Неточные совпадения
Лохматый, с
красным опухшим лицом, он ходил рядом с Климом, бесцеремонно заглядывая в лицо его обнаженными глазами, — отвратительно скрипели его
ботинки, он кашлял, сипел, дымился, толкал Самгина локтем и вдруг спросил...
Плавание в южном полушарии замедлялось противным зюйд-остовым пассатом; по меридиану уже идти было нельзя: диагональ отводила нас в сторону, все к Америке. 6-7 узлов был самый большой ход. «Ну вот вам и лето! — говорил дед,
красный, весь в поту, одетый в прюнелевые
ботинки, но, по обыкновению, застегнутый на все пуговицы. — Вот и акулы, вот и Южный Крест, вон и «Магеллановы облака» и «Угольные мешки!» Тут уж особенно заметно целыми стаями начали реять над поверхностью воды летучие рыбы.
Слева — бабы в
красных шелковых платках, плисовых поддевках, с яркокрасными рукавами и синими, зелеными,
красными, пестрыми юбками, в
ботинках с подковками.
Голос у нее был сочный, ясный, рот маленький, пухлый, и вся она была круглая, свежая. Раздевшись, она крепко потерла румяные щеки маленькими,
красными от холода руками и быстро прошла в комнату, звучно топая по полу каблуками
ботинок.
Ведь эта шельма Окся всегда была настоящим яблоком раздора для полдневских старателей, и из-за нее происходили самые ожесточенные побоища: Маркушку тузил за Оксю и рыжий детина с оловянными глазами, и молчаливый мужик в шапке, и хромой мужичонка, точно так же как и он, Маркушка, тузил их всех при удобном случае, а все они колотили Оксю за ее изменчивое сердце и неискоренимую страсть к
красным платкам и козловым
ботинкам.
Я был одет в пиджак,
красную рубаху и высокие сапоги. Корсиков являл жалкую фигуру в лаковых
ботинках, шелковой, когда-то белой стеганой шляпе и взятой для тепла им у сердобольной или зазевавшейся кухарки ватной кацавейки с турецкими цветами. Дорогой питались желтыми огурцами у путевых сторожей, а иногда давали нам и хлебца. Шли весело. Ночевали на воздухе. Погода стояла на наше счастье, теплая и ясная.
Его лиловатое, раздутое лицо брезгливо дрожало, нижняя губа отваливалась; за отца было стыдно пред людями. Сестра Татьяна целые дни шуршала газетами, тоже чем-то испуганная до того, что у неё уши всегда были
красные. Мирон птицей летал в губернию, в Москву и Петербург, возвратясь, топал широкими каблуками американских
ботинок и злорадно рассказывал о пьяном, распутном мужике, пиявкой присосавшемся к царю.