Неточные совпадения
Кто не знал ее и ее круга, не слыхал всех выражений соболезнования, негодования и удивления женщин, что она позволила себе
показаться в свете и
показаться так заметно в своем кружевном уборе и со своей красотой, те любовались спокойствием и красотой этой женщины и не подозревали, что она испытывала чувства человека, выставляемого у
позорного столба.
Она чувствовала, что то положение в свете, которым она пользовалась и которое утром
казалось ей столь ничтожным, что это положение дорого ей, что она не будет в силах променять его на
позорное положение женщины, бросившей мужа и сына и соединившейся с любовником; что, сколько бы она ни старалась, она не будет сильнее самой себя.
Мне именно
кажется, что в начале шествия осужденный, сидя на
позорной своей колеснице, должен именно чувствовать, что пред ним еще бесконечная жизнь.
Она и раньше видала это — богатые церкви и шитые золотом ризы попов, лачуги нищего народа и его
позорные лохмотья, но раньше это
казалось ей естественным, а теперь — непримиримым и оскорбляющим бедных людей, которым — она знала — церковь ближе и нужнее, чем богатым.
Ей
казалось, что их следовало подвергнуть мучительному и
позорному наказанию.
Многим
показалась смешной эта гонка женщин, были люди, которые отнеслись к этому как к
позорному скандалу, но большинство, уважая Нунчу, взглянуло на ее предложение с серьезной шутливостью и заставило Нину принять вызов матери.
Конечно, есть воры, которые до того привыкли воровать, что воровство уже не представляется им
позорным, и есть ханжи, которые до того привыкли колотить руками в пустые перси, что пустосвятство
кажется им действительною набожностью; но разве примеры подобных самообманов могут считаться обязательными?
Я его так и называю свиток. Он скручен весь, а если его раскатать, то я и не знаю, как он обширен будет! Мне
кажется, один своим благородством удивить свет может. Все в нем писано: и великие дела для возбуждения духа, и
позорное слово для угрожения, и мои беззакония тоже в нем заключаются.
— Так вот какая она бесподобнейшая женщина, князь! как вам нравится этот
позорный случай? Да я бы,
кажется, умерла в ту же минуту, в которую бы решилась на такой отвратительный поступок!
В толпе нищих был один — он не вмешивался в разговор их и неподвижно смотрел на расписанные святые врата; он был горбат и кривоног; но члены его
казались крепкими и привыкшими к трудам этого
позорного состояния; лицо его было длинно, смугло; прямой нос, курчавые волосы; широкий лоб его был желт как лоб ученого, мрачен как облако, покрывающее солнце в день бури; синяя жила пересекала его неправильные морщины; губы, тонкие, бледные, были растягиваемы и сжимаемы каким-то судорожным движением, и в глазах блистала целая будущность; его товарищи не знали, кто он таков; но сила души обнаруживается везде: они боялись его голоса и взгляда; они уважали в нем какой-то величайший порок, а не безграничное несчастие, демона — но не человека: — он был безобразен, отвратителен, но не это пугало их; в его глазах было столько огня и ума, столько неземного, что они, не смея верить их выражению, уважали в незнакомце чудесного обманщика.
Деятельные люди, на которых все несчастия Бенни должны лечь
позорным и тяжким укором, обнаружили неслыханную энергию в поддержке этой последней клеветы на покойного несчастливца, и эта последняя вещь была бы,
кажется, еще горше первой, потому что не предвиделось уже никакого следа для восстановления истины; но вдруг в июне месяце 1870 года, в газете «Неделя», №№ 21, 22 и 23, появились воспоминания госпожи Александры Якоби о ее пребывании «между гарибальдийцами».
Володя Ашанин, обязанный во время авралов находиться при капитане, стоит тут же на мостике, страшно бледный, напрасно стараясь скрыть охвативший его страх. Ему стыдно, что он трусит, и ему
кажется, что только он один обнаруживает такое
позорное малодушие, и он старается принять равнодушный вид ничего не боящегося моряка, старается улыбнуться, но вместо улыбки на его лице появляется страдальческая гримаса.
Та бедная девушка, которая, живя о бок квартиры такого соседа, достает себе хлеб
позорною продажей своих ласк, и та,
кажется, имеет в своем положении нечто более прочное: однажды посягнувшая на свой позор, она, по крайней мере, имеет за собою преимущество готового запроса, за нее природа с ее неумолимыми требованиями и разнузданность общественных страстей.
И знаешь, мне начинает
казаться: когда победитель бережно перевязывает врагу раны, которые сам же нанес, — это еще ужаснее, глупее и
позорнее, чем добить его, потому что как же он тогда мог колоть, рубить живого человека?
Он давил ее, парализовал ее волю и за минуту твердая в своей решимости говорить с графом Алексеем Андреевичем и добиться от него исполнения ее желания, добиться в первый раз в жизни, она, оставшись одна в полутемной от пасмурного раннего петербургского утра, огромной приемной, вдруг струсила и даже была недалека от
позорного бегства, и лишь силою,
казалось ей, исполнения христианского долга, слабая, трепещущая осталась и как-то не сразу поняла слова возвратившегося в приемную после доклада Семидалова, лаконично сказавшего ей...
Факты и безысходность положения ее сына, обвиняемого в
позорном преступлении, стояли,
казалось, непреодолимой преградой для того, чтобы мнение любящей его девушки проникло в ум старушки и взяло бы верх над этой, как ей по крайней мере
казалось, очевидностью. Но зерно спасительного колебания уже было заронено в этот ум.
То, что мне представлялось дурным и
позорным, — отречение от отечества, космополитизм, —
показалось мне, напротив, хорошим и высоким.