Неточные совпадения
Как ни низко он ценил способность понимания искусства Голенищевым, как ни ничтожно было то
справедливое замечание о верности выражения лица Пилата как чиновника, как ни обидно могло бы ему
показаться высказывание первого такого ничтожного замечания, тогда как не говорилось о важнейших, Михайлов был в восхищении от этого замечания.
Она так на него и накинулась, посадила его за стол подле себя по левую руку (по правую села Амалия Ивановна) и, несмотря на беспрерывную суету и хлопоты о том, чтобы правильно разносилось кушанье и всем доставалось, несмотря на мучительный кашель, который поминутно прерывал и душил ее и,
кажется, особенно укоренился в эти последние два дня, беспрерывно обращалась к Раскольникову и полушепотом спешила излить перед ним все накопившиеся в ней чувства и все
справедливое негодование свое на неудавшиеся поминки; причем негодование сменялось часто самым веселым, самым неудержимым смехом над собравшимися гостями, но преимущественно над самою хозяйкой.
Одна Вера ничего этого не знала, не подозревала и продолжала видеть в Тушине прежнего друга, оценив его еще больше с тех пор, как он явился во весь рост над обрывом и мужественно перенес свое горе, с прежним уважением и симпатией протянул ей руку,
показавшись в один и тот же момент и добрым, и
справедливым, и великодушным — по своей природе, чего брат Райский, более его развитой и образованный, достигал таким мучительным путем.
Между тем,
казалось бы, обратно: человек настолько
справедливый и великодушный, что воздает другому, даже в ущерб себе, такой человек чуть ли не выше, по собственному достоинству, всякого.
Но, может быть, это все равно для блага целого человечества: любить добро за его безусловное изящество и быть честным, добрым и
справедливым — даром, без всякой цели, и не уметь нигде и никогда не быть таким или быть добродетельным по машине, по таблицам, по востребованию?
Казалось бы, все равно, но отчего же это противно? Не все ли равно, что статую изваял Фидий, Канова или машина? — можно бы спросить…
Историческая динамика предполагает нарушение экилибра и того, что уже слишком привыкли считать
справедливым, предполагает прохождение через то, что может
показаться несправедливым, признание ценностей иных, чем ценность отвлеченной, охраняющей справедливости.
Выбор недовольных всегда падает на книги протестующие, и чем сдержаннее, чем темнее выражается протест, тем он
кажется серьезнее и даже
справедливее.
Мне тогда же
показалось, — я помню это, — что в их
справедливом суде над собой было вовсе не принижение, а чувство собственного достоинства.
Я ему ответил, что все это
кажется мне весьма
справедливым и что у нас найдется даже много лиц, которые не поверили бы ему, если бы его семейство оставалось в горах, а не у нас в качестве залога; что я сделаю все возможное для сбора на наших границах пленных и что, не имея права, по нашим уставам, дать ему денег для выкупа в прибавку к тем, которые он достанет сам, я, может быть, найду другие средства помочь ему.
Сочинения такого рода, затрагивающие самую сущность христианского учения, должны бы были,
казалось, быть разобраны и признаны
справедливыми или отвергнуты и опровергнуты.
Нам
кажется, что окончательного решения тут никто не может брать на себя; всякий может считать свое мнение самым
справедливым, но решение в этом случае более, нежели когда-нибудь, надо предоставить публике.
Ставши на известную точку зрения, которая ему
кажется наиболее
справедливою, он излагает читателям подробности дела, как он его понимает, и старается им внушить свое убеждение в пользу или против разбираемого автора.
Новое строится не так легко, как разрушается старое, и защищать не так легко, как нападать; потому очень может быть, что мнение о сущности прекрасного, кажущееся мне
справедливым, не для всех
покажется удовлетворительным; но если эстетические понятия, выводимые из господствующих ныне воззрений на отношения человеческой мысли к живой действительности, еще остались в моем изложении неполны, односторонни или шатки, то это, я надеюсь, недостатки не самых понятий, а только моего изложения.
Искусство есть деятельность, посредством которой осуществляет человек свое стремление к прекрасному, — таково обыкновенное определение искусства; мы не согласны с мим; но пока не высказана наша критика, еще не имеем права отступать от него, и, подстановив впоследствии вместо употребляемого нами здесь определения то, которое
кажется нам
справедливым, мы не изменим чрез это наших выводов относительно вопроса: всегда ли пение есть искусство, и в каких случаях становится оно искусством?
Ясно также, что определениями прекрасного возвышенного, которые
кажутся нам
справедливыми, разрушается непосредственная связь этих понятий, подчиняемых одно другому определениями: «прекрасное есть равновесие идеи и образа», «возвышенное есть перевес идеи над образом».
Я тогда был так еще молод, что все
справедливые опасения Глинки насчет возникающей военной грозы и страшных сил Наполеона
казались мне преувеличенными, а угрозы взять Москву и Петербург — намерением запугать нас и заставить заключить невыгодный для нас мир.
Повторим в заключение, что книжка г. Милюкова умнее,
справедливее и добросовестнее прежних историй литературы, составлявшихся у нас в разные времена, большею частью с крайне педантической точки зрения. Особенно тем из читателей, которые стоят за честь русской сатиры и которым наш взгляд на нее
покажется слишком суровым и пристрастно-неблагонамеренным, таким читателям лучше книжки г. Милюкова ничего и желать нельзя в настоящее время.
Мы с Шушериным видели Семенову в роли Аменаиды два раза; во второй раз Шушерин смотрел ее единственно для поверки сделанных им замечаний после первого представления, которые
показались мне не совсем
справедливыми; но Шушерин был прав и убедил меня совершенно.
Нам тогда еще
казались не совсем
справедливыми жалобы на растянутость мемуаров, и мы не понимали, как можно сокращать их, по тому уважению, что то или другое может
показаться скучным для большинства читателей.
— Все это
кажется очень
справедливым при первом взгляде.
— Это старая истина и,
кажись,
справедливая, — согласился Фрумкин. — А ведь, говорят, будто это поляки? а? — с улыбкой обратился он к приятелю.
Едет мимо Наполеон, смотрит на него, — и любимый герой
кажется князю Андрею ничтожным и мелким «в сравнении с тем высоким,
справедливым и добрым небом, которое он видел и понял».
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны
казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен
казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким,
справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, — что он не мог отвечать ему.
«Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и они с мужем, с Пьером, с этим
справедливым Пьером», думала Наташа, «говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего». И опять под влиянием Элен то, что́ прежде представлялось страшным,
показалось простым и естественным. «И она такая grande dame, [важная барышня,] такая милая и так видно всею душой любит меня», думала Наташа. «И отчего не веселиться?» думала Наташа, удивленными, широко раскрытыми глазами глядя на Элен.
— Разве они не
кажутся вам
справедливыми?