Неточные совпадения
Подъехав к подошве Койшаурской горы, мы остановились возле духана. [Духан — харчевня, трактир, мелочная лавка.] Тут толпилось шумно десятка два грузин и горцев; поблизости
караван верблюдов остановился для ночлега. Я должен был нанять быков, чтоб втащить мою тележку на эту проклятую гору, потому что была уже осень и гололедица, — а эта гора имеет около двух верст длины.
Но наше северное лето,
Карикатура южных зим,
Мелькнет и нет: известно это,
Хоть мы признаться не хотим.
Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась,
Ложился на поля туман,
Гусей крикливых
караванТянулся к югу: приближалась
Довольно скучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора.
Караван отдыхает, смирно лежат верблюды; кругом пальмы растут целым кругом; все обедают.
Ведь в будущий бы год
Ты собрал бы сам-сот,
И с хлебом
караван отправил бы в столицу.
Утром сели на пароход, удобный, как гостиница, и поплыли встречу
караванам барж, обгоняя парусные рыжие «косоуши», распугивая увертливые лодки рыбаков. С берегов, из богатых сел, доплывали звуки гармоники, пестрые группы баб любовались пароходом, кричали дети, прыгая в воде, на отмелях. В третьем классе, на корме парохода, тоже играли, пели. Варвара нашла, что Волга действительно красива и недаром воспета она в сотнях песен, а Самгин рассказывал ей, как отец учил его читать...
Елена полулежала на тахте, под большой картиной, картина изображала желтые бугры песка,
караван верблюдов, две тощие пальмы в лохмотьях листьев, изорванных ветром.
Все искали освобождения от жажды, как от какого-нибудь наказания Господня; все мечутся, все томятся, точно
караван путешественников аравийской степи, не находящий нигде ключа воды.
Бесконечные воды расстилаются здесь, как бесконечные пески той же Африки, через которые торопливо крадется
караван, боясь, чтобы жажда не застигла его в безводном пространстве.
Наконец, в одно в самом деле прекрасное утро, перед домиком, где мы жили, расположился наш
караван, состоявший из восьми всадников и семнадцати лошадей, считая и вьючных.
Все эти
караваны богомольцев напоминали немного таборы наших цыган, с тою только Кроме малайцев попадались готтентоты и негры.
Между тем я не заметил, что мы уж давно поднимались, что стало холоднее и что нам осталось только подняться на самую «выпуклость», которая висела над нашими головами. Я все еще не верил в возможность въехать и войти, а между тем наш
караван уже тронулся при криках якутов. Камни заговорили под ногами. Вереницей, зигзагами, потянулся
караван по тропинке. Две вьючные лошади перевернулись через голову, одна с моими чемоданами. Ее бросили на горе и пошли дальше.
Только что тронулся на крутизну наш
караван и каменья зажурчали под ногами лошадей, вдруг Тимофей рванулся вперед и понесся в гору впереди всех.
Широкой полосой перед нами расстилались пески; они тянулись на три км. Далеко впереди, точно
караван в пустыне, двигался наш отряд. Собрав поскорее птиц, мы пошли за ним следом.
Деревня Нотохоуза — одно из самых старых китайских поселений в Уссурийском крае. Во времена Венюкова (1857 год) сюда со всех сторон стекались золотопромышленники, искатели женьшеня, охотники и звероловы. Старинный путь, которым уссурийские манзы сообщались с постом Ольги, лежал именно здесь. Вьючные
караваны их шли мимо Ното по реке Фудзину через Сихотэ-Алинь к морю. Этой дорогой предстояло теперь пройти и нам.
Около моря
караван наш остановился. Через несколько минут кверху взвилась струйка белого дыма, — это разложили огонь на биваке. Через полчаса мы были около своих.
Кроме стрелков, в экспедицию всегда просится много посторонних лиц. Все эти «господа» представляют себе путешествие как легкую и веселую прогулку. Они никак не могут понять, что это тяжелый труд. В их представлении рисуются:
караваны, палатки, костры, хороший обед и отличная погода.
Долго терпел народ; наконец какой-то тобольский мещанин решился довести до сведения государя о положении дел. Боясь обыкновенного пути, он отправился на Кяхту и оттуда пробрался с
караваном чаев через сибирскую границу. Он нашел случай в Царском Селе подать Александру свою просьбу, умоляя его прочесть ее. Александр был удивлен, поражен страшными вещами, прочтенными им. Он позвал мещанина и, долго говоря с ним, убедился в печальной истине его доноса. Огорченный и несколько смущенный, он сказал ему...
— Дела тогда у меня повихнулись немножко,
караван с салом затонул, ну, он и подсыпался, писарь.
Из разбогатевших подрядчиков Самойло Евтихыч Груздев на Мурмосских заводах представлял своею особой громадную силу: он отправлял заводский
караван по р.
Благодаря голодовке Голиковский рассчитывал выиграть на
караване те убытки, которые понесли заводы на перевозках: можно было подтянуть голодавших рабочих по известному правилу: хлеб дорог — руки дешевы.
— Что же я могу сделать? Я не бог, — повторял Голиковский. — Вот только бы отправить весенний
караван, а там увидим…
На худой конец тысяч на семьдесят в караване-то…
Заводский
караван все-таки поспел во-время нагрузиться, а хлебный дня на два запоздал, — грузить хлеб труднее, чем железо да чугун.
Весенний
караван являлся и для заводов и для Голиковского единственным спасением: во-время будет отправлен
караван, во-время продастся железо — и заводский год обеспечен средствами, а, главное, владельцы получат установленный дивиденд «по примеру прошлых лет».
Так
караван и отвалил без хозяина, а Груздев полетел в Мурмос. Сидя в экипаже, он рыдал, как ребенок… Черт с ним и с
караваном!.. Целую жизнь прожили вместе душа в душу, а тут не привел бог и глаза закрыть. И как все это вдруг… Где у него ум-то был?
Весна в этом году вышла ранняя, и
караваны на Самосадке отправлялись «спешкой».
Одно оставалось: видно, Артем вместе с Мосеем мокрую пшеницу у Груздева с убившего
каравана под Горюном воровали, не иначе.
— А кто его любит? Самое поганое дело… Целовальники, и те все разбежались бы, если бы ихняя воля. А только дело верное, поэтому за него и держимся… Ты думаешь, я много на
караване заводском наживу? Иной год и из кармана уплывет, а кабаками и раскроюсь. Ежели бог пошлет счастки в Мурмосе, тогда и кабаки побоку… Тоже выходит причина, чтобы не оставаться на Самосадке. Куда ни кинь, везде выходит, что уезжать.
«Эх, кабы все это да до убившего
каравана! — думал Артем, как-то по-волчьи глядя на Груздева. — А то и взять-то сейчас с тебя нечего… Все одно, что проколотый пузырь. Не стоит с тобой и бобы разводить, ежели сказать по-настоящему».
Обыкновенно
караваны отваливали «близ Егория вешнего», то есть около 23 апреля, а нынче дружная весна подхватила целою неделей раньше.
Заводский
караван уже отвалил, а груздевские коломенки еще стояли в прилуке, когда приехал сам хозяин.
На Самосадке народ жил справно, благо сплав заводского
каравана давал всем работу: зимой рубили лес и строили барки, весной сплавляли
караван, а остальное время шло на свои домашние работы, на перевозку металлов из Ключевского завода и на куренную работу.
— Это ты верно… — рассеянно соглашался Груздев. — Делами-то своими я уж очень раскидался: и кабаки, и лавки с красным товаром, и
караван, и торговля хлебом. Одних приказчиков да целовальников больше двадцати человек, а за каждым нужен глаз… Наше дело тоже аховое: не кормя, не поя, ворога не наживешь.
Собственно громадные убытки от «убившего
каравана» не могли здесь идти в счет: они подорвали груздевские дела очень серьезно, но за ним оставалась еще репутация деятельного, оборотистого человека, известное доверие и, наконец, кредит.
— Успеется, — отвечал Груздев. — Не первый
караван отправляем. Васе показано все, как и што…
Караван отвалил с грехом пополам на хвосте весеннего «паводка», рассчитывая обежать главный вал на пути, — коломенки бегут скорее воды.
Один
караван шел заводский «с металлом», а другой груздевский с хлебом.
В то самое утро, когда
караван должен был отвалить, с Мурмоса прискакал нарочный: это было известие о смерти Анфисы Егоровны… Груздев рассчитывал рабочих на берегу, когда обережной Матюшка подал ему небольшую записочку от Васи. Пробежав глазами несколько строк, набросанных второпях карандашом, Груздев что-то хотел сказать, но только махнул рукой и зашатался на месте, точно его кто ударил.
Так дело и тянулось день за днем, а к
каравану больная уже чувствовала, что она не жилец на белом свете, хотя этого и не говорила мужу, чтобы напрасно не тревожить его в самую рабочую пору.
Вася был отправлен сейчас же к матери в Мурмос, а Груздев занялся
караваном с своею обычною энергией. Во время сплава он иногда целую неделю «ходил с теми же глазами», то есть совсем не спал, а теперь ему приходилось наверстывать пропущенное время. Нужно было повернуть дело дня в два. Нанятые для сплава рабочие роптали, ссылаясь на отваливший заводский
караван. Задержка у Груздева вышла в одной коломенке, которую при спуске на воду «избочило», — надо было ее поправлять, чтобы получилась правильная осадка.
Паводок ушел, а весь
караван обмелел немного пониже бойца Горюна, где раньше похоронил свое богатство Груздев.
Другою заботой был
караван, — ведь чего будет стоить неудачный сплав, когда одной пшеницы нагружено девяносто тысяч пудов да овса тысяч тридцать?
Груздев приехал по делу: время шло к отправке весеннего
каравана, и нужно было осмотреть строившиеся на берегу барки. Петр Елисеич, пожалуй, был и не рад гостям, хотя и любил Груздева за его добрый характер.
В самый день похорон, — хоронили покойницу ночью, чтобы не производить соблазна, — прискакал с Самосадки нарочный с известием, что груздевский
караван разбился. Это грозило полным разорением, а между тем Груздев отнесся к этому несчастию совершенно спокойно, точно дело шло о десятке рублей.
В продолжение нынешнего лета проводили семью Александра, состоящую из его жены, Миши, славного мальчика по 12-му году, и из трех дочерей. Все они благополучно прибыли в Соколинки. Вероятно, скоро разрешат им жить в самой Москве. Проездом весь
караван погостил у нас почти неделю.
Вот едет он путем-дорогою, со своими слугами верными, по пескам сыпучиим, по лесам дремучиим, и откуда ни возьмись налетели на него разбойники, бусурманские, турецкие да индейские нехристи поганые; и, увидя беду неминучую, бросает честной купец свои
караваны богатые со прислугою своей верною и бежит в темны леса.
И только честной купец успел надеть его на правый мизинец, как очутился он в воротах своего широкого двора; в ту пору в те же ворота въезжали его
караваны богатые с прислугою верною, и привезли они казны и товаров втрое противу прежнего.
— Нельзя ее забыть. Еще дедушки наши об этой ухе твердили. Рыба-то, вишь, как в воде играет — а отчего? — от того самого, что она ухи для себя не предвидит! А мы… До игры ли мне теперича, коли у меня целый
караван на мели стоит? И как это господь бог к твари — милосерд, а к человеку — немилостив? Твари этакую легость дал, а человеку в оном отказал? Неужто тварь больше заслужила?
Когда он развивал эту идею, рисуя при этом бесконечную цепь
караванов, тянущихся от Иверских ворот до Мадраса, все мануфактур-советники кричали"ура", он же, под шумок, истреблял такое количество снедей и питий, что этого одного было достаточно, чтоб навсегда закрепить за ним кличку витязя и богатыря.
Кочующие
караваныВ пространстве брошенных светил...