Неточные совпадения
На
улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная
летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу, — все это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши.
Улица напоминает любой наш уездный город в
летний день, когда полуденное солнце жжет беспощадно, так что ни одной живой души не видно нигде; только ребятишки безнаказанно, с непокрытыми головами, бегают по
улице и звонким криком нарушают безмолвие.
В кабинете Половодову казалось тесно и душно, но часы показывали едва три часа — самое мертвое время
летнего дня, когда даже собаки не выбегают на
улицу.
В мягких, глубоких креслах было покойно, огни мигали так ласково в сумерках гостиной; и теперь, в
летний вечер, когда долетали с
улицы голоса, смех и потягивало со двора сиренью, трудно было понять, как это крепчал мороз и как заходившее солнце освещало своими холодными лучами снежную равнину и путника, одиноко шедшего по дороге; Вера Иосифовна читала о том, как молодая, красивая графиня устраивала у себя в деревне школы, больницы, библиотеки и как она полюбила странствующего художника, — читала о том, чего никогда не бывает в жизни, и все-таки слушать было приятно, удобно, и в голову шли всё такие хорошие, покойные мысли, — не хотелось вставать.
Много пилось воды в
летнюю жару, когда пыль клубилась тучами по никогда не метенным
улицам и площадям.
И потом в тихий
летний вечер, полусумеречный, полупронизанный светом луны, на
улицах опять слышались печально торжественные звуки флейт и кларнетов и размеренный топот огромной толпы, в середине которой шла Басина Ита с своим ученым супругом.
Описываемая сцена происходила на
улице, у крыльца суслонского волостного правления.
Летний вечер был на исходе, и возвращавшийся с покосов народ не останавливался около волости: наработавшиеся за день рады были месту. Старика окружили только те мужики, которые привели его с покоса, да несколько других, страдавших неизлечимым любопытством. Село было громадное, дворов в пятьсот, как все сибирские села, но в страду оно безлюдело.
Теперь
улица пуста. Она торжественно и радостно горит в блеске
летнего солнца. Но в зале спущены все гардины, и оттого в ней темно, прохладно и так особенно нелюдимо, как бывает среди дня в пустых театрах, манежах и помещениях суда.
Конечно, самый главный, самый волнующий визит новоиспеченного юнкера Александрова предназначался в семью Синельниковых, которые давно уже переехали с
летней дачи в Москву, на Гороховую
улицу, близ Земляного вала, в двух шагах от крашенного в фисташковый цвет Константиновского межевого института.
Тяжел, скучен и утомителен вид пустынных
улиц наших уездных городов во всякое время; но особенно убийствен он своею мертвенностью в жаркий
летний полдень.
Саша надел светлую
летнюю блузу, — она висела на шкапу в его горнице, — домашние легкие башмаки и осторожно вылез из окна на
улицу, улучив минуту, когда нигде поблизости не было слышно голосов и шагов.
А на дворе между тем не на шутку разыгралась весна. Крыши домов уж сухи; на обнаженных от льдяного черепа
улицах стоят лужи; солнце на пригреве печет совершенно по-летнему. Прилетели с юга птицы и стали вить гнезда; жаворонок кружится и заливается в вышине колокольчиком. Поползли червяки; где-то в вскрывшемся пруде сладострастно квакнула лягушка. Огнем залило все тело молодой купчихи Бесселендеевой.
Время было
летнее, окошки отворены; вдруг залилась в воздухе русская песня по Дворянской
улице города Уфы; генерал бросился к окошку: по
улице шли трое молодых унтер-офицеров, один из них пел песню; генерал приказал их схватить и каждому дать по триста палок.
Но, несмотря на их выстрелы, бунтовщики в точности исполнили приказание Пугачева: влезли на высоту, прогнали гимназистов голыми кулаками, пушку отбили, заняли
летний губернаторский дом, соединенный с предместиями, пушку поставили в ворота, стали стрелять вдоль
улиц и кучами ворвались в предместия.
Собственно наша дача состояла из крошечной комнаты с двумя крошечными оконцами и огромной русской печью. Нечего было и думать о таких удобствах, как кровать, но зато были холодные сени, где можно было спасаться от
летних жаров. Вообще мы были довольны и лучшего ничего не желали. Впечатление испортила только жена хозяина, которая догнала нас на
улице и принялась жаловаться...
Мелькнул справа пролет на Банную гору и скрытую под горой реку, потом долго ехали по Московской
улице, и на тротуарах было оживление, шаркали ногами, мелькали белые женские платья и
летние фуражки: шли на музыку в городской сад.
Так шли дела, когда однажды в жаркий
летний полдень, в начале каникул, я шел с Фроимом и Израилем по
улице города, невдалеке от Васиного дома. В перспективе
улицы, в направлении от бывшей «заставы», показалась странная колымага архаической наружности с крытым верхом. Она была запряжена тройкой худых почтовых лошадей и вся покрыта густым слоем пыли, которая лениво моталась над кузовом, подымаемая ногами кляч.
Всегда чудный ее голос получил в это время необыкновенную силу, и торжественные его звуки разносились по целой
улице, так что толпы народа собирались перед растворенными окнами их дома: окна были раскрыты от нестерпимого
летнего зноя.
Ребятишки босиком, в одних рубашонках, по-летнему, кишат на
улице, бегают по всполью — обедать даже не скоро домой загонишь их… Стоном стоят тоненькие детские голоса… Жмурясь и щурясь, силятся они своими глазенками прямо смотреть на солнышко и, резво прыгая, поют ему весеннюю песню...
С годами, конечно, вывелись эти смотрины, но сам обычай посещать в Духов день гулянье
Летнего сада всецело сохранился и до сих пор в среде петербургского купечества из-под Невского, с Ямской, с Ивановской
улицы.
Я уже несколько дней назад вывесил на дверях объявление о бесплатном приеме больных; до сих пор, однако, у меня был только один старик эмфизсматик да две женщины приносили своих грудных детей с
летним поносом. Но все в Чемеровке уже знают меня в лицо и знают, что я доктор. Когда я иду по
улице, зареченцы провожают меня угрюмыми, сумрачными взглядами. Мне теперь каждый раз стоит борьбы выйти из дому; как сквозь строй, идешь под этими взглядами, не поднимая глаз.
Этот бедный, глуповатый чудак, которого я люблю тем сильнее, чем оборваннее и грязнее делается его
летнее франтоватое пальто, пять месяцев тому назад прибыл в столицу искать должности по письменной части. Все пять месяцев он шатался по городу, просил дела и только сегодня решился выйти на
улицу просить милостыню…
Стояли петербургские белые ночи, для меня еще до того не виданные. Я много ходил по городу, пристроивая своего Лемана. И замечательно, как и провинциальному студенту Невская"перспектива"быстро приедалась! Петербург внутри города был таким же, как и теперь, в начале XX века. Что-то такое фатально-петербургское чувствовалось и тогда в этих безлюдных широких
улицах, в
летних запахах, в белесоватой мгле, в дребезжании извозчичьих дрожек.
Было около шести часов вечера первого сентября. Стояла прекрасная, совсем еще
летняя погода: в воздухе было жарко, и густая едкая пыль застилала московские
улицы. Вот он миновал Пречистенский бульвар, площадь Пречистенских ворот и повернул на Остоженку, где жили Стоцкие, а в одном из прилегающих к ней переулков была и его холостая квартирка.
Вечером
летнего дня шел он по главной
улице города на Двине.
В ту же самую злополучную для Биронов ночь к красивому дому Густава Бирона, брата регента, на Миллионной
улице, отличавшемуся от других изящным балконом, на четырех колоннах серого и черного мрамора, явился прямо из
Летнего дворца Манштейн с командой.
Ночь была теплая,
летняя. Марсель был весь освещен, на
улицах пахло едой из кухонь, со всех сторон слышались говор, грохот колес и веселые крики.
Выждав минуту, когда в зале снова заиграли, Павел осторожно выглянул в пустую столовую, прошел ее и возле ванной, где висело кучею ненужное платье, отыскал свою старенькую
летнюю шинель. Потом быстро прошел кухню и по черной лестнице спустился во двор, а оттуда на
улицу.