Клим пораженно провожал глазами одну из телег. На нее был погружен лишний человек, он лежал сверх трупов, аккуратно положенных вдоль телеги, его небрежно взвалили вкось, почти поперек их, и он высунул из-под брезента голые, разномерные руки; одна была коротенькая, торчала деревянно и растопырив пальцы звездой, а другая — длинная, очевидно, сломана в локтевом сгибе; свесившись с телеги, она свободно качалась, и кисть ее, на которой не хватало двух пальцев, была похожа на
клешню рака.
Горбач нащупывает пяткой корягу и, крепко ухватившись сразу за несколько веток, становится на нее… Совладавши с равновесием и укрепившись на новой позиции, он изгибается и, стараясь не набрать в рот воды, начинает правой рукой шарить между корягами. Путаясь в водорослях, скользя по мху, покрывающему коряги, рука его наскакивает на колючие
клешни рака…
Бобке, однако, от этого открытия отнюдь не было легче. Он по-прежнему тряс изо всех сил рукою, защемленною
клешнями рака, и пронзительно визжал от нестерпимой боли. Юрик с трудом отцепил рака от бедного, мигом вздувшегося пальчика братишки и хотел уже бросить его обратно в реку, как вдруг Мая неожиданно схватила его за руку и оживленно заговорила, блестя разгоревшимися глазами...
Неточные совпадения
Но эти
раки мне не понравились:
клешней у них нет, и шеи тоже, именно нет того, что хорошо в
раках; ноги недурны, но крепки; в средине
рака много всякой дряни, но есть и белое мясо, которым наполнен низ всей чашки.
Почиваем, кушаем превосходную рыбу ежедневно в ухе, в пирогах, холодную, жареную;
раков тоже, с
клешнями, без
клешней, толстокожих, с усами и без оных, круглых и длинных.
— А, вишь, подружились. Друг без дружки никуда… Вот уж подлинно: куда конь с копытом, туда и
рак с
клешней…
Клещенки, или
клешни, у крупных
раков отрывают у самого туловища, во всю их длину, не повредив нигде ни маленького кончика, очищают от старой кожи и так же осторожно насаживают с верхнего узкого конца на крючок, который прячется в самой
клешне при ее раздвоении: она расправляется на поводке и имеет вид вытянутой длинной женской перчатки. На нее очень жадно берет рыба средней величины и даже крупная.
В реках больших и песчаных
раки бывают очень крупны, но невкусны и водятся в малом количестве; но в небольших речках, особенно в губерниях черноземных, водятся в невероятном множестве, так что даже мешают удить, особенно после линянья, когда они бывают худы и голодны: на что бы вы ни насадили ваши крючки, хотя бы на раковые шейки, едва они коснутся дна, как
раки бросятся со всех сторон, схватят
клешнями и ртами свою добычу и поползут с нею в нору.
С весны надобно удить на червей, летом — на раковые шейки и линючих
раков и особенно на большие линючие раковые
клешни, которые окуни очень любят; к осени же, до самой зимы, всего лучше удить на маленьких рыбок; если же их нет, что часто случается, то надобно поймать плотичку или какую-нибудь нехищную рыбку, изрезать ее на кусочки, крупные или мелкие, смотря по рыбе, какая берет, и по величине удочки, и насаживать ими крючки.
Кельнер поставил блюдо на круглый столик. Произошло небольшое движение между гостями; несколько голов вытянулось; одни генералы за карточным столом сохранили невозмутимую торжественность позы. Спирит взъерошил свои волосы, нахмурился и, приблизившись к столику, начал поводить руками по воздуху:
рак топорщился, пятился и приподнимал
клешни. Спорит повторил и участил свои движения:
рак по-прежнему топорщился.
В ней бился один большой окунь и, задирая вверх
клешню, топорщился
рак.
Куда конь с копытом, туда и
рак с
клешней!» Но эти слова нас не остановили.
Живет где-то среди моря, на безлюдном острове, в глубокой подводной пещере царь морских
раков. Когда он ударяет
клешней о
клешню, то на поверхности воды вскипает великое волнение.
Рак — без
клешней,
рак — красный,
рак — дурак!
И опять одинокий посетитель шарит в посудине. Он вытаскивает красных
раков за
клешни. Подержит и положит. И опять хозяин отгоняет его.
Слышно ему, как мимо его норы шмыгают другие рыбы — может быть, как и он, пискари, — и ни одна не поинтересуется им. Ни одной на мысль не придет: «Дай-ка спрошу я у премудрого пискаря, каким он манером умудрился с лишком сто лет прожить, и ни щука его не заглотала, ни
рак клешней не перешиб, ни рыболов на уду не поймал?» Плывут себе мимо, а может быть, и не знают, что вот в этой норе премудрый пискарь свой жизненный процесс завершает!
Рак может его
клешней пополам перерезать, водяная блоха — в хребет впиться и до смерти замучить.
И вдруг он исчез. Что тут случилось — щука ли его заглотала,
рак ли
клешней перешиб, или сам он своею смертью умер и всплыл на поверхность, — свидетелей этому делу не было. Скорее всего — сам умер, потому что какая сласть щуке глотать хворого, умирающего пискаря, да к тому же еще и премудрого?
Если сквозь тусклый свет фонаря вглядеться в этот груз, то в первую минуту глазам представится что-то бесформенно-чудовищное и несомненно живое, что-то очень похожее на гигантских
раков, которые шевелят
клешнями и усами, теснятся и бесшумно карабкаются по скользкой стене вверх к потолку; но вглядишься попристальнее, и в сумерках начинают явственно вырастать рога и их отражения, затем тощие, длинные спины, грязная шерсть, хвосты, глаза.