Неточные совпадения
Но с той поры, как социал-демократия
Германии получила большинство в рейхстаге и Шейдеман сел в кресло председателя, — Клим Иванович Самгин вспомнил, что он живет в эпоху, когда возможны фигуры Жореса, Вандервельде, Брантинга, Пабло Иглезиаса, Евгения Дебса, Бебеля и еще многих, чьи имена уже стали достоянием
истории.
—
Германия не допустит революции, она не возьмет примером себе вашу несчастную Россию.
Германия сама пример для всей Европы. Наш кайзер гениален, как Фридрих Великий, он — император, какого давно ждала
история. Мой муж Мориц Бальц всегда внушал мне: «Лизбет, ты должна благодарить бога за то, что живешь при императоре, который поставит всю Европу на колени пред немцами…»
Тебе дана
историей роль повара-моралиста, мне — роль кота Васьки, а пролетарий даже в
Германии к делу фабрикации
истории не доспел.
Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве по настоянию отца «
Истории крестьянских войн в
Германии» и «Политических движений русского народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью, по извилистым дорогам, среди полей, катятся от деревни к деревне густые, темные толпы, окружают усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные костры огня, а люди кричат, свистят, воют, черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются холмы огня, над ними — тучи дыма, неба — не видно, а земля — пустеет, верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все новые, живые, черные валы.
«
Германия — прежде всего Пруссия. Апофеоз культуры неумеренных потребителей пива. В Париже, сопоставляя Нотр Дам и Тур д’Эйфель, понимаешь иронию
истории, тоску Мопассана, отвращение Бодлера, изящные сарказмы Анатоля Франса. В Берлине ничего не надо понимать, все совершенно ясно сказано зданием рейхстага и “Аллеей Победы”. Столица Пруссии — город на песке, нечто вроде опухоли на боку
Германии, камень в ее печени…»
Там была брань и логика; там француз был всего только французом, а немец всего только немцем, и это с наибольшим напряжением, чем во всю их
историю; стало быть, никогда француз не повредил столько Франции, а немец своей
Германии, как в то именно время!
Россия и
Германия борются за свои места в мировой жизни и мировой
истории, за преобладание своего духа, за творчество своих ценностей, за свое движение.
К тому времени, когда возгорелась небывалая за всю
историю мировая война, выяснилось, что есть три величайшие державы, которые могут претендовать на мировое преобладание — Англия, Россия и
Германия.
Мировые же империалистические претензии
Германии слишком поздно явились в
истории, когда земной шар был уже величайшей морской державой, а Россия — величайшей сухопутной державой.
Нельзя же двум великим историческим личностям, двум поседелым деятелям всей западной
истории, представителям двух миров, двух традиций, двух начал — государства и личной свободы, нельзя же им не остановить, не сокрушить третью личность, немую, без знамени, без имени, являющуюся так не вовремя с веревкой рабства на шее и грубо толкающуюся в двери Европы и в двери
истории с наглым притязанием на Византию, с одной ногой на
Германии, с другой — на Тихом океане.
Положение это совершенно неоспоримо для
истории умственной и духовной культуры Запада, особенно
Германии.
Господствующие ныне в науке понятия о трагическом играют очень важную роль не только в эстетике, но и во многих других науках (напр., в
истории), даже сливаются с обиходными понятиями о жизни. Поэтому я считаю неизлишним довольно подробно изложить их, чтобы дать основание своей критике. В изложении буду я строго следовать Фишеру, которого эстетика ныне считается наилучшею в
Германии.
Германские реформаторы, уничтожив в половине
Германии католицизм, не выступили из области теологии и схоластических споров; фазы новой французской
истории повторялись в
Германии в области науки и отчасти искусства.
Бахтиаров по слуху узнал философские системы, понял дух римской
истории, выучил несколько монологов Фауста; но, наконец, ему страшно надоели и туманная
Германия, и бурша, и кнастер, и медхен […и бурша, и кнастер, и медхен — и студенчество, и табак, и девушки (немец.).]; он решился ехать в Россию и тотчас же поступить в кавалерийский полк, — и не более как через год из него вышел красивый, ловкий и довольно исполнительный офицер.
Изучение естественной
истории дошло, наконец, в
Германии до безумия.