Неточные совпадения
Самгин молча отстранил его. На подоконнике
сидел, покуривая, большой человек в полумаске, с широкой, фальшивой бородой; на нем костюм средневекового цехового мастера, кожаный передник; это делало его очень заметным среди пестрых фигур. Когда кончили танцевать и
китаец бережно усадил Варвару на стул, человек этот нагнулся к ней и, придерживая бороду, сказал...
При сходе с моста
сидел китаец перед котлом вареного риса.
Среди этого увидишь старого
китайца, с седой косой, голого, но в очках; он
сидит и торгует.
Когда я выезжал из города в окрестности, откуда-то взялась и поехала, то обгоняя нас, то отставая, коляска; в ней на первых местах
сидел августинец с умным лицом, черными, очень выразительными глазами, с выбритой маковкой, без шляпы, в белой полотняной или коленкоровой широкой одежде; это бы ничего: «On ne voit que зa», — говорит француженка; но рядом с монахом
сидел китаец — и это не редкость в Маниле.
Голые
китайцы, в одних юбках или шароварах, а иные только в повязках кругом поясницы,
сидя в лавках или наруже у порога, чесали длинные косы друг другу или брили головы и подбородки.
На руле
сидел малаец в чалме; матросы все
китайцы.
При входе
сидел претолстый
китаец, одетый, как все они, в коленкоровую кофту, в синие шаровары, в туфлях с чрезвычайно высокой замшевой подошвой, так что на ней едва можно ходить, а побежать нет возможности. Голова, разумеется, полуобрита спереди, а сзади коса. Тут был приказчик-англичанин и несколько
китайцев. Толстяк и был хозяин. Лавка похожа на магазины целого мира, с прибавлением китайских изделий, лакированных ларчиков, вееров, разных мелочей из слоновой кости, из пальмового дерева, с резьбой и т. п.
Там высунулась из воды голова буйвола; там бедный и давно не бритый
китаец, под плетеной шляпой, тащит, обливаясь потом, ношу; там несколько их
сидят около походной лавочки или в своих магазинах, на пятках, в кружок и уплетают двумя палочками вареный рис, держа чашку у самого рта, и время от времени достают из другой чашки, с темною жидкостью, этими же палочками необыкновенно ловко какие-то кусочки и едят.
Китайцы, в таких же костюмах, в каких мы их видели на Яве,
сидели в лавках.
Тут же, в часовне,
сидело около стола несколько
китайцев и шили что-то, не обращая ни малейшего внимания на монаха.
Китайцы в домах у себя имеют мебель, столы, кресла, постели, табуреты, скамеечки и проч., тогда как прочие три народа
сидят и обедают на полу.
Китайцы одни бестрепетно наполняют улицы,
сидят кучами у подъездов, ожидая работы, носят в паланкинах европейцев.
Действительно, шагах в 50 от речки мы увидели
китайца. Он
сидел на земле, прислонившись к дереву, локоть правой руки его покоился на камне, а голова склонилась на левую сторону. На правом плече
сидела ворона. При нашем появлении она испуганно снялась с покойника.
В сумерки пошел крупный дождь. Комары и мошки сразу куда-то исчезли. После ужина стрелки легли спать, а мы с Дерсу долго еще
сидели у огня и разговаривали. Он рассказывал мне о жизни
китайцев на Ното, рассказывал о том, как они его обидели — отобрали меха и ничего не заплатили.
В 12 часов я проснулся. У огня
сидел китаец-проводник и караулил бивак. Ночь была тихая, лунная. Я посмотрел на небо, которое показалось мне каким-то странным, приплюснутым, точно оно спустилось на землю. Вокруг луны было матовое пятно и большой радужный венец. В таких же пятнах были и звезды. «Наверно, к утру будет крепкий мороз», — подумал я, затем завернулся в свое одеяло, прижался к спящему рядом со мной казаку и опять погрузился в сон.
Я давно знаю ярмарку насквозь; знаю и эти смешные ряды с нелепыми крышами; по углам крыш
сидят, скрестив ноги, гипсовые фигуры
китайцев; когда-то я со своими товарищами швырял в них камнями, и у некоторых
китайцев именно мною отбиты головы, руки. Но я уже не горжусь этим…
Павлик, стряслась беда! Эти негодяи,
китаец с Аметистовым, убили Гуся! Ужас! И Манюшка с ними участвовала, и, пока мы там
сидели, бежали.
Почти целый день французская морская пехота (infanterie de marine) распевала разные шансонетки; тагалы
сидели на палубе молча, а
китайцы — страстные игроки — с равнодушно бесстрастными, казалось, желтыми лицами играли большими кучками в кости.
Ашанин вошел в большую полутемную, прохладную прихожую, где,
сидя на скамье, дремал мальчик-китаец. Он поднялся при виде посетителя и провел его в соседнюю, такую же полутемную, прохладную комнату-приемную, в которой тоже дремал, удобно расположившись в лонгшезе, молодой су-льетенант.
Почти на всех улицах, по которым проходил Володя, он видел среди анамитских хижин и китайские дома с лавчонками, около которых в тени навесов
сидели китайцы за работой. Все ремесленники в Сайгоне —
китайцы: они и прачки, и торгаши, и комиссионеры… Вся торговля в Кохинхине издавна была в руках этих «евреев Востока», предприимчивых, трудолюбивых и крайне неприхотливых. В Сайгоне их было много, и Володя на другой же день, осматривая город, видел за городом целый китайский поселок.
О лодку стукнулась другая лодка, пробежал паровой катер. А вот еще лодка:
сидит в ней толстый
китаец и ест палочками рис. Лениво колышется вода, лениво носятся над нею белые чайки.
На станциях появились
китайцы. В синих куртках и штанах, они
сидели на корточках перед корзинами и продавали семечки, орехи, китайские печения и лепешки.
И какое же зато было там у
китайцев отношение к русским! Мы часто целыми днями
сидели без самого необходимого, — там был полный избыток во всем:
китайцы, как из-под земли, доставали русским решительно все, что они спрашивали. Никто там не боялся хунхузов, глухою ночью все ходили по деревне безоружные.
Он
сидел понурившись, исхудалый, с ровно-смуглым, молодым цветом кожи на красивом лице. Фельдшер дал ему кусок черного хлеба.
Китаец жадно закусил хлеб своими кривыми зубами.
Всех почти, кого встретили они в первых рядах партера, они знали, если не лично, то по фамилиям — это были сливки мужской половины петербургского общества, почтенные отцы семейств рядом с едва оперившимися птенцами, тщетно теребя свои верхние губы с чуть заметным пушком, заслуженные старцы рядом с людьми сомнительных профессий, блестящие гвардейские мундиры перемешивались скромными представителями армии, находившимися в Петербурге в отпуску или командировке, изящные франты
сидели рядом с неотесанными провинциалами, платья которых, видимо, шил пресловутый гоголевский «портной Иванов из Парижа и Лондона»; армяне, евреи, немцы, французы, итальянцы, финны, латыши, татары и даже
китайцы — все это разноплеменное население Петербурга имело здесь своих представителей.
Все спорили, кричали. Один только бывший тут
китаец, ученик Конфуция,
сидел смирно в углу кофейной и не вступал в спор. Он пил чай, слушал, что говорили, но сам молчал.