Неточные совпадения
Тысячами шли
рабочие, ремесленники, мужчины и женщины, осанистые люди в дорогих шубах, щеголеватые адвокаты, интеллигенты в легких пальто, студенчество, курсистки, гимназисты, прошла тесная группа почтово-телеграфных чиновников и даже небольшая
кучка офицеров. Самгин чувствовал, что каждая из этих единиц несет в себе одну и ту же мысль, одно и то же слово, — меткое словцо, которое всегда, во всякой толпе совершенно точно определяет ее настроение. Он упорно ждал этого слова, и оно было сказано.
Самгин присоединился к толпе
рабочих, пошел в хвосте ее куда-то влево и скоро увидал приземистое здание Биржи, а около нее и у моста
кучки солдат, лошадей.
Рабочие остановились, заспорили: будут стрелять или нет?
Пейзаж портили красные массы и трубы фабрик. Вечером и по праздникам на дорогах встречались группы
рабочих; в будни они были чумазы, растрепанны и злы, в праздники приодеты, почти всегда пьяны или выпивши, шли они с гармониями, с песнями, как рекрута, и тогда фабрики принимали сходство с казармами. Однажды
кучка таких веселых ребят, выстроившись поперек дороги, крикнула ямщику...
На первом плане стояла пестрая
кучка приисковых
рабочих, вскрывавших золотоносный пласт.
Часов около девяти утра, как всегда в праздник,
рабочие стояли
кучками около ворот. Все было тихо. Вдруг около одиннадцати часов совершенно неожиданно вошел через парадную лестницу с Глинищевского переулка взвод городовых с обнаженными шашками. Они быстро пробежали через бухгалтерию на черный ход и появились на дворе.
Рабочие закричали...
Когда взошло солнце, оно осветило собравшиеся на Миляевом мысу партии. Они сбились
кучками, каждая у своего огонька. Все устали после ночной схватки.
Рабочие улеглись спать, а бодрствовали одни хозяева, которым было не до сна. Они зорко следили друг за другом, как слетевшиеся на добычу хищные птицы. Кишкин сидел у своего огня и вполголоса беседовал с Миной Клейменым.
Весь двор был завален
кучками золотоносного кварца, добытого
рабочими.
На фабрике были увеличены
рабочие часы, сбавлена плата ночной смене, усилен надзор и «сокращены» два коморника, карауливших старательские
кучки золотоносного кварца.
— Вы забываете о
рабочем и его будущности, а только думаете о том, чтобы при помощи всемирного рынка реализовать в пользу
кучки крупных промышленников ту прибавочную стоимость, которая вам останется от труда сотен тысяч
рабочих…
На фабрике было неспокойно,
рабочие собирались
кучками, о чем-то вполголоса говорили между собой, всюду шныряли озабоченные мастера, порою раздавались ругательства, раздраженный смех.
На земле, черной от копоти, огромным темно-красным пауком раскинулась фабрика, подняв высоко в небо свои трубы. К ней прижимались одноэтажные домики
рабочих. Серые, приплюснутые, они толпились тесной
кучкой на краю болота и жалобно смотрели друг на друга маленькими тусклыми окнами. Над ними поднималась церковь, тоже темно-красная, под цвет фабрики, колокольня ее была ниже фабричных труб.
На нашем бастионе и на французской траншее выставлены белые флаги, и между ними в цветущей долине,
кучками лежат без сапог, в серых и синих одеждах, изуродованные трупы, которые сносят
рабочие и накладывают на повозки. Ужасный тяжелый запах мертвого тела наполняет воздух. Из Севастополя и из французского лагеря толпы народа высыпали смотреть на это зрелище и с жадным и благосклонным любопытством стремятся одни к другим.
Наконец наступил и канун первого мая. С раннего утра в Причине все поднялось на ноги, даже не было видно пьяных. Партии
рабочих уже были в полном сборе и толпились
кучками около изб, где жили хозяева, или около обозов. Приготовляли лошадей, мазали телеги, бегали и суетились, как перед настоящим походом. Только хозяева старались казаться спокойными, но в то же время зорко сторожили друг друга — кто первый не утерпит и тронется в путь. Свои лазутчики и соглядатаи зорко следили за каждым движением.
И потому среди христиан не может быть рабов, не может быть той великой неправды, при которой одна
кучка людей может роскошествовать на счет труда бедствующих
рабочих.
Сидор в лаптях, в краденом картузе, с котомкой за плечами, попросил одного из
рабочих, закадычного своего приятеля, довезти его в лодке до берега. Проходя мимо
рабочих, все еще стоявших
кучками и толковавших про то, что будет, крикнул им...
По берегу
кучками сидели
рабочие с рыбных баржей разных хозяев, хлебая из уемистых ставцов квас с луком, огурцами и с краденой рыбною сушью.
Довольно ясное зимнее утро, без снега. Группа парижских
рабочих и демократов, несколько молодых русских и петербургский отставной крупный чиновник, который в передней все перебегал от одной
кучки к другой и спрашивал...
Навстречу
кучками шли из мастерских железнодорожные
рабочие в синих блузах.
Был кругом обыкновенный российский большой вокзал. Толкались обычные носильщики, кондуктора, ремонтные
рабочие, телеграфисты. Но не видно было обычных тупо-деловых, усталых лиц. Повсюду звучал радостный, оживленный говор, читались газеты и воззвания, все лица были обвеяны вольным воздухом свободы и борьбы. И были перед нами не одиночные люди, не
кучки «совращенных с пути», встречающих кругом темную вражду. Сама стихия шевелилась и вздымалась, полная великой творческой силы.
— Не будут? Только бы замануть, а там и сбавят. Как на «Красном треугольнике» сделали. А тоже клялись: «Сбавлять не будем!» И везде пишут: «Мы!
рабочие! единогласно!» Маленькая
кучка все захватила, верховодит, а говорят: все
рабочие.
Царапкин в
кучке девчат яро доказывал свою правоту: всякий
рабочий имеет право на культурную жизнь; это позор и насилие — не позволять рабочему-пролетарию жить в советской стране так, как уже давно живут пролетарии даже в капиталистических странах — в Западной Европе и Америке.