Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Пронозила!.. Нет, братец, ты должен образ выменить господина офицера; а кабы не он, то б ты от меня не заслонился. За сына вступлюсь. Не спущу
отцу родному. (Стародуму.) Это, сударь, ничего и не смешно. Не прогневайся. У меня материно сердце. Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала? Изволил пожаловать неведомо
к кому, неведомо кто.
Простаков. Ах,
отец родной! Мы уж видали виды. Я
к ним и появиться не смею.
Подошедши
к бюро, он переглядел их еще раз и уложил, тоже чрезвычайно осторожно, в один из ящиков, где, верно, им суждено быть погребенными до тех пор, покамест
отец Карп и
отец Поликарп, два священника его деревни, не погребут его самого,
к неописанной радости зятя и дочери, а может быть, и капитана, приписавшегося ему в
родню.
Вы не поверите, ваше превосходительство, как мы друг
к другу привязаны, то есть, просто если бы вы сказали, вот, я тут стою, а вы бы сказали: «Ноздрев! скажи по совести, кто тебе дороже,
отец родной или Чичиков?» — скажу: «Чичиков», ей-богу…
Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная, боязлива,
Она в семье своей
роднойКазалась девочкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни
к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела
И часто целый день одна
Сидела молча у окна.
«И полно, Таня! В эти лета
Мы не слыхали про любовь;
А то бы согнала со света
Меня покойница свекровь». —
«Да как же ты венчалась, няня?» —
«Так, видно, Бог велел. Мой Ваня
Моложе был меня, мой свет,
А было мне тринадцать лет.
Недели две ходила сваха
К моей
родне, и наконец
Благословил меня
отец.
Я горько плакала со страха,
Мне с плачем косу расплели
Да с пеньем в церковь повели.
Отцы родные, отведите меня
к Ивану Кузмичу».
— Ваше превосходительство, — сказал я ему, — прибегаю
к вам, как
к отцу родному; ради бога, не откажите мне в моей просьбе: дело идет о счастии всей моей жизни.
«Да вон, кажется…» — говорил я, указывая вдаль. «Ах, в самом деле — вон, вон, да, да! Виден, виден! — торжественно говорил он и капитану, и старшему офицеру, и вахтенному и бегал то
к карте в каюту, то опять наверх. — Виден, вот, вот он, весь виден!» — твердил он, радуясь, как будто увидел
родного отца. И пошел мерять и высчитывать узлы.
Нет, не отделяет в уме ни копейки, а отделит разве столько-то четвертей ржи, овса, гречихи, да того-сего, да с скотного двора телят, поросят, гусей, да меду с ульев, да гороху, моркови, грибов, да всего, чтоб
к Рождеству послать столько-то четвертей
родне, «седьмой воде на киселе», за сто верст, куда уж он посылает десять лет этот оброк, столько-то в год какому-то бедному чиновнику, который женился на сиротке, оставшейся после погорелого соседа, взятой еще
отцом в дом и там воспитанной.
Надежда Васильевна в несколько минут успела рассказать о своей жизни на приисках, где ей было так хорошо, хотя иногда начинало неудержимо тянуть в город,
к родным. Она могла бы назвать себя совсем счастливой, если бы не здоровье Максима, которое ее очень беспокоит, хотя доктор, как все доктора, старается убедить ее в полной безопасности. Потом она рассказывала о своих отношениях
к отцу и матери, о Косте, который по последнему зимнему пути отправился в Восточную Сибирь, на заводы.
— Господа, как жаль! Я хотел
к ней на одно лишь мгновение… хотел возвестить ей, что смыта, исчезла эта кровь, которая всю ночь сосала мне сердце, и что я уже не убийца! Господа, ведь она невеста моя! — восторженно и благоговейно проговорил он вдруг, обводя всех глазами. — О, благодарю вас, господа! О, как вы возродили, как вы воскресили меня в одно мгновение!.. Этот старик — ведь он носил меня на руках, господа, мыл меня в корыте, когда меня трехлетнего ребенка все покинули, был
отцом родным!..
Когда коллежский секретарь Иванов уверяет коллежского советника Ивана Иваныча, что предан ему душою и телом, Иван Иваныч знает по себе, что преданности душою и телом нельзя ждать ни от кого, а тем больше знает, что в частности Иванов пять раз продал
отца родного за весьма сходную цену и тем даже превзошел его самого, Ивана Иваныча, который успел предать своего
отца только три раза, а все-таки Иван Иваныч верит, что Иванов предан ему, то есть и не верит ему, а благоволит
к нему за это, и хоть не верит, а дает ему дурачить себя, — значит, все-таки верит, хоть и не верит.
— Да что же,
отец родной,
к чему же это я себя угодил?
Несколько посторонних, узнав о пропуске, присоединились
к нам, прося моего
отца взять их под видом прислуги или
родных.
Проходит еще три дня; сестрица продолжает «блажить», но так как матушка решилась молчать, то в доме царствует относительная тишина. На четвертый день утром она едет проститься с дедушкой и с дядей и объясняет им причину своего внезапного отъезда.
Родные одобряют ее. Возвратившись, она перед обедом заходит
к отцу и объявляет, что завтра с утра уезжает в Малиновец с дочерью, а за ним и за прочими вышлет лошадей через неделю.
Родных он чуждался;
к отцу ездил только по большим праздникам, причем дедушка неизменно дарил ему красную ассигнацию; с сестрами совсем не виделся и только с младшим братом, Григорием, поддерживал кой-какие сношения, но и то как будто исподтишка.
Начинается с того, что
родные, кроме
отца и Любягина, подходят
к старику и целуют его руку.
Насилу его уломали, доказав, что когда
родные отец и мать налицо, то в посаженых и необходимости нет. Но он все-таки настоял, чтобы свадьба была сыграна утром и совсем просто и чтоб
к венчальному торжеству были приглашены только самые необходимые свидетели.
— Матушка прошлой весной померла, а
отец еще до нее помер. Матушкину деревню за долги продали, а после
отца только ружье осталось. Ни кола у меня, ни двора. Вот и надумал я: пойду
к родным, да и на людей посмотреть захотелось. И матушка, умирая, говорила: «Ступай, Федос, в Малиновец,
к брату Василию Порфирьичу — он тебя не оставит».
Все его деревенские
родные и знакомые восхищались, завидовали, слушая его рассказы о хорошей службе, о житье в Москве.
Отец, имеющий сына десяти — двенадцати лет, упрашивал довезти его до Москвы
к родственникам, в бани.
Так рассказывали эту историю обыватели. Факт состоял в том, что губернатор после корреспонденции ушел, а обличитель остался жив, и теперь, приехав на время
к отцу, наслаждался в
родном городе своей славой…
Вернувшись
к отцу, Устенька в течение целого полугода никак не могла привыкнуть
к мысли, что она дома. Ей даже казалось, что она больше любит Стабровского, чем
родного отца, потому что с первым у нее больше общих интересов, мыслей и стремлений. Старая нянька Матрена страшно обрадовалась, когда Устенька вернулась домой, но сейчас же заметила, что девушка вконец обасурманилась и тоскует о своих поляках.
— Явите божескую милость, ваше высокоблагородие, господин следователь второго участка, — заявлял старик. — Сам привел
к вам разбойника… Он стравил Нагибина. Уж поверьте
родному отцу.
Устенька навсегда сохранила в своей памяти этот решительный зимний день, когда
отец отправился с ней
к Стабровским. Старуха нянька ревела еще с вечера, оплакивая свою воспитанницу, как покойницу. Она только и повторяла, что Тарас Семеныч рехнулся и хочет обасурманить
родную дочь. Эти причитания навели на девочку тоску, и она ехала
к Стабровским с тяжелым чувством, вперед испытывая предубеждение против долговязой англичанки, рывшейся по комодам.
К отцу побежала, — с
отцом разговор
Меня успокоил,
родные!
—
К твоей милости пришел, Степан Романыч… Не откажи, будь
отцом родным! На тебя вся надежа…
— Парня я
к тебе привел, Степан Романыч… Совсем от рук отбился малый: сладу не стало. Так я тово… Будь
отцом родным…
Бабушка с тетушками осталась ночевать в Неклюдове у
родных своих племянниц; мой
отец прямо с похорон, не заходя в дом, как его о том ни просили, уехал
к нам.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему
отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них
к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы
родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Мансуров и мой
отец горячились больше всех;
отец мой только распоряжался и беспрестанно кричал: «Выравнивай клячи! нижние подборы веди плотнее! смотри, чтоб мотня шла посередке!» Мансуров же не довольствовался одними словами: он влез по колени в воду и, ухватя руками нижние подборы невода, тащил их, притискивая их
к мелкому дну, для чего должен был, согнувшись в дугу, пятиться назад; он представлял таким образом пресмешную фигуру; жена его,
родная сестра Ивана Николаича Булгакова, и жена самого Булгакова, несмотря на свое рыбачье увлеченье, принялись громко хохотать.
Отец улыбнулся и отвечал, что похоже на то; что он и прежде слыхал об нем много нехорошего, но что он
родня и любимец Михайлушки, а тетушка Прасковья Ивановна во всем Михайлушке верит; что он велел послать
к себе таких стариков из багровских, которые скажут ему всю правду, зная, что он их не выдаст, и что Миронычу было это невкусно.
Предполагаемая поездка
к бабушке Куролесовой в Чурасово и продолжительное там гощенье матери также не нравилось; она еще не знала Прасковьи Ивановны и думала, что она такая же, как и вся
родня моего
отца; но впоследствии оказалось совсем другое.
Потом она стала сама мне рассказывать про себя: как ее
отец и мать жили в бедности, в нужде, и оба померли; как ее взял было
к себе в Багрово покойный мой и ее
родной дедушка Степан Михайлович, как приехала Прасковья Ивановна и увезла ее
к себе в Чурасово и как живет она у ней вместо приемыша уже шестнадцать лет.
— Нет, в самом деле, — подхватил Ихменев, разгорячая сам себя с злобною, упорною радостию, — как ты думаешь, Ваня, ведь, право, пойти! На что в Сибирь ехать! А лучше я вот завтра разоденусь, причешусь да приглажусь; Анна Андреевна манишку новую приготовит (
к такому лицу уж нельзя иначе!), перчатки для полного бонтону купить да и пойти
к его сиятельству: батюшка, ваше сиятельство, кормилец,
отец родной! Прости и помилуй, дай кусок хлеба, — жена, дети маленькие!.. Так ли, Анна Андреевна? Этого ли хочешь?
И что всего замечательнее, несмотря на эту вечно преследующую бедность, никто не обращал на нее внимания, никто не сострадал
к ней, а напротив, всякий до того был убежден в «дарованиях» Антошки, что звал его"стальною душой"и охотно подшучивал, что он"
родного отца на кобеля променять готов".
Подойдя
к исправницкому дому, выходившему фасом на улицу, Туркевич весело подмигивал своим спутникам, кидал кверху картуз и объявлял громогласно, что здесь живет не начальник, а
родной его, Туркевича,
отец и благодетель.
Только обязательная служба до известной степени выводила его из счастливого безмятежия.
К ней он продолжал относиться с величайшим нетерпением и, отбывая повинность, выражался, что и он каждый день приносит свою долю вреда. Думаю, впрочем, что и это он говорил, не анализируя своих слов. Фраза эта, очевидно, была, так сказать, семейным преданием и запала в его душу с детства в
родном доме, где все, начиная с
отца и кончая деревенскими кузенами, кичились какою-то воображаемою независимостью.
Основателем пансиона был m-r Тюрбо,
отец нынешней содержательницы. Он был вывезен из Франции, в качестве воспитателя,
к сыну одного русского вельможи, и когда воспитание кончилось, то ему назначили хорошую пенсию. М-r Тюрбо уже намеревался уехать обратно в
родной Карпантрa, как
отец его воспитанника сделал ему неожиданное предложение.
«Ах ты, — думаю, — милушка; ах ты, милушка!» Кажется, спроси бы у меня за нее татарин не то что мою душу, а
отца и мать
родную, и тех бы не пожалел, — но где было о том думать, чтобы этакого летуна достать, когда за нее между господами и ремонтерами невесть какая цена слагалась, но и это еще было все ничего, как вдруг тут еще торг не был кончен, и никому она не досталась, как видим, из-за Суры от Селиксы гонит на вороном коне борзый всадник, а сам широкою шляпой машет и подлетел, соскочил, коня бросил и прямо
к той
к белой кобылице и стал опять у нее в головах, как и первый статуй, и говорит...
— По городу ходят слухи, — продолжал Сергей Степаныч, — что
родная дочь Василия Михайлыча Попова явилась
к шефу жандармов и объявила, что
отец заставляет ее ходить на их там дачах на собрания
к Екатерине Филипповне, и когда она не хотела этого делать, он бил ее за то, запирал в комнате и не кормил.
Вместе с этим кто-то громко крикнул, молодая девушка рванулась
к морю, и Матвей услышал ясно
родное слово: «
Отец,
отец!» Между тем, корабль, тихо работавший винтами, уже отодвинулся от этого места, и самые волны на том месте смешались с белым туманом.
— Прямо из города, благодетель! прямо оттуда,
отец родной! все расскажу, только позвольте сначала честь заявить, — проговорил вошедший старичок и направился прямо
к генеральше, но остановился на полдороге и снова обратился
к дяде...
Накануне, рано поутру, пришла она
к Степану Михайловичу, который, задумавшись, печально сидел на своем крылечке; она обняла его, поцеловала, заплакала и сказала: «Братец, я чувствую всю вашу ко мне любовь и сама люблю и почитаю вас, как
родного отца.
Вторая Василиса Дмитриева, в замужестве также Есауловской станицы за казаком Григорием Федоровым, по прозванию Махичевым; да третий сын
отца ее, а ей брат
родной Иван Дмитриев, по прозванию Недюжин, живет в Есауловской же станице служилым казаком и по отъезде ее в здешнее место был при доме своем и
к наряду в службу в готовности.
Нет, брат, дельного малого сразу узнаешь; я сначала сам было подумал: «Кажется, не глуп; может, будет путь; ну, не привык
к службе, обойдется, привыкнет», — а теперь три месяца всякий день ходит и со всякой дрянью носится, горячится, точно
отца родного, прости господи, режут, а он спасает, — ну, куда уйдешь с этим?
— Батюшка, Глеб Савиныч! — воскликнул дядя Аким, приподнимаясь с места. — Выслушай только, что я скажу тебе… Веришь ты в бога… Вот перед образом зарок дам, — примолвил он, быстро поворачиваясь
к красному углу и принимаясь креститься, — вот накажи меня господь всякими болестями, разрази меня на месте, отсохни мои руки и ноги, коли в чем тебя ослушаюсь! Что велишь — сработаю, куда пошлешь — схожу; слова супротивного не услышишь! Будь
отцом родным, заставь за себя вечно бога молить!..
— Кабы твоя бы милость была, Глеб Савиныч, — жалобно начал Аким, — век бы стал за тебя бога молить!.. Взмилуйся над сиротинкой, будь
отцом родным, возьми ты его — приставь
к себе!..
—
Отцы вы мои! Отсохни у меня руки, пущай умру без покаяния, коли не он погубил парня-то! — отчаянно перебила старушка. — Спросите,
отцы родные, всяк знает его, какой он злодей такой! Покойник мой со двора согнал его,
к порогу не велел подступаться — знамо, за недобрые дела!.. Как помер, он, разбойник, того и ждал — опять
к нам в дом вступил.
В это время Львов узнал о ее положении и поспешил
к ней. Соня обрадовалась ему, как
родному, и, узнав, что
отец с труппой в Моршанске и что в Тамбове, кроме дворника Кузьмы с собакой Леберкой, в театре никого нет, решила поехать
к отцу по совету Львова. Он проводил ее — Соня была слаба и кашляла кровью.