Неточные совпадения
Науки бывают разные; одни трактуют об удобрении полей, о построении жилищ человеческих и скотских, о воинской доблести и непреоборимой твердости — сии суть полезные; другие, напротив, трактуют о вредном франмасонском и якобинском вольномыслии, о некоторых якобы природных человеку понятиях и правах, причем
касаются даже строения мира — сии суть вредные.
Социализм
касается не только того, что было решено прежним эмпирически-религиозным бытом, но и того, что прошло через сознание односторонней
науки; не только до юридических выводов, основанных на традиционном законодательстве, но и до выводов политической экономии.
Что же
коснулось этих людей, чье дыхание пересоздало их? Ни мысли, ни заботы о своем общественном положении, о своей личной выгоде, об обеспечении; вся жизнь, все усилия устремлены к общему без всяких личных выгод; одни забывают свое богатство, другие — свою бедность и идут, не останавливаясь, к разрешению теоретических вопросов. Интерес истины, интерес
науки, интерес искусства, humanitas [гуманизм (лат.).] — поглощает все.
И так священники хотели, чтобы одни причастники их власти были просвещенны, чтобы народ
науку почитал божественного происхождения, превыше его понятия и не смел бы оныя
коснуться.
Что же
касается до настоящего палача, подневольного, обязанного, то известно: это арестант решеный и приговоренный в ссылку, но оставленный в палачах; поступивший сначала в
науку к другому палачу и, выучившись у него, оставленный навек при остроге, где он содержится особо, в особой комнате, имеющий даже свое хозяйство, но находящийся почти всегда под конвоем.
— Ну и что ж ты теперь со мною будешь делать, что обидел? Я знаю, что я обидел, но когда я строг… Я же ведь это не нагло; я тебе ведь еще в прошлом году, когда застал тебя, что ты в сенях у исправника отца Савельеву ризу надевал и кропилом кропил, я тебе еще тогда говорил: «Рассуждай, Данила, по бытописанию как хочешь, я по
науке много не смыслю, но обряда не
касайся». Говорил я ведь тебе этак или нет? Я говорил: «Не
касайся, Данила, обряда».
— Ну, это теперь меня не
касается, — отвечал старый господин. — Все это разрешит
наука. Все: и ее, и вас, и всех. Дело, видите ли, в том, что…
Что
касается позднейших превращений этого основного воззрения под влиянием понятий о мире, доставленных
наукою, эти видоизменения мы считаем лишним исчислять и еще менее находим нужды подвергать их особенной критике, потому что все они, подобно понятию новейших эстетиков о трагическом, представляясь следствием стремления согласить непримиримое — фантастические представления полудикого и научные понятия, — страждут такою же несостоятельностью, как и понятие новейших эстетиков о трагическом: различие только то, что натянутость соединения противоположных начал в предшествующих попытках сближения была очевиднее, нежели в понятии о трагическом, которое составлено с чрезвычайным диалектическим глубокомыслием.
— «Опыт решения социального вопроса по последним данным
науки и на основании указаний практики, поскольку он
касается всего человечества вообще, русского народа в частности и приисков в особенности…»
Дело в том, что Ольга Сергеевна еще за границей слышала, что в Петербурге народились какие-то нигилисты, род особенного сословия, которого не
коснулись краткие начатки нравственности и религии и которое, вследствие того, ничем не занимается, ни
науками, ни художествами, а только делает революции.
Другие, совсем напротив, нашли внешнее примирение и ответ всему каким-то незаконным процессом, усвоивая себе букву
науки и не
касаясь до живого духа ее.
— Ред.] есть один замечательный очерк, в котором он выводит интеллигентную русскую девушку; пошловатый любитель «
науки страсти нежной» стоит перед этой девушкой в полном недоумении; она свободно и не стесняясь говорит с ним «в терминах научного материализма» о зачатии, о материнстве, — «и в то же время ни одни мужские губы не
касались даже ее руки!..»
Следующим исследователем в хронологическом порядке будет академик Л. Шренк, совершивший в 1854–1856 годах путешествие по Амуру до его устья и по Уссури до реки Нор. Его этнографические исследования
касаются главным образом гольдов, ольчей и гиляков. [Л. Шренк. Об инородцах Амурского края. Изд. Академии
наук, 1883 г. и «Вестник Русского Географического общества», 1857 г., кн. 19.]
Эдельсон был очень серьезный, начитанный и чуткий литературный критик, и явись он в настоящее время, никто бы ему не поставил в вину его направления. Но он вовсе не замыкался в область одной эстетики. По университетскому образованию он имел сведения и по естественным
наукам, и по вопросам политическим, и некоторые его статьи, написанные, как всегда, по собственной инициативе,
касались разных вопросов, далеких от чисто эстетической сферы.
— Я советовал бы вам, мсье, взять вот этот прекрасный револьвер. Система Смит и Вессон. Последнее слово огнестрельной
науки. Тройного действия, с экстрактором, бьет на шестьсот шагов, центрального боя. Обращаю, мсье, ваше внимание на чистоту отделки. Самая модная система, мсье… Ежедневно продаем по десятку для разбойников, волков и любовников. Очень верный и сильный бой, бьет на большой дистанции и убивает навылет жену и любовника. Что
касается самоубийц, то, мсье, я не знаю лучшей системы…
Споры о том, что не
касается жизни, именно о том, отчего происходит жизнь: анимизм ли это, витализм ли, или понятие еще особой какой силы, скрыли от людей главный вопрос жизни, — тот вопрос, без которого понятие жизни теряет свой смысл, и привели понемногу людей
науки, — тех, которые должны вести других, — в положение человека, который идет и даже очень торопится, но забыл, куда именно.