Неточные совпадения
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем
бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба
к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Никогда еще большой корабль не подходил
к этому берегу; у корабля были те самые паруса, имя которых звучало как издевательство; теперь они ясно и неопровержимо пылали с невинностью факта, опровергающего все законы
бытия и здравого смысла.
— Можете себе представить: подходит
к вам эдакий страшный и предлагает: не желаете ли,
бытие божие докажу? И за полбутылки водки утверждал и отвергал, доказывал. Очень забавно. Его будто бы даже били, отправляли в полицию… Но, вот видите, оказалось, что он… что-то значит! Философ, да?
Ужинали миролюбиво, восхищаясь вкусом сига и огромной индейки, сравнивали гастрономические богатства Милютиных лавок с богатствами Охотного ряда, и все, кроме Ореховой, согласились, что в Москве едят лучше, разнообразней. Краснов, сидя против Ногайцева, начал было говорить о том, что непрерывный рост разума людей расширяет их вкус
к земным благам и тем самым увеличивает количество страданий, отнюдь не способствуя углублению смысла
бытия.
Это изречение дальнозорко предусматривает возможность
бытия людей, одетых исключительно ловко и парадно подобранными словами, что приводит их все-таки только
к созданию своей системы фраз, не далее.
— Все — программы, спор о программах, а надобно искать пути
к последней свободе. Надо спасать себя от разрушающих влияний
бытия, погружаться в глубину космического разума, устроителя вселенной. Бог или дьявол — этот разум, я — не решаю; но я чувствую, что он — не число, не вес и мера, нет, нет! Я знаю, что только в макрокосме человек обретет действительную ценность своего «я», а не в микрокосме, не среди вещей, явлений, условий, которые он сам создал и создает…
К сознательному
бытию Клим Иванович Самгин возвратился разбуженный режущей болью в животе, можно было думать, что в кишках двигается и скрежещет битое стекло.
Постепенно начиналась скептическая критика «значения личности в процессе творчества истории», — критика, которая через десятки лет уступила место неумеренному восторгу пред новым героем, «белокурой бестией» Фридриха Ницше. Люди быстро умнели и, соглашаясь с Спенсером, что «из свинцовых инстинктов не выработаешь золотого поведения», сосредоточивали силы и таланты свои на «самопознании», на вопросах индивидуального
бытия. Быстро подвигались
к приятию лозунга «наше время — не время широких задач».
Говорить с ней было бесполезно. Самгин это видел, но «радость
бытия» все острее раздражала его. И накануне 27 февраля, возвратясь с улицы
к обеду, он, не утерпев, спросил...
Между тем, отрицая в человеке человека — с душой, с правами на бессмертие, он проповедовал какую-то правду, какую-то честность, какие-то стремления
к лучшему порядку,
к благородным целям, не замечая, что все это делалось ненужным при том, указываемом им, случайном порядке
бытия, где люди, по его словам, толпятся, как мошки в жаркую погоду в огромном столбе, сталкиваются, мятутся, плодятся, питаются, греются и исчезают в бестолковом процессе жизни, чтоб завтра дать место другому такому же столбу.
Человечество и весь мир могут перейти
к высшему
бытию, и не будет уже материальных насильственных войн с ужасами, кровью и убийством.
Жестокая судьба государства есть в конце концов судьба человека, его борьба с хаотическими стихиями в себе и вокруг себя, с изначальным природным злом, восхождение человека
к высшему и уже сверхгосударственному
бытию.
Но великая война должна иметь и творческие исторические задачи, должна что-то изменить в мире
к лучшему,
к более ценному
бытию.
Требование революции тоже кесарево требование, только революция духа стояла бы вне этого, но она не может быть смешиваема с революциями политическими и социальными, она принадлежит
к другому плану
бытия.
Национальность и борьба за ее
бытие и развитие не означает раздора в человечестве и с человечеством и не может быть в принципе связываема с несовершенным, не пришедшим
к единому состоянием человечества, подлежащим исчезновению при наступлении совершенного единства.
У него два лика: один обращен
к охранению,
к закрепощению национально-религиозного быта, выдаваемого за подлинное
бытие, — образ духовной сытости, а другой лик — пророческий, обращенный
к граду грядущему, — образ духовного голода.
Упрощающее отрицание сложности и конкретности исторической жизни, в которой делается всякая политика, есть показатель или бездарности и элементарности в этой области, или отсутствия интереса
к этой сфере
бытия, непризванность
к ней.
В начале был волевой акт, акт немца, вызвавший
к бытию весь мир из глубины своего духа.
— Примечание составителя.)], есть то же стремление
к мировому владычеству, что и в Римской империи, которую нельзя рассматривать, как
бытие национальное.
Мы уже вступаем в тот возраст нашего
бытия, когда время нам уже выйти из детского западничества и детского славянофильства, когда мы должны перейти
к более зрелым формам национального самосознания.
Только решительное обращение нашего сознания
к глубине национального
бытия и
к широте
бытия всемирно-исторического ставит перед нами захватывающие творческие проблемы.
Это, в конце концов, ведет
к отрицанию множественности
бытия и утверждению единого, одного чего-нибудь.
Рост и развитие всякого национального
бытия не есть переход его от национального своеобразия
к какой-то интернациональной европейской цивилизации, которой совсем и не существует.
Повторяю — Бог не объективное
бытие,
к которому применимы рациональные понятия, Бог есть Дух.
Немец не приобщается
к тайнам
бытия, он ставит перед собой задачу, долженствование.
До последней степени обострившийся вопрос об отношении всякого индивидуального национального
бытия к единому и объединенному человечеству должен быть решен, как вопрос космического размаха.
И как бы ни слагалась внешняя судьба, наше дело — выковывать волю
к высшему
бытию.
— Опытом деятельной любви. Постарайтесь любить ваших ближних деятельно и неустанно. По мере того как будете преуспевать в любви, будете убеждаться и в
бытии Бога, и в бессмертии души вашей. Если же дойдете до полного самоотвержения в любви
к ближнему, тогда уж несомненно уверуете, и никакое сомнение даже и не возможет зайти в вашу душу. Это испытано, это точно.
Позже, в последние годы, я пришел
к тому, что самое
бытие не первично и есть уже продукт рационализации, обработка мысли, то есть, в сущности, пришел
к отрицанию онтологической философии.
Бог не есть
бытие, и
к Нему неприменимы категории
бытия, всегда принадлежавшие мышлению.
Основная метафизическая идея,
к которой я пришел в результате своего философского пути и духовного опыта, на котором был основан этот путь, это идея примата свободы над
бытием.
Но я принадлежу
к той породе людей и, может быть,
к тому поколению русских людей, которое видело в семье и деторождении быт, в любви же видело
бытие.
Примат
бытия над свободой приводит
к детерминизму и
к отрицанию свободы.
Повторяю, что под творчеством я все время понимаю не создание культурных продуктов, а потрясение и подъем всего человеческого существа, направленного
к иной, высшей жизни,
к новому
бытию.
Критерий истины стали искать внутри самого познающего субъекта, в его отношении
к себе, а не
к бытию.
К познанию
бытия гносеология отношения не имеет, твердости науки не обосновывает, скептицизма и релятивизма не побеждает.
В Перво-Божестве, которое выше всех Лиц Троицы и связанной с ними диалектики, предвечно и абсолютно преодолевается всякая антиномичность, по отношению
к Нему исчезает даже сам вопрос о
бытии и небытии.
Странность эта определяется желанием построить жизнь независимо от того, есть ли
бытие и что есть
бытие, безотносительно
к существу человека,
к его происхождению и предназначению, его месту в мироздании и смыслу его жизни.
К бытию,
к жизни мира нельзя прийти, от него можно только изойти.
Смысл кризиса всей современной философии — в возврате
к бытию и
к живому опыту, в преодолении всех искусственных и болезненных перегородок между субъектом и объектом.
Задача, перед которой ныне стоит гносеология, есть восстановление
бытия в его правах и раскрытие путей
к бытию.
Философское мышление, оторванное от живых корней
бытия, от бытийственного питания, начало блуждать в одиночестве по пустыне и пришло
к упразднению
бытия,
к иллюзионизму.
Гносеология обычно формулирует свою проблему так: отношение мышления
к бытию, познающего субъекта
к познаваемому объекту.
У нас есть органические задатки пути, противоположного этому судорожному движению
к земному богу,
к механизму, подменившему организм,
к фиктивному
бытию.
Мы стоим перед объективизмом, который свяжет нас с подлинным
бытием,
бытием абсолютным, а не природной и социальной средой; мы идем
к тому реализму, который находит центр индивидуума, связующую нить жизни и утверждает личность как некое вечное
бытие, а не мгновенные и распавшиеся переживания и настроения.
Как
к бытию вообще, так и
к бытию абсолютному,
бытию Божьему нельзя прийти, нельзя доказать Бога, можно только изойти от Бога, изначально открыть Бога в себе.
Труднее всего понять реализм Лосского, его возвращение
к бытию.
Нельзя достаточно часто повторять, что из
бытия мы исходим, а не приходим
к нему.
Первоначально, непосредственно дано
бытие, живая действительность и отношения внутри этой действительности, а не отношение
к ней чего-то вне ее лежащего.
Есть интуиция
бытия, но нет
к нему путей дискурсивного мышления.