Однажды разговор
коснулся Кости и Маши. Кузьма спокойно рассказал, как он вынес последнюю на руках со двора, как не знал, что с ней делать, и как Господь Бог послал Бестужева, которому он и сдал девушку.
Неточные совпадения
— На теменных
костях, — начал доктор громко, как бы диктуя и в то же время
касаясь головы трупа, — большой пролом, как бы сделанный твердым и тупым орудием. Смотрите! — обратился он к понятым.
Далеко оно было от него, и трудно старику достичь берега, но он решился, и однажды, тихим вечером, пополз с горы, как раздавленная ящерица по острым камням, и когда достиг волн — они встретили его знакомым говором, более ласковым, чем голоса людей, звонким плеском о мертвые камни земли; тогда — как после догадывались люди — встал на колени старик, посмотрел в небо и в даль, помолился немного и молча за всех людей, одинаково чужих ему, снял с
костей своих лохмотья, положил на камни эту старую шкуру свою — и все-таки чужую, — вошел в воду, встряхивая седой головой, лег на спину и, глядя в небо, — поплыл в даль, где темно-синяя завеса небес
касается краем своим черного бархата морских волн, а звезды так близки морю, что, кажется, их можно достать рукой.
Сатир козлоногий — это я. А ведь я крепче вас;
кости шире, и здоровье крепче от природы. А сравните: видите вот это? (он слегка
коснулся пальцами начинавших редеть на лбу волос). Да, батюшка, все это «жар души, растраченный в пустыне»! Да и какой там жар души! Просто свинство…
В соборе заблаговестит новый колокол, на пожарном дворе явится новая пожарная труба, а что
касается до дамочек, то они изобретут, в пользу Якуб-хана, такое декольте, от которого содрогнутся в гробе
кости Шир-Али.
Я не говорю о присутствующих, но все женщины, от мала до велика, ломаки, кривляки, сплетницы, ненавистницы, лгунишки до мозга
костей, суетны, мелочны, безжалостны, логика возмутительная, а что
касается вот этой штуки (хлопает себя по лбу), то, извините за откровенность, воробей любому философу в юбке может дать десять очков вперед!
Как Вандергуд я испытывал — сознаюсь без стыда — жестокий страх и даже боль: как будто сила и ярость чудовищного взрыва уже
коснулась моих
костей и ломает их… ах, где же мое безоблачное счастье с Марией, где великое спокойствие, где эта чертова белая шхуна?