Неточные совпадения
«Моя ошибка была та, что я предсказывал тебе эту
истину: жизнь привела бы к ней нас сама. Я отныне не трогаю твоих убеждений; не они нужны нам, — на очереди
страсть. У нее свои законы; она смеется над твоими убеждениями, — посмеется со временем и над бесконечной любовью. Она же теперь пересиливает и меня, мои планы… Я покоряюсь ей, покорись и ты. Может быть, вдвоем, действуя заодно, мы отделаемся от нее дешево и уйдем подобру и поздорову, а в одиночку тяжело и скверно.
— Ах, Вера! — сказал он с досадой, — вы все еще, как цыпленок, прячетесь под юбки вашей наседки-бабушки: у вас ее понятия о нравственности.
Страсть одеваете в какой-то фантастический наряд, как Райский… Чем бы прямо от опыта допроситься
истины… и тогда поверили бы… — говорил он, глядя в сторону. — Оставим все прочие вопросы — я не трогаю их. Дело у нас прямое и простое, мы любим друг друга… Так или нет?
Что такое был теоретический интерес и
страсть истины и религии во времена таких мучеников разума и науки, как Бруно, Галилей и пр., мы знаем. Знаем и то, что была Франция энциклопедистов во второй половине XVIII века, — а далее? а далее — sta, viator! [стой, путник! (лат.)]
О выборе не может быть и речи; обуздать мысль труднее, чем всякую
страсть, она влечет невольно; кто может ее затормозить чувством, мечтой, страхом последствий, тот и затормозит ее, но не все могут. У кого мысль берет верх, у того вопрос не о прилагаемости, не о том — легче или тяжеле будет, тот ищет
истины и неумолимо, нелицеприятно проводит начала, как сен-симонисты некогда, как Прудон до сих пор.
С юных лет, государь мои, я получил
страсть к
истине, всосав ее, могу сказать, с млеком матери.
Здесь мне опять приходится объяснять
истину, совершенно не принимаемую в романах,
истину, что никогда мы, грубая половина рода человеческого, неспособны так изменить любимой нами женщине, как в первое время разлуки с ней, хотя и любим еще с прежнею
страстью.
Так, игрок или пьяница, не выдержавший соблазна и подпавший своей
страсти, остается все-таки свободным признавать игру и пьянство или злом, или безразличной забавой. В первом случае он, если и не тотчас избавляется от своей
страсти, тем больше освобождается от нее, чем искреннее он признает
истину; во втором же он усиливает свою
страсть и лишает себя всякой возможности освобождения.
Так, человек, совершив под влиянием
страсти поступок, противный сознанной
истине, остается все-таки свободным в признании или непризнании ее, т. е. может, не признавая
истину, считать свой поступок необходимым и оправдывать себя в совершении его, и может, признавая
истину, считать свой поступок дурным и осуждать себя в нем.
Народ, столпившийся перед монастырем, был из ближней деревни, лежащей под горой; беспрестанно приходили новые помощники, беспрестанно частные возгласы сливались более и более в один общий гул, в один продолжительный, величественный рев, подобный беспрерывному грому в душную летнюю ночь… картина была ужасная, отвратительная… но взор хладнокровного наблюдателя мог бы ею насытиться вполне; тут он понял бы, что такое народ: камень, висящий на полугоре, который может быть сдвинут усилием ребенка, не несмотря на то сокрушает все, что ни встретит в своем безотчетном стремлении… тут он увидал бы, как мелкие самолюбивые
страсти получают вес и силу оттого, что становятся общими; как народ, невежественный и не чувствующий себя, хочет увериться в
истине своей минутной, поддельной власти, угрожая всему, что прежде он уважал или чего боялся, подобно ребенку, который говорит неблагопристойности, желая доказать этим, что он взрослый мужчина!
И самого недостойного Государя хвалят, когда он держит в руке скипетр, ибо его боятся, или гнусные льстецы хотят награды; но когда сей скипетр из руки выпадет, когда Монарх платит дань общему року смертных — тогда, тогда внимайте гласу
Истины, которая, повелевая умолкнуть
страстям, надежде и страху, опершись рукою на гроб Царя, произносит свое решение, и веки повторяют его!
Я уведомлял тебя, что еду в Москву определяться в статскую службу; но теперь я тебе скажу философскую
истину: человек предполагает, а бог располагает; капризная фортуна моя повернула колесо иначе; вместо службы, кажется, выходит, что я женюсь, и женюсь, конечно, как благородный человек, по
страсти.
Опасность его в том, что люди живут не тем божественным разумом, который дан каждому из них, а тем общим, извращенным разумом, который сложился среди людей для оправдания их
страстей. Люди страдают и ищут спасения. Что же спасет их? Одно уважение к своему разуму и следование
истине.
Яркими примерами таких значительных по своему значению и объему внушений могут служить средневековые крестовые походы, не только взрослых, но и детей, и частые, поразительные своей бессмысленностью, эпидемические внушения, как вера в ведьм, в полезность пытки для узнания
истины, отыскивание жизненного эликсира, философского камня или
страсть к тюльпанам, ценимым в несколько тысяч гульденов за луковицу, охватившая Голландию.
Все может быть искажено
страстями — отношение человека к Богу и любовь к ближнему, познание
истины и осуществление справедливости.
— Примите, наконец, сей меч, которым должны отсекать
страсти ваши, и ведайте, что общество соединенных братьев, в которое теперь вступили вы, есть ничто само по себе, если не устремите воли своей к отысканию
истины; послужите преддверием в пути, который жаждет открыть пробужденная совесть падшей души.
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за всё совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, имеющее как и каждый человек, свои личные привычки,
страсти, стремления к добру, красоте,
истине, — что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, т. е. читанием книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Как в том, так и в другом случае с обеих сторон борьба вызывает
страсти и заглушает
истину. С одной стороны является страх и жалость за всё, веками воздвигнутое, здание; с другой
страсть к разрушению.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость
истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить
страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворить своим
страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.