Неточные совпадения
А между тем что-то величественное и грозное примешалось к
красоте июльской
ночи.
Он был равнодушен к общепризнанным
красотам природы, находя, что закаты солнца так же однообразны, как рябое небо морозных
ночей.
— В Ялте, после одной пьяной
ночи, я заплакала, пожаловалась: «Господи, зачем ты одарил меня
красотой, а бросил в грязь!» Вроде этого кричала что-то. Тогда Игорь обнял меня и так… удивительно ласково сказал...
Райский сунул письмо в ящик, а сам, взяв фуражку, пошел в сад, внутренне сознаваясь, что он идет взглянуть на места, где вчера ходила, сидела, скользила, может быть, как змея, с обрыва вниз, сверкая
красотой, как
ночь, — Вера, все она, его мучительница и идол, которому он еще лихорадочно дочитывал про себя — и молитвы, как идеалу, и шептал проклятия, как живой красавице, кидая мысленно в нее каменья.
И какой опасной, безотрадной
красотой блестит тогда ему в глаза эта сияющая, таинственная
ночь!
Его опять охватила
красота сестры — не прежняя, с блеском, с теплым колоритом жизни, с бархатным, гордым и горячим взглядом, с мерцанием «
ночи», как он назвал ее за эти неуловимые искры, тогда еще таинственной, неразгаданной прелести.
Впоследствии глаза у меня стали слабее, и эта необычайная
красота теперь живет в моей душе лишь ярким воспоминанием этой
ночи.
Верстовой столб представляется великаном и совсем как будто идет, как будто вот-вот нагонит; надбрежная ракита смотрит горою, и запоздалая овца, торопливо перебегающая по разошедшимся половицам моста, так хорошо и так звонко стучит своими копытками, что никак не хочется верить, будто есть люди, равнодушные к
красотам природы, люди, способные то же самое чувствовать, сидя вечером на каменном порожке инвалидного дома, что чувствуешь только, припоминая эти милые, теплые
ночи, когда и сонная река, покрывающаяся туманной дымкой, <и> колеблющаяся возле ваших ног луговая травка, и коростель, дерущий свое горло на противоположном косогоре, говорят вам: «Мы все одно, мы все природа, будем тихи теперь, теперь такая пора тихая».
Сердце студента ширилось и трепетало: и от
красоты этого блаженного утра, и от радости существования, и от сладостного воздуха, освежавшего его легкие после
ночи, проведенной без сна в тесном и накуренном помещении. Но еще более умиляла его
красота и возвышенность собственного поступка.
И вся эта шумная чужая шайка, одурманенная легкими деньгами, опьяненная чувственной
красотой старинного, прелестного города, очарованная сладостной теплотой южных
ночей, напоенных вкрадчивым ароматом белой акации, — эти сотни тысяч ненасытных, разгульных зверей во образе мужчин всей своей массовой волей кричали: «Женщину!»
Идет она на высокое крыльцо его палат каменных; набежала к ней прислуга и челядь дворовая, подняли шум и крик; прибежали сестрицы любезные и, увидамши ее, диву дались
красоте ее девичьей и ее наряду царскому, королевскому; подхватили ее под руки белые и повели к батюшке родимому; а батюшка нездоров лежит, нездоров и нерадошен, день и
ночь ее вспоминаючи, горючими слезами обливаючись; и не вспомнился он от радости, увидамши свою дочь милую, хорошую, пригожую, меньшую, любимую, и дивился
красоте ее девичьей, ее наряду царскому, королевскому.
Призадумался честной купец и, подумав мало ли, много ли времени, говорит ей таковые слова: «Хорошо, дочь моя милая, хорошая и пригожая, достану я тебе таковой хрустальный тувалет; а и есть он у дочери короля персидского, молодой королевишны,
красоты несказанной, неописанной и негаданной: и схоронен тот тувалет в терему каменном, высокиим, и стоит он на горе каменной, вышина той горы в триста сажен, за семью дверьми железными, за семью замками немецкими, и ведут к тому терему ступеней три тысячи, и на каждой ступени стоит по воину персидскому и день и
ночь, с саблею наголо булатного, и ключи от тех дверей железныих носит королевишна на поясе.
Матери казалось, что Людмила сегодня иная, проще и ближе ей. В гибких колебаниях ее стройного тела было много
красоты и силы, несколько смягчавшей строгое и бледное лицо. За
ночь увеличились круги под ее глазами. И чувствовалось в ней напряженное усилие, туго натянутая струна в душе.
Но проходила
ночь, медленно и противно влачился день, наступал вечер, и его опять неудержимо тянуло в этот чистый, светлый дом, в уютные комнаты, к этим спокойным и веселым людям и, главное, к сладостному обаянию женской
красоты, ласки и кокетства.
Вижу, вся женщина в расстройстве и в исступлении ума: я ее взял за руки и держу, а сам вглядываюсь и дивлюсь, как страшно она переменилась и где вся ее
красота делась? тела даже на ней как нет, а только одни глаза среди темного лица как в
ночи у волка горят и еще будто против прежнего вдвое больше стали, да недро разнесло, потому что тягость ее тогда к концу приходила, а личико в кулачок сжало, и по щекам черные космы трепятся.
Подхалюзин. Вы, Самсон Силыч, возьмите в рассуждение. Я посторонний человек, не родной, а для вашего благополучия ни дня ни
ночи себе покою не знаю, да и сердце-то у меня все изныло; а за него отдают барышню, можно сказать,
красоту неописанную; да и денег еще дают-с, а он ломается да важничает, ну есть ли в нем душа после всего этого?
Моей причудливой мечты
Наперсник иногда нескромный,
Я рассказал, как
ночью темной
Людмилы нежной
красотыОт воспаленного Руслана
Сокрылись вдруг среди тумана.
Несчастная! когда злодей,
Рукою мощною своей
Тебя сорвав с постели брачной,
Взвился, как вихорь, к облакам
Сквозь тяжкий дым и воздух мрачный
И вдруг умчал к своим горам —
Ты чувств и памяти лишилась
И в страшном замке колдуна,
Безмолвна, трепетна, бледна,
В одно мгновенье очутилась.
О, как тиха и ласкова была
ночь, какою голубиною кротостию дышал лазурный воздух, как всякое страдание, всякое горе должно было замолкнуть и заснуть под этим ясным небом, под этими святыми, невинными лучами! «О Боже! — думала Елена, — зачем смерть, зачем разлука, болезнь и слезы? или зачем эта
красота, это сладостное чувство надежды, зачем успокоительное сознание прочного убежища, неизменной защиты, бессмертного покровительства?
Я не мог спать в такую
ночь и бродил мимо дач, где тоже не спали, любуясь
красотою чудного освещения.
Стройные ели и пихты, опушенные утренним инеем, стояли осыпанные брильянтами, как невесты; этот подвенечный наряд таял и снова нарастал каждую
ночь, как постоянно возобновлявшаяся
красота.
Приведите их в таинственную сень и прохладу дремучего леса, на равнину необозримой степи, покрытой тучною, высокою травою; поставьте их в тихую, жаркую летнюю
ночь на берег реки, сверкающей в тишине ночного мрака, или на берег сонного озера, обросшего камышами; окружите их благовонием цветов и трав, прохладным дыханием вод и лесов, неумолкающими голосами ночных птиц и насекомых, всею жизнию творения: для них тут нет
красот природы, они не поймут ничего!
Конечно, не найдется почти ни одного человека, который был бы совершенно равнодушен к так называемым
красотам природы, то есть: к прекрасному местоположению, живописному далекому виду, великолепному восходу или закату солнца, к светлой месячной
ночи; но это еще не любовь к природе; это любовь к ландшафту, декорациям, к призматическим преломлениям света; это могут любить люди самые черствые, сухие, в которых никогда не зарождалось или совсем заглохло всякое поэтическое чувство: зато их любовь этим и оканчивается.
Когда-то, месяца три или четыре тому назад, во время катанья по реке большим обществом, Нина, возбужденная и разнеженная
красотой теплой летней
ночи, предложила Боброву свою дружбу на веки вечные, — он принял этот вызов очень серьезно и в продолжение целой недели называл ее своим другом, так же как и она его, И когда она говорила ему медленно и значительно, со своим обычным томным видом: «мой друг», то эти два коротеньких слова заставляли его сердце биться крепко и сладко.
Не прошло и пяти минут, как он опять замахал рукой, потом, расписывая своим спутникам
красоты венчального «Господи, помилуй», которое
ночью пришло ему на память, взял кнут под мышку и замахал обеими руками.
И жители, точно, гуляют иногда по бульвару над рекой, хотя уж и пригляделись к
красотам волжских видов; вечером сидят на завалинках у ворот и занимаются благочестивыми разговорами; но больше проводят время у себя дома, занимаются хозяйством, кушают, спят, — спать ложатся очень рано, так что непривычному человеку трудно и выдержать такую сонную
ночь, какую они задают себе.
— Что — все-таки? Ладно, хоть сам видел, как все делалось, — вперед — наука! А вот, когда у меня «Волгарь» горел, — жалко, не видал я. Чай, какая
красота, когда на воде, темной
ночью, этакий кострище пылает, а? Большущий пароходина был…
Княгиня Радугина была некогда хороша собою; но беспрестанные праздники, балы,
ночи, проверенные без сна, — словом, все, что сокращает век наших модных дам, не оставило на лице ее и признаков прежней
красоты, несмотря на то, что некогда кричали о ней даже и в Москве...
Робко вскинул он свои жуткие глаза обреченного, и навстречу ему из-под полей шляпы робко метнулось что-то черное, светлое, родное, необыкновенное, прекрасное — глаза, должно быть? И уже сквозь эти необыкновенные глаза увидел он весеннюю
ночь — и поразился до тихой молитвы в сердце ее чудесной
красотою. Но подошел пьяный Тимохин и отвел его в сторону...
Он любил белолицых, черноглазых, красногубых хеттеянок за их яркую, но мгновенную
красоту, которая так же рано и прелестно расцветает и так же быстро вянет, как цветок нарцисса; смуглых, высоких, пламенных филистимлянок с жесткими курчавыми волосами, носивших золотые звенящие запястья на кистях рук, золотые обручи на плечах, а на обеих щиколотках широкие браслеты, соединенные тонкой цепочкой; нежных, маленьких, гибких аммореянок, сложенных без упрека, — их верность и покорность в любви вошли в пословицу; женщин из Ассирии, удлинявших красками свои глаза и вытравливавших синие звезды на лбу и на щеках; образованных, веселых и остроумных дочерей Сидона, умевших хорошо петь, танцевать, а также играть на арфах, лютнях и флейтах под аккомпанемент бубна; желтокожих египтянок, неутомимых в любви и безумных в ревности; сладострастных вавилонянок, у которых все тело под одеждой было гладко, как мрамор, потому что они особой пастой истребляли на нем волосы; дев Бактрии, красивших волосы и ногти в огненно-красный цвет и носивших шальвары; молчаливых, застенчивых моавитянок, у которых роскошные груди были прохладны в самые жаркие летние
ночи; беспечных и расточительных аммонитянок с огненными волосами и с телом такой белизны, что оно светилось во тьме; хрупких голубоглазых женщин с льняными волосами и нежным запахом кожи, которых привозили с севера, через Баальбек, и язык которых был непонятен для всех живущих в Палестине.
Вычитанное из книг развивается в странные фантазии, воображение неустанно ткет картины бесподобной
красоты, и точно плывешь в мягком воздухе
ночи вслед за рекою.
Наутро и солнце явилось для меня с другим лицом: видел я, как лучи его осторожно и ласково плавили тьму, сожгли её, обнажили землю от покровов
ночи, и вот встала она предо мной в цветном и пышном уборе осени — изумрудное поле великих игр людей и боя за свободу игр, святое место крестного хода к празднику
красоты и правды.
Всё кругом было чисто, свежо и ново — точно родилось в эту
ночь, всё было тихо и неподвижно, как будто ещё не освоилось с жизнью на земле и, первый раз видя солнце, молча изумлялось его
красоте.
В заведении, несмотря на ранний час, два стола были заняты посетителями, оживленно беседовавшими о событии прошлой
ночи. Духовный дворник был героем собрания. Он уже несколько раз успел рассказать происшествие, сообщив, в назидание слушателям, полный текст нравоучительной речи, которою он якобы тронул сердца злодеев. С каждым новым вариантом назидательная речь приобретала новые риторические
красоты.
Одна Лиза, — которая осталась после отца пятнадцати лет, — одна Лиза, не щадя своей нежной молодости, не щадя редкой
красоты своей, трудилась день и
ночь — ткала холсты, вязала чулки, весною рвала цветы, а летом брала ягоды — и продавала их в Москве.
В ней уже сидел бес, который день и
ночь шептал ей, что она очаровательна, божественна, и она, определенно не знавшая, для чего, собственно, она создана и для чего ей дана жизнь, воображала себя в будущем не иначе, как очень богатою и знатною, ей грезились балы, скачки, ливреи, роскошная гостиная, свой salon и целый рой графов, князей, посланников, знаменитых художников и артистов, и все это поклоняется ей и восхищается ее
красотой и туалетами…
Он изменил!.. Но кто с тобою,
Грузинка, равен
красотою?
Вокруг лилейного чела
Ты косу дважды обвила;
Твои пленительные очи
Яснее дня, чернее
ночи;
Чей голос выразит сильней
Порывы пламенных желаний?
Чей страстный поцелуй живей
Твоих язвительных лобзаний?
Как сердце, полное тобой,
Забьется для красы чужой?
Но, равнодушный и жестокий,
Гирей презрел твои красы
И
ночи хладные часы
Проводит мрачный, одинокий
С тех пор, как польская княжна
В его гарем заключена.
— Верно, — одобрил судья. — Точно у них нет других тем. Писали же раньше… Пушкин писал, Толстой, Аксаков, Лермонтов.
Красота! Какой язык! «Тиха украинская
ночь, прозрачно небо, светят звезды…» Эх, черт, какой язык был, какой слог!..
Это был идеал, который среди этой
ночи, этой природы, не нарушая ее
красоты, мог бы быть любимым, — идеал, ни разу не обрезанный для того, чтобы слить его с какой-нибудь грубой действительностью.
Горы, леса и луга, по которым бродил я с рампеткою, вечера, когда я подкарауливал сумеречных бабочек, и
ночи, когда на огонь приманивал я бабочек ночных, как будто не замечались мною: все внимание, казалось, было устремлено на драгоценную добычу; но природа, незаметно для меня самого, отражалась на душе моей вечными
красотами своими, а такие впечатления, ярко и стройно возникающие впоследствии, — благодатны, и воспоминание о них вызывает отрадное чувство из глубины души человеческой.
«И царь тот раза три на дню
Ходил смотреть на дочь свою;
Но вздумал вдруг он в темну
ночьВзглянуть, как спит младая дочь.
Свой ключ серебряный он взял,
Сапожки шелковые снял,
И вот приходит в башню ту,
Где скрыл царевну-красоту!..
— Поклонись, Флена Васильевна, — сказал Алексей, с жаром схватив ее за руку. — Сам я
ночи не сплю, сам от еды отбился, только и думы, что про ее
красоту неописанную.
Уже надвигалась
ночь, и весь большой дом, начиная с людской и кончая барскими комнатами, сверкал веселыми огнями. Люди весело болтали и шумно перекликались, и маленькие, дорогие, хрупкие и ненужные вещи уже не боялись за себя. Они гордо смотрели со своих возвышенных мест на суетившихся людей и безбоязненно выставляли свою
красоту, и все, казалось, в этом доме служило им и преклонялось перед их дорого стоящим существованием.
Как чудесно хороши вы,
Южной
ночи красоты:
Моря синего заливы,
Лавры, скалы и цветы!
Его поэтическое настроение, вызванное
красотой природы и прелестью чудной
ночи, и все его мысли были теперь сосредоточены на ненавистном ему лейтенанте Первушине.
Тем не менее эта осенняя
красота эллинской трагедии слишком громко говорит о студеных
ночах души, об увядающих силах жизни, о замирающем жизненном инстинкте.
Рай в природе сохранился в ее
красоте, в солнечном свете, в мерцающих в ясную
ночь звездах, в голубом небе, в незапятнанных вершинах снеговых гор, в морях и реках, в лесу и хлебном поле, в драгоценных камнях и цветах и в
красоте и убранстве мира животного.
Но никто не видал юного короля. До шестнадцати лет его прятали от народа (таков уж был закон той страны). Боялись, чтобы страшный чародей Гай не испортил как-нибудь
красоты Дуль-Дуля. Один только солдат Иван находился подле королевича и служил ему день и
ночь неустанно.
— Много на небе Аллаха восходящих вечерних звезд, но они не сравнятся с золотым солнцем. Много в Дагестанских аулах чернооких дочерей, но
красота их потускнеет при появлении грузинской девушки. Немного лет осталось им красоваться! Она придет и — улыбнется восточное небо. Черные звезды — глаза ее. Пышные розы — ее щечки. Темная
ночь — кудри ее. Хвала дочери храброго князя! Хвала маленькой княжне Нине Джаваха-оглы-Джамата, моей внучке!
Случилось то же, что, бывает, случается в очень тихую и сильно морозную погоду. Вечер, мутная, морозная мгла, в которой ничего не разберешь. Пройдет
ночь, утром выйдешь — и в ясном, солнечном воздухе стоит голый вчера, сад, одетый алмазным инеем, в новой, особенной, цельной
красоте. И эта
красота есть тихо осевшая вчерашняя мгла.
Ночь морозная дышала
Тихой, крепкой
красотой,
Даль туманная блистала
Под задумчивой луной.
И по улицам пустынным
Долго-долго я бродил…
Счастье, счастье! Чем, скажи мне,
Чем тебя я заслужил?
Эта грустная улыбка,
Этот тихий разговор.
Этот вздох груди высокой,
Этот дивный долгий взор, —
И кому же?.. О, за что же?
Чем я это заслужил?
Долго
ночью этой чудной
Я домой не приходил.