал, сунув руку в карман.
Бучинский любил прибавить для красного словца, и в его словах можно было верить
любой половине, но эта характеристика Гараськи произвела на меня впечатление против всякого желания. При каждой встрече с Гараськой слова Бучинского
вставали живыми, и мне начинало казаться, что действительно в этом изможденном теле жило что-то особенное, чему не приберешь названия, но что заставляло себя чувствовать. Когда Гараська улыбался, я испытывал неприятное чувство.
Яков (тихо).
Люба… Соня… (Он делает попытку
встать, опрокидывается, хрипит, и рот у него открывается, точно для крика.)
И вдруг, около пятой или шестой липы, она
встала как вкопанная. Холодок прополз по ней и отдался внутри. Все ей стало ясно. Это было предложение. И она дала согласие. Но как? Звонко, чуть не с хохотом, выпалила мужицкое слово: „
люб“.
— Без дара так не напишешь! — сказал он,
вставая и шевеля пальцами. — Не напишешь! Тут такая риторика, что
любому философу можно запятую поставить и в нос ткнуть. Ум! Светлый ум! Не женились бы, отец Федор, давно бы вы в архиереях были, истинно, были бы!
И в темноте беспредельно раздвинувшей границы комнаты,
вставала перед зачарованными глазами
Любы крохотная горсточка людей, страшно молодых, лишенных матери и отца, безнадежно враждебных и тому миру, с которым борются, и тому — за который борются они.