Неточные совпадения
В углу, на маленькой
полке стояло десятка два книг в однообразных кожаных переплетах. Он прочитал на корешках: Бульвер Литтон «Кенельм Чиллингли», Мюссе «Исповедь сына века», Сенкевич «Без догмата», Бурже «Ученик», Лихтенберже «Философия Ницше», Чехов «Скучная
история». Самгин пожал плечами: странно!
Князь, воротившись с игры, написал в ту же ночь два письма — одно мне, а другое в тот прежний его
полк, в котором была у него
история с корнетом Степановым.
Также не напрасно прошла для Гладышева и
история его старшего брата, который только что вышел из военного училища в один из видных гренадерских
полков и, находясь в отпуску до той поры, когда ему можно будет расправить крылья, жил в двух отдельных комнатах в своей семье.
Но неприятнее всего было для Ромашова то, что он, как и все в
полку, знал закулисные
истории каждого бала, каждого платья, чуть ли не каждой кокетливой фразы; он знал, как за ними скрывались: жалкая бедность, усилия, ухищрения, сплетни, взаимная ненависть, бессильная провинциальная игра в светскость и, наконец, скучные, пошлые связи…
Этот офицер, похожий своей затянутой фигурой и типом своего поношенного и самоуверенного лица на прусских офицеров, как их рисуют в немецких карикатурах, был переведен в пехотный
полк из гвардии за какую-то темную скандальную
историю.
Ромашов не мог удержаться от улыбки. Ее многочисленные романы со всеми молодыми офицерами, приезжавшими на службу, были прекрасно известны в
полку, так же, впрочем, как и все любовные
истории, происходившие между всеми семьюдесятью пятью офицерами и их женами и родственницами. Ему теперь вспомнились выражения вроде: «мой дурак», «этот презренный человек», «этот болван, который вечно торчит» и другие не менее сильные выражения, которые расточала Раиса в письмах и устно о своем муже.
Наконец он встал, зажег свечку, накинул халат, достал с
полки второй том
Истории Гогенштауфенов, Раумера — и, вздохнув раза два, прилежно занялся чтением.
И князь Белецкий рассказал всю свою
историю: как он поступил на время в этот
полк, как главнокомандующий звал его в адъютанты и как он после похода поступит к нему, несмотря на то, что вовсе этим не интересуется.
Я прибыл в
полк и явился к моему ротному командиру Вольскому; он меня позвал на квартиру, угостил чаем, и я ему под великим секретом рассказал всю
историю с ребенком.
Бахтиаров по слуху узнал философские системы, понял дух римской
истории, выучил несколько монологов Фауста; но, наконец, ему страшно надоели и туманная Германия, и бурша, и кнастер, и медхен […и бурша, и кнастер, и медхен — и студенчество, и табак, и девушки (немец.).]; он решился ехать в Россию и тотчас же поступить в кавалерийский
полк, — и не более как через год из него вышел красивый, ловкий и довольно исполнительный офицер.
Сделалась
история известна всему
полку, и чаша моих злодеяний, выражаясь высоким штилем, переполнилась.
Алымов служил в каком-то
полку и вышел в отставку по какой-то «
истории».
Про себя он мне мельком сказал, что после своей несчастной глупой
истории (в чем состояла эта
история, я не знал, и он не сказал мне) он три месяца сидел под арестом, потом был послан на Кавказ в N.
полк, — теперь уже три года служит солдатом в этом
полку.
И на первых же порах в мое редакторство попалась повесть какого-то начинающего автора из провинции из быта кавалерийского
полка, где рассказана была
история двух закадычных приятелей. Их прозвали в
полку"Сиамские близнецы". Разумеется, она попала к военному цензору, генералу из немцев, очень серьезному и щекотливому насчет военного престижа.
Он был тогда красивый юноша, студент, пострадавший за какую-то студенческую
историю. Кажется, он так и не кончил курса из-за этого. Он жил в Петербурге, но часто гостил у своей родной сестры, бывшей замужем за Гурко, впоследствии фельдмаршалом, а тогда эскадронным или полковым командиром гусарского
полка. Мать его проживала тогда за границей, в Париже, и сделалась моей постоянной сотрудницей по иностранной литературе.
Отвлеченный временно сватовством от кружка новых знакомств, сделанных через Мечева, князь Владимир, заживя вновь холостою жизнью, но уже женатого человека, сошелся вторично с Николаем Александровичем и его кружком, и вскоре, частью по неумелой ретивости свежеиспеченного деятеля, попался в грязную
историю с политической подкладкой, принужден был выйти из
полка и даже был арестован.
«Если буду императором хоть один час, то покажу, что был того достоин» — эти слова незабвенного императора Николая Павловича, сказанные им Ростовцеву и повторенные начальникам гвардейских
полков, золотыми буквами занесены на скрижали новой русской
истории.
Денисов, не будучи членом семьи, поэтому не понимая осторожности Пьера, кроме того, как недовольный, весьма интересовался тем, чтò делалось в Петербурге, и беспрестанно вызывал Пьера на рассказы то о только что случившейся
истории в Семеновском
полку, то об Аракчееве, то о Библейском обществе.
Той порой по всему королевству, по всем корчмам, постоялым дворам поползли слухи, разговоры, бабьи наговоры, что, мол, такая
история с королевой приключилась — вся кругом начисто золотом обросла, одни пятки мясные наружу торчат. Известно, но не бывает поля без ржи, слухов без лжи. Сидел в одной такой корчме проходящий солдат 18-го пехотного Вологодского
полка, первой роты барабанщик. Домой на побывку шел, приустал, каблуки посбил, в корчму зашел винцом поразвлечься.
— Сколько их наехало теперь, этих сосланных! — заметил другой. — Право, их меньше, кажется, было сослано, чем вернулось. Да, Жикинский, расскажи-ка эту
историю за восемнадцатое число, — обратился он к офицеру стрелкового
полка, слывшему за мастера рассказывать.