Неточные совпадения
Это какой-то особый мир, и народная фантазия населяет его сверхъестественными существами: лешими и лесными девками, так же как речные и озерные омута — водяными чертовками, но жутко в большом
лесу во время бури, хотя внизу и тихо: деревья
скрипят и стонут, сучья трещат и ломаются.
Ночь была черная и дождливая. Ветер дул все время с северо-востока порывами, то усиливаясь, то ослабевая. Где-то в стороне
скрипело дерево. Оно точно жаловалось на непогоду, но никто не внимал его стонам. Все живое попряталось в норы, только мы одни блуждали по
лесу, стараясь выйти на реку Улике.
Лес весь оживал; послышался тихий, ласкающий свист, и на межу, звонко
скрипя крыльями, спустилася пара степных голубей.
Шли маленькие люди между больших деревьев и в грозном шуме молний, шли они, и, качаясь, великаны-деревья
скрипели и гудели сердитые песни, а молнии, летая над вершинами
леса, освещали его на минутку синим, холодным огнем и исчезали так же быстро, как являлись, пугая людей.
Из окна чердака видна часть села, овраг против нашей избы, в нем — крыши бань, среди кустов. За оврагом — сады и черные поля; мягкими увалами они уходили к синему гребню
леса, на горизонте. Верхом на коньке крыши бани сидел синий мужик, держа в руке топор, а другую руку прислонил ко лбу, глядя на Волгу, вниз.
Скрипела телега, надсадно мычала корова, шумели ручьи. Из ворот избы вышла старуха, вся в черном, и, оборотясь к воротам, сказала крепко...
Вскоре воз, навьюченный красноватым и сизым хворостом, медленно выезжал из
лесу,
скрипя и покачиваясь из стороны в сторону, как бы изловчаясь сбросить с себя при первом косогоре лишнюю тяжесть.
Свернул я в
лес, выбрал место, сел. Удаляются голоса детей, тонет смех в густой зелени
леса, вздыхает
лес. Белки
скрипят надо мной, щур поёт. Хочу обнять душой всё, что знаю и слышал за последние дни, а оно слилось в радугу, обнимает меня и влечёт в своё тихое волнение, наполняет душу; безгранично растёт она, и забыл я, потерял себя в лёгком облаке безгласных дум.
Дорога пошла
лесом, полозья
скрипели; лошади то и дело фыркали, и тогда ямщик останавливался и извлекал пальцами льдины из их ноздрей… Высокие сосны проходили перед глазами, как привидения, белые, холодные и как-то не оставлявшие впечатления в памяти…
Он весь преобразился. Очевидно, в этой идее потонули для него все горькие воспоминания и тревоги, которые я расшевелил своими расспросами… И опять он пошел от меня своей бороздой, ласково покрикивая на лошадь…
Скрипела соха, слышался треск кореньев, разрываемых железом, и стихийный говор
леса примешивался к моим размышлениям о Тимохе, подсказывая какие-то свои непонятные речи.
А между тем день совсем разгорелся. Выкатилось на небо сияющее солнце,
лес вздыхал и шумел, шуршали за оградой телеги, слышно было, как весело бежали к водопою лошади,
скрипел очеп колодца.
— Верно! — соглашается Гнедой. — Это я зря, не надо ругаться. Ребята! — дёргаясь всем телом, кричит он. Вокруг него летает лохмотье кафтана, и кажется, что вспыхнул он тёмным огнём. — Ребятушки, я вам расскажу по порядку, слушай! Первое — работал. Господь небесный, али я не работал? Бывало, пашу — кости
скрипят, земля стонет — работал — все знают, все видели! Голодно, братцы! Обидно — все командуют! Зиму жить — холодно и нету дров избу вытопить, а кругом —
леса без края! Ребятёнки мрут, баба плачет…
Не ждут осенние работы,
Недолог отдых мужиков —
Скрипят колодцы и вороты
При третьей песне петухов,
Дудит пастух свирелью звонкой,
Бежит по ниве чья-то тень:
То беглый рекрутик сторонкой
Уходит в
лес, послышав день.
Искал он, чем бы покормиться,
Ночь не послала ничего,
Придется, видно, воротиться,
А страшно!.. Что ловить его!
Хозяйка старших разбудила —
Блеснули в ригах огоньки
И застучали молотила.
Бог помочь, братья, мужики...
Эти разговоры взвинтили воображение, и мы невольно вздрагивали от каждого шороха в
лесу. Меня всегда занимал вопрос об этих таинственных ночных звуках в
лесу, которые на непривычного человека нагоняют панику. Откуда они, и почему они не походят ни на один дневной звук?
Скрипит ли старое дерево, треснет ли сухой сучок под осторожной лапой крадущегося зверя, шарахнется ли сонная птица, — ничего не разберешь, а всего охватывает жуткое чувство страха, и мурашки бегут по спине.
— Пеншит помаленьку. Старого
леса кочерга!.. Хворает, болеет, а сотню лет наверняк
проскрипит, — слегка улыбнувшись, промолвил Чапурин.
— Нешто спасенной душе! Не помрет — отдышится! — отозвался Патап Максимыч. — Старого
лесу кочерга!
Скрипит, трещит, не сломится.
Косарь шел, хромая, и тяжело опирался на палку. Солнце било в лицо, во рту пересохло, на зубах
скрипела пыль; в груди злобно запеклось что-то тяжелое и горячее. Шел час, другой, третий… Дороге не было конца, в стороны тянулась та же серая, безлюдная степь. А на горизонте слабо зеленели густые
леса, блестела вода; дунет ветер — призрачные
леса колеблются и тают в воздухе, вода исчезает.
Порывистый ветер завывал в мрачном
лесу, будто пел похоронную песню, деревья
скрипели.
— Да, перво на перво, будто бы мы с ним в темном
лесу на санях мчимся, вьюга так и поет, полозья
скрипят по снегу…