Неточные совпадения
Княжна молча встала с
кресла и первая вышла из гостиной. Все отправились вслед за ней в столовую. Казачок в ливрее с шумом отодвинул от стола обложенное подушками, также заветное,
кресло, в которое опустилась княжна;
Катя, разливавшая чай, первой ей подала чашку с раскрашенным гербом. Старуха положила себе меду в чашку (она находила, что пить чай с сахаром и грешно и дорого, хотя сама не тратила копейки ни на что) и вдруг спросила хриплым голосом...
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина с сжатым в кулачок лицом и неподвижными злыми глазами под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась в широкое бархатное
кресло, на которое никто, кроме ее, не имел права садиться.
Катя поставила ей скамейку под ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула на нее, только пошевелила руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и на чепце были ярко-желтые ленты.
Ольга очнулась, встала, с помощью
Кати и Обломова, с
кресла и, шатаясь, пошла к себе в спальню.
— Ничего, — сказала
Катя, — они легли, а меня выслали; потом я входила: они сидят в
кресле.
— Были бы кости, а мясо наведем! — подхватила шедшая тоже за Мари
Катишь; потом она подвинула Мари
кресло, и та села на него.
— Что с ним делать теперь! И как он мог оставить вас для меня, не понимаю! — воскликнула
Катя. — Вот как теперь увидала вас и не понимаю! — Наташа не отвечала и смотрела в землю.
Катя помолчала немного и вдруг, поднявшись со стула, тихо обняла ее. Обе, обняв одна другую, заплакали.
Катя села на ручку
кресел Наташи, не выпуская ее из своих объятий, и начала целовать ее руки.
Идет Сорин, опираясь на трость, и рядом с ним Нина; Медведенко
катит за ними пустое
кресло.
Дорн и Медведенко
катят в
кресле Сорина.
Но он вовсе не утратил ясности и бодрости духа и с легкой иронией называл себя велосипедистом, потому что принужден был передвигаться, сидя в трехколесном
кресле, которое сзади
катил его слуга Яков. Он много ел и пил, много спал, писал на пишущей машинке пресмешные нецензурные письма в стихах и часто менял деревенских любовниц, которым давал громкие имена королевских фавориток, вроде Ла-Вальер, Монтеспан и Помпадур.
Катя пошла в кухню. Плита была снята, духовой шкаф и котел выломаны, виднелись закоптелые кирпичи. В комнатах, где жили солдаты, с диванов и
кресел была срезана материя, голые пружины торчали из мочалы. Разбитые окна, грязь.
Зал ревел и гремел.
Катя бросилась за кулисы. Княгиня, с новым лицом, сидела в плетеном
кресле. Восхищенный Капралов топтался вокруг. Гуриенко-Домашевская говорила...
—
Катя…
Катя… опомнись, что ты говоришь! — хотела было тоже встать Наталья Федоровна с
кресла, но бессильно снова упала в него, истерически зарыдав.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда-нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на
кресле.
Катя, сонная и с спутанною косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что-то приговаривая.
— Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой,
Катишь, о деле, — проговорил князь, устало садясь на
кресло, с которого она встала. — Как ты нагрела, однако, — сказал он, — ну, садись сюда, causons. [Поговорим.]