Неточные совпадения
За большим столом военные и штатские люди,
мужчины и женщины, стоя, с бокалами в руках, запели «Боже, царя храни» отчаянно громко и оглушая друг друга, должно быть, не слыша, что поют неверно, фальшиво. Неистовое пение оборвалось
на словах «сильной державы» — кто-то пронзительно
закричал...
Иман еще не замерз и только по краям имел забереги.
На другом берегу, как раз против того места, где мы стояли, копошились какие-то маленькие люди. Это оказались удэгейские дети. Немного дальше, в тальниках, виднелась юрта и около нее амбар
на сваях. Дерсу
крикнул ребятишкам, чтобы они подали лодку. Мальчики испуганно посмотрели в нашу сторону и убежали. Вслед за тем из юрты вышел
мужчина с ружьем в руках. Он перекинулся с Дерсу несколькими словами и затем переехал в лодке
на нашу сторону.
— А я знаю! —
кричала она в озлоблении. — Я знаю, что и вы такие же, как и я! Но у вас папа, мама, вы обеспечены, а если вам нужно, так вы и ребенка вытравите,многие так делают. А будь вы
на моем месте, — когда жрать нечего, и девчонка еще ничего не понимает, потому что неграмотная, а кругом
мужчины лезут, как кобели, — то и вы бы были в публичном доме! Стыдно так над бедной девушкой изголяться, — вот что!
Конечно, все
мужчины испытывали эту первоначальную tristia post coitus, но это великая нравственная боль, очень серьезная по своему значению и глубине, весьма быстро проходит, оставаясь, однако, у большинства надолго, иногда
на всю жизнь, в виде скуки и неловкости после известных моментов. В скором времени Коля свыкся с нею, осмелел, освоился с женщиной и очень радовался тому, что когда он приходил в заведение, то все девушки, а раньше всех Верка,
кричат...
— Тоже и товарища привели! — нечего сказать! — заговорила Тамара насмешливо и сердито. — Я думала, он в самом деле
мужчина, а это девчонка какая-то! Скажите, пожалуйста, жалко ему свою невинность потерять. Тоже нашел сокровище! Да возьми назад, возьми свои два рубля! —
закричала она вдруг
на Петрова и швырнула
на стол две монеты. — Все равно отдашь их горняшке какой-нибудь! А то
на перчатки себе прибереги, суслик!
В одну минуту столпилось человек двадцать около того места, где я остановился;
мужчины кричали невнятным голосом, женщины стонали; все наперерыв старались всползти
на вал: цеплялись друг за друга, хватались за траву, дрались, падали и с каким-то нечеловеческим воем катились вниз, где вновь прибегающие топтали их в ногах и лезли через них, чтоб только дойти до меня.
Надежда Федоровна шла утром купаться, а за нею с кувшином, медным тазом, с простынями и губкой шла ее кухарка Ольга.
На рейде стояли два каких-то незнакомых парохода с грязными белыми трубами, очевидно, иностранные грузовые. Какие-то
мужчины в белом, в белых башмаках, ходили по пристани и громко
кричали по-французски, и им откликались с этих пароходов. В маленькой городской церкви бойко звонили в колокола.
Один
мужчина особенно смешил меня ревностью своей. Шли мы с ним из Переяславля в Ростов, и всю дорогу он
кричал на меня...
Пришел портной — тощий, хромой человек, надел
на меня черный коленкоровый длинный саван с рукавами и заметал его сверху донизу. Потом пришел парикмахер. Я в нем узнал того самого подмастерья от Теодора, который только что меня брил, и мы дружелюбно улыбнулись друг другу. Парикмахер надел
на мою голову черный парик с пейсами. Духовской вбежал в уборную и
крикнул: «Васильев, гримируйтесь же!» Я сунул палец в какую-то краску, но сосед слева, суровый
мужчина с глубокомысленным лбом, оборвал меня...
— Какое это такое слово нахал? —
крикнул мужчина с павлиньими перьями, рассердившись, и стукнул кулаком по столу, так что
на подносе запрыгали стаканы. — Кому ты говоришь? Ты думаешь, как я в маске, так ты можешь мне разные слова говорить? Перец ты этакий! Выходи, коли говорю! Директор банка, проваливай подобру-поздорову! Все уходите, чтоб ни одной шельмы тут не оставалось! Айда, к свиньям собачьим!
Мне все говорит, что этот Кротков очень похож
на настоящего
мужчину… Если б Степа заглянул теперь в мою тетрадку, он бы
закричал...
Они думают, эти
мужчины, что нам ничего не нужно, кроме ласки, снисхождения, забот, как о слабом и хрупком существе! Добрая подачка кажется им верхом благодеяния! Чтобы они ни творили: возвышают ли нас или унижают, хотят ли из нас сделать профессоров и лекарей, или держать нас
на кухне, — всегда и во всем сквозит мертвящая субординация!"Не ходи туда, куда я тебя не пускаю", —
кричит один."Ступай куда хочешь, коли я тебя пускаю", —
кричит другой. И везде я, я, и я!
— Да, ты Франсуаза! сестра! — проговорил он. И вдруг рыдания, тяжелые рыдания
мужчины, похожие
на икоту пьяницы, поднялись в его горле. Он отпустил ее голову, ударил по столу так, что стаканы опрокинулись и разлетелись вдребезги, и
закричал диким голосом.
— Не хочешь? Не хочешь? —
кричала попадья и в яростной жажде материнства рвала
на себе одежды, бесстыдно обнажаясь вся, жгучая и страшная, как вакханка, трогательная и жалкая, как мать, тоскующая о сыне. — Не хочешь? Так вот же перед Богом говорю тебе:
на улицу пойду! Голая пойду! К первому
мужчине на шею брошусь. Отдай мне Васю, проклятый!
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и
мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и
кричать, а
мужчина и женщина
на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и
кричать изо всех сил, и
мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться
на все стороны.