Неточные совпадения
Место, где она была,
показалось ему недоступною святыней, и была минута, что он чуть не ушел: так
страшно ему стало.
Вронский имел привычку к принцам, но, оттого ли, что он сам в последнее время переменился, или от слишком большой близости с этим принцем, ― эта неделя
показалась ему
страшно тяжела.
«Для Бетси еще рано», подумала она и, взглянув в окно, увидела карету и высовывающуюся из нее черную шляпу и столь знакомые ей уши Алексея Александровича. «Вот некстати; неужели ночевать?» подумала она, и ей так
показалось ужасно и
страшно всё, что могло от этого выйти, что она, ни минуты не задумываясь, с веселым и сияющим лицом вышла к ним навстречу и, чувствуя в себе присутствие уже знакомого ей духа лжи и обмана, тотчас же отдалась этому духу и начала говорить, сама не зная, что скажет.
Старуха взглянула было на заклад, но тотчас же уставилась глазами прямо в глаза незваному гостю. Она смотрела внимательно, злобно и недоверчиво. Прошло с минуту; ему
показалось даже в ее глазах что-то вроде насмешки, как будто она уже обо всем догадалась. Он чувствовал, что теряется, что ему почти
страшно, до того
страшно, что,
кажется, смотри она так, не говори ни слова еще с полминуты, то он бы убежал от нее.
Потом, еще Тагильский, товарищ прокурора,
кажется, циник и, должно быть, венерический больной, —
страшно надушен, но все-таки пахнет йодоформом…
Но он очень хотел, чтоб людям было
страшно слушать, чтоб страх отрезвлял их, и ему
казалось, что этого он достигает: людям —
страшно.
— Сегодня — пою! Ой, Клим,
страшно! Ты придешь? Ты — речи народу говорил? Это тоже
страшно? Это должно быть страшнее, чем петь! Я ног под собою не слышу, выходя на публику, холод в спине, под ложечкой — тоска! Глаза, глаза, глаза, — говорила она, тыкая пальцем в воздух. — Женщины — злые,
кажется, что они проклинают меня, ждут, чтоб я сорвала голос, запела петухом, — это они потому, что каждый мужчина хочет изнасиловать меня, а им — завидно!
Запахло сыростью. Становилось все темнее и темнее. Деревья сгруппировались в каких-то чудовищ; в лесу стало
страшно: там кто-то вдруг заскрипит, точно одно из чудовищ переходит с своего места на другое, и сухой сучок,
кажется, хрустит под его ногой.
Кажется, курице
страшно бы войти в нее, а там живет с женой Онисим Суслов, мужчина солидный, который не уставится во весь рост в своем жилище.
Я, конечно, испытывал наслаждение чрезвычайное, но наслаждение это проходило чрез мучение; все это, то есть эти люди, игра и, главное, я сам вместе с ними,
казалось мне
страшно грязным.
Жилья и признаков нет; да и какое тут может быть жилье?
кажется, на этих утесах и чайкам
страшно сидеть.
По всему тому, что происходило на судебном следствии, и по тому, как знал Нехлюдов Маслову, он был убежден, что она не виновна ни в похищении ни в отравлении, и сначала был и уверен, что все признают это; но когда он увидал, что вследствие неловкой защиты купца, очевидно основанной на том, что Маслова физически нравилась ему, чего он и не скрывал, и вследствие отпора на этом именно основании старшины и, главное, вследствие усталости всех решение стало склоняться к обвинению, он хотел возражать, но ему
страшно было говорить за Маслову, — ему
казалось, что все сейчас узнают его отношения к ней.
— Нет, вы не испытали. Это
страшно увлекательно, — возразила Мисси, особенно ненатурально произнося слово «
страшно», как
показалось Нехлюдову.
Себялюбие, однако же, помешало мне сделать предложение руки в то время: тяжело и
страшно показалось расстаться с соблазнами развратной, холостой и вольной жизни в таких юных летах, имея вдобавок и деньги.
Вот тут-то у них и начались баталии, о которых я
страшно сожалею, потому что его,
кажется, очень больно тогда раз избили.
Я не любил тараканов, как вообще всяких незваных гостей; соседи мои
показались мне
страшно гадки, но делать было нечего, — не начать же было жаловаться на тараканов, — и нервы покорились. Впрочем, дня через три все пруссаки перебрались за загородку к солдату, у которого было теплее; иногда только забежит, бывало, один, другой таракан, поводит усами и тотчас назад греться.
Как упоительна
казалась мне сцена, где пажа одевают в женское платье, мне
страшно хотелось спрятать на груди чью-нибудь ленту и тайком целовать ее.
Показался розовый свет в светлице; и
страшно было глянуть тогда ему в лицо: оно
казалось кровавым, глубокие морщины только чернели на нем, а глаза были как в огне.
Он бы, без всякого сомнения, решился на последнее, если бы был один, но теперь обоим не так скучно и
страшно идти темною ночью, да и не хотелось-таки
показаться перед другими ленивым или трусливым.
Сначала
страшно показалось Вакуле, когда поднялся он от земли на такую высоту, что ничего уже не мог видеть внизу, и пролетел как муха под самым месяцем так, что если бы не наклонился немного, то зацепил бы его шапкою.
Поэтому мы все больше и больше попадали во власть «того света», который
казался нам наполненным враждебной и чуткой силой… Однажды старший брат
страшно закричал ночью и рассказал, что к нему из соседней темной комнаты вышел чорт и, подойдя к его кровати, очень изящно и насмешливо поклонился.
Сначала к этому относились, как к курьезу, но потом капитану
показались оскорбительными эти конюшенные пародии на благородную музыку, или он нашел, что музыкальное баловство мешает работе, — только однажды он
страшно вспылил и разбил скрипку вдребезги.
И
казалось, ей тоже
страшно. Собаки жались к дверям и жалобно, трусливо скулили…
Но его не видят. Тишина
кажется еще безжизненнее и мертвее от ровного, неуловимого жужжания и вскрикиваний. Становится жутко, томительно, почти
страшно. Хочется как будто проснуться, громко вскрикнуть, застучать, опрокинуть что-нибудь, вообще сделать что-нибудь такое, что промчалось бы по коридорам, ринулось в классные двери, наполнило бы все это здание грохотом, шумом, тревогой…
Я,
кажется, чувствовал, что «один в лесу» — это, в сущности,
страшно, но, как заколдованный, не мог ни двинуться, ни произнести звука и только слушал то тихий свист, то звон, то смутный говор и вздохи леса, сливавшиеся в протяжную, глубокую, нескончаемую и осмысленную гармонию, в которой улавливались одновременно и общий гул, и отдельные голоса живых гигантов, и колыхания, и тихие поскрипывания красных стволов…
Вернувшись к отцу, Устенька в течение целого полугода никак не могла привыкнуть к мысли, что она дома. Ей даже
казалось, что она больше любит Стабровского, чем родного отца, потому что с первым у нее больше общих интересов, мыслей и стремлений. Старая нянька Матрена
страшно обрадовалась, когда Устенька вернулась домой, но сейчас же заметила, что девушка вконец обасурманилась и тоскует о своих поляках.
Полуянов в какой-нибудь месяц
страшно изменился, начиная с того, что уже по необходимости не мог ничего пить. С лица спал пьяный опух, и он
казался старше на целых десять лет. Но всего удивительнее было его душевное настроение, складывавшееся из двух неравных частей: с одной стороны — какое-то детское отчаяние, сопровождавшееся слезами, а с другой — моменты сумасшедшей ярости.
Это меня смущало: трудно было признать, что в доме всё хорошо; мне
казалось, в нем живется хуже и хуже. Однажды, проходя мимо двери в комнату дяди Михаила, я видел, как тетка Наталья, вся в белом, прижав руки ко груди, металась по комнате, вскрикивая негромко, но
страшно...
Он говорил, словно маленький, одних лет со мною; а я
страшно обрадовался его словам, мне даже
показалось, что я давно, еще тогда понял его; я так и сказал...
Степные озера отличаются невероятною прозрачностью, превосходящею даже прозрачность омутов степных речек; и в последних вода бывает так чиста, что глубина в четыре и пять аршин
кажется не глубже двух аршин; но в озерах Кандры и Каратабынь глубина до трех сажен
кажется трех — или четырехаршинною; далее глубь начнет синеть, дна уже не видно, и на глубине шести или семи сажен все становится
страшно темно!
И ей стало
страшно. Ей
показалось, что кто-то готовится вынуть нож из ее давнишней раны.
Евгению Павловичу
показалось, что он и Аделаида еще не совершенно сошлись друг с другом; но в будущем
казалось неминуемым совершенно добровольное и сердечное подчинение пылкой Аделаиды уму и опыту князя Щ. К тому же и уроки, вынесенные семейством,
страшно на него подействовали, и, главное, последний случай с Аглаей и эмигрантом графом.
Кажется, столько присутственных мест в государственной службе, что и подумать
страшно; все служили, все служат, все намерены служить, — так как бы,
кажется, из такого материала не составить какой-нибудь приличной компанейской пароходной администрации?
— Ничего, ангел мой, как-нибудь… — успокаивает исправник, оплевывая в угол. — Это только сначала оно
страшно кажется, а потом, глядишь, и обойдется.
Ты уже должен знать, что 14 августа Иван Дмитриевич прибыл в Иркутск с старшим своим сыном Вячеславом. Дорога ему помогла, но болезнь еще не уничтожена. Будет там опять пачкаться. Дай бог, чтоб это шло там удачнее, нежели здесь в продолжение нескольких месяцев. Просто
страшно было на него смотреть. Не знаю, можно ли ему будет добраться до вас. Мне это необыкновенно,
кажется, удалось, но и тут тебя, добрый друг, не поймал. Авось когда-нибудь как-нибудь свидимся.
И, значит, бедная Люба при первой же несправедливости, при первой неудаче легче и охотнее пойдет туда же, откуда я ее извлек, если еще не хуже, потому что это для нее и не так
страшно и привычно, а может быть, даже от господского обращения и в охотку
покажется.
Комната, в которой жил Лихонин, помещалась в пятом с половиной этаже. С половиной потому, что есть такие пяти-шести и семиэтажные доходные дома, битком набитые и дешевые, сверху которых возводятся еще жалкие клоповники из кровельного железа, нечто вроде мансард, или, вернее, скворечников, в которых
страшно холодно зимой, а летом жарко, точно на тропиках. Любка с трудом карабкалась наверх. Ей
казалось, что вот-вот, еще два шага, и она свалится прямо на ступени лестницы и беспробудно заснет.
Оставаться нам одним с сестрицей в Багрове на целый месяц
казалось мне так
страшно, что я сам не знал, чего желать.
— Конечно! — подтвердил Неведомов. — А какую он теперь еще,
кажется, затевает штуку — и подумать
страшно! — прибавил он и мотнул с грустью головой.
— Что за выстрел? — воскликнул и Вихров,
страшно перепуганный и одним прыжком,
кажется, перескочивший из кабинета в лакейскую.
«Зачем это она пришла ко мне?» — думал он, желая в это время куда-нибудь провалиться. Первое его намерение было продолжать спать; но это оказалось совершенно невозможным, потому что становиха, усевшись в соседней комнате на диване, начала беспрестанно ворочаться, пыхтеть, кашлять, так что он, наконец, не вытерпел и, наскоро одевшись, вышел к ней из спальни; лицо у него было
страшно сердитое, но становиха этим,
кажется, нисколько не смутилась.
Причина всему этому заключалась в том, что с самого приезда Вихрова в Петербург между им и Мари происходили и недоразумения и неудовольствия: он в первый раз еще любил женщину в присутствии мужа и поэтому
страшно, мучительно ее ревновал — ревновал физически, ревновал и нравственно, но всего этого высказывать прямо никогда не решался; ему
казалось, что этим чувством он унижает и себя и Мари, и он ограничивался тем, что каждодневно страдал, капризничал, говорил Мари колкости, осыпал старика генерала (в его, разумеется, отсутствии) насмешками…
Поначалу, воровать действительно
страшно: все
кажется, что чужой рубль жжется; а потом, как увидит человек, что чужой рубль имеет лишь то свойство, что легче всего другого обращается в свой собственный рубль, станет и походя поворовывать.
— Мне
казалось — я знаю жизнь! — задумчиво сказал Николай. — Но когда о ней говорит не книга и не разрозненные впечатления мои, а вот так, сама она, —
страшно! И страшны мелочи,
страшно — ничтожное, минуты, из которых слагаются года…
Ей вдруг стало трудно дышать. Широко открыв глаза, она смотрела на сына, он
казался ей чуждым. У него был другой голос — ниже, гуще и звучнее. Он щипал пальцами тонкие, пушистые усы и странно, исподлобья смотрел куда-то в угол. Ей стало
страшно за сына и жалко его.
Мне
страшно шевельнуться: во что я обращусь? И мне
кажется — все так же, как и я, боятся мельчайшего движения. Вот сейчас, когда я пишу это, все сидят, забившись в свои стеклянные клетки, и чего-то ждут. В коридоре не слышно обычного в этот час жужжания лифта, не слышно смеха, шагов. Иногда вижу: по двое, оглядываясь, проходят на цыпочках по коридору, шепчутся…
От этого, понятно, зáмок
казался еще страшнее, и даже в ясные дни, когда, бывало, ободренные светом и громкими голосами птиц, мы подходили к нему поближе, он нередко наводил на нас припадки панического ужаса, — так
страшно глядели черные впадины давно выбитых окон; в пустых залах ходил таинственный шорох: камешки и штукатурка, отрываясь, падали вниз, будя гулкое эхо, и мы бежали без оглядки, а за нами долго еще стояли стук, и топот, и гоготанье.
Вот оно перешло через рельсы. «
Кажется — солдат? — мелькнула у Ромашова беспокойная догадка. — Во всяком случае, это человек. Но так
страшно идти может только лунатик или пьяный. Кто это?»
Он сказал это, думая, что у него выйдет весело и развязно, но вышло неловко и, как ему тотчас же
показалось,
страшно неестественно.
Старик Покровский целую ночь провел в коридоре, у самой двери в комнату сына; тут ему постлали какую-то рогожку. Он поминутно входил в комнату; на него
страшно было смотреть. Он был так убит горем, что
казался совершенно бесчувственным и бессмысленным. Голова его тряслась от страха. Он сам весь дрожал, и все что-то шептал про себя, о чем-то рассуждал сам с собою. Мне
казалось, что он с ума сойдет с горя.