Неточные совпадения
Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце, или закрывалось
облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а
красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь.
Легкая складка над бровями, привычка несколько подаваться головой вперед и выражение грусти, по временам пробегавшее какими-то
облаками по
красивому лицу, — это все, чем сказалась слепота в его наружности.
Осенью озеро ничего
красивого не представляло. Почерневшая холодная вода била пенившеюся волной в песчаный берег с жалобным стоном, дул сильный ветер; низкие серые
облака сползали непрерывною грядой с Рябиновых гор. По берегу ходили белые чайки. Когда экипаж подъезжал ближе, они поднимались с жалобным криком и уносились кверху. Вдали от берега сторожились утки целыми стаями. В осенний перелет озеро Черчеж было любимым становищем для уток и гусей, — они здесь отдыхали, кормились и летели дальше.
«Его
красивое лицо было подернуто
облаком скорби».
Севастополь, всё тот же, с своею недостроенной церковью, колонной, набережной, зеленеющим на горе бульваром и изящным строением библиотеки, с своими маленькими лазуревыми бухточками, наполненными мачтами, живописными арками водопроводов и с
облаками синего порохового дыма, освещаемыми иногда багровым пламенем выстрелов; всё тот же
красивый, праздничный, гордый Севастополь, окруженный с одной стороны желтыми дымящимися горами, с другой — ярко-синим, играющим на солнце морем, виднелся на той стороне бухты.
В полночь послышалась музыка, на Советской площади засверкали дымящиеся красными прыгающими
облаками факелы,
красивыми бликами осветившие высокий белый катафалк, и белые попоны лошадей, и тысячную толпу народа…
Мне очень нравился Мигун, я любил его
красивые, печальные песни. Когда он пел, то закрывал глаза, и его страдальческое лицо не дергалось судорогами. Жил он темными ночами, когда нет луны или небо занавешено плотной тканью
облаков. Бывало, с вечера зовет меня тихонько...
Сидя рядом с молодой женщиной, которая на рассвете казалась такой
красивой, успокоенный и очарованный ввиду этой сказочной обстановки — моря, гор,
облаков, широкого неба, Гуров думал о том, как, в сущности, если вдуматься, все прекрасно на этом свете, все, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своем человеческом достоинстве.
Солнце садилось и бросало косые розовые лучи на живописные батарейки и сады с высокими раинами, окружавшие крепость, на засеянные желтеющие поля и на белые
облака, которые, столпясь около снеговых гор, как будто подражая им, образовывали цепь не менее причудливую и
красивую.
Уходящие тучи, в которых порою все еще судорожно вздрагивали зеленовато-белые и лиловые молнии, красовались теми разнообразно-суровыми и
красивыми тонами, которыми всегда бывают окрашены разорванные
облака удаляющейся сильной грозы.
Обрадовался и Ашанин, увидав совсем близко и чуть-чуть на ветре
красивый, лежавший почти на боку «Витязь» с его высоким рангоутом, одетым парусами, которые белелись теперь под серебристым светом месяца, выплывшего из-за быстро несущихся
облаков.
Небо синее-синее, как синевато-лазурный глазок незабудки. Недосягаемые, гордые и
красивые плывут по нему белые корабли
облаков… То причудливыми птицами, то диковинными драконами, то далекими, старинными городами с бойницами, башнями, со шпицами церквей, кажутся они обманчивыми призраками из своего лазурного далека…
Когда солнце поднялось над горизонтом градусов на десять, верхние
облака приняли чрезвычайно
красивую окраску.
Токарев вышел на террасу. Было тепло и тихо, легкие
облака закрывали месяц. Из темного сада тянуло запахом настурций, левкоев. В голове Токарева слегка шумело, перед ним стояла Марья Михайловна —
красивая, оживленная, с нежной белой шеей над кружевом изящной кофточки. И ему представилось, как в этой теплой ночи катится по дороге коляска Будиновских. Будиновский сидит, обняв жену за талию. Сквозь шелк и корсет ощущается теплота молодого,
красивого женского тела…
Через минуту нежный, звучный,
красивый детский голосок полился мелодичной волной над водами сонного пруда. Месяц снова выглянул из-за
облака и залил целым потоком лучей маленькую стройную фигурку, стоявшую посреди лодки, делая Леночку при этом освещении похожей на какое-то фантастическое существо.
Но заснуть его сестре мешали два видения: то спустится ей на грудь пакет с цветными бумагами, то выплывет, точно из
облака,
красивая борода с светлым пробором на подбородке.
Высокий, статный брюнет, с
красивым лицом восточного типа, с большими блестящими, как бы подернутыми маслом глазами, он казался человеком, которого природа-мать оделила всеми данными для беспечальной жизни, а потому
облако грусти, всегда покрывавшее его лицо, вносило дисгармонию в общий вид блестящего юноши и невольно привлекало к нему внимание как мужчин, так и женщин, посещающих казино.
Софья Петровна, жена нотариуса Лубянцева,
красивая молодая женщина, лет двадцати пяти, тихо шла по лесной просеке со своим соседом по даче, присяжным поверенным Ильиным. Был пятый час вечера. Над просекой сгустились белые, пушистые
облака; из-под них кое-где проглядывали ярко-голубые клочки неба.
Облака стояли неподвижно, точно зацепились за верхушки высоких, старых сосен. Было тихо и душно.