Неточные совпадения
«Ребячливо думаю я, — предостерег он сам себя. — Книжно», — поправился он и затем подумал, что, прожив уже двадцать пять лет, он никогда не
испытывал нужды решить вопрос: есть бог или — нет? И бабушка и поп
в гимназии, изображая бога законодателем морали, низвели его на степень скучного подобия самих себя. А бог должен быть или непонятен и страшен, или так прекрасен, чтоб можно было внеразумно восхищаться им.
— Верьте же мне, — заключила она, — как я вам верю, и не сомневайтесь, не тревожьте пустыми сомнениями этого счастья, а то оно улетит. Что я раз назвала своим, того уже не отдам назад, разве отнимут. Я это знаю,
нужды нет, что я молода, но… Знаете ли, — сказала она с уверенностью
в голосе, —
в месяц, с тех пор, как знаю вас, я много передумала и
испытала, как будто прочла большую книгу, так, про себя, понемногу… Не сомневайтесь же…
Вот я думал бежать от русской зимы и прожить два лета, а приходится, кажется,
испытать четыре осени: русскую, которую уже пережил, английскую переживаю,
в тропики придем
в тамошнюю осень. А бестолочь какая: празднуешь два Рождества, русское и английское, два Новые года, два Крещенья.
В английское Рождество была крайняя
нужда в работе — своих рук недоставало: англичане и слышать не хотят о работе
в праздник.
В наше Рождество англичане пришли, да совестно было заставлять работать своих.
Вдвоем они получили уже рублей 80
в месяц; на эти деньги нельзя жить иначе, как очень небогато, но все-таки
испытать им
нужды не досталось, средства их понемногу увеличивались, и они рассчитывали, что месяца еще через четыре или даже скорее они могут уже обзавестись своим хозяйством (оно так и было потом).
Нужда, бедность, жизнь из милости
в чужих людях, полная зависимость от чужих людей — тяжелы всякому; но для девушки, стоявшей
в обществе так высоко, жившей
в таком довольстве, гордой по природе, избалованной общим искательством и ласкательством, для девушки, которая
испытала всю страшную тяжесть зависимости и потом всю прелесть власти, — такой переход должен был казаться невыносимым.
Тригорин. Если захочешь, ты можешь быть необыкновенною. Любовь юная, прелестная, поэтическая, уносящая
в мир грез, — на земле только она одна может дать счастье! Такой любви я не
испытал еще…
В молодости было некогда, я обивал пороги редакций, боролся с
нуждой… Теперь вот она, эта любовь, пришла наконец, манит… Какой же смысл бежать от нее?
— Конь
в езде, друг
в нужде, — говорила Александра Васильевна. — Я так
испытала на себе смысл этой пословицы… Сначала мне хотелось умереть, так было темно кругом, а потом ничего, привыкла. И знаете, кто мой лучший друг? Отец Андроник… Да, это такой удивительный старик, добрейшая душа. Он просто на ноги меня поднял, и если бы не он, я, кажется, с ума сошла бы от горя. А тут думаю: прошлого не воротишь, смерть не приходит, буду трудиться
в память мужа, чтобы хоть частичку выполнить из его планов.
Совсем не то у Кольцова. Он сам
испытал все
нужды простого народа, сам жил с ним, сам был
в том же положении,
в каком живут наши простолюдины. Поэтому и
в стихотворениях Кольцова русские люди являются настоящими, а не выдуманными существами.
А Макар продолжал: у них все записано
в книге… Пусть же они поищут: когда он
испытал от кого-нибудь ласку, привет или радость? Где его дети? Когда они умирали, ему было горько и тяжело, а когда вырастали, то уходили от него, чтобы
в одиночку биться с тяжелою
нуждой. И он состарился один со своей второю старухой и видел, как его оставляют силы и подходит злая, бесприютная дряхлость. Они стояли одинокие, как стоят
в степи две сиротливые елки, которых бьют отовсюду жестокие метели.
Конечно, и из них есть плуты, особенно который уж много силы заберет, но вместе с тем вы возьмите, сколько у него против лакея преимуществ: хозяйственную часть он знает во сто раз основательнее, и как сам мужик, так все-таки мужицкую
нужду испытал, следовательно, больше посовестится обидеть какого-нибудь бедняка; потом-с, уваженья
в нем больше, потому что никогда не был к барину так приближен, как какой-нибудь лакей, который господина, может быть, до последней косточки вызнал, — и, наконец, главное: нравственность!
Если нечто должно быть вполне самоудовлетворено, то оно должно быть единым, именно не
испытывать нужды ни
в отношении себя самого, ни
в отношении другого.
Живя более чем скромно, он требовал того же от своих подданных. Это была не скупость, а благоразумие. Доказательством чему служит то, что государь до вступления своего на престол, будучи великим князем, сам
испытывал нужду доходившую до крайности, а потому, чтобы во время его царствования не могли того же
испытать его супруга и наследник, назначил им жалованье: супруге двести тысяч, наследнику сто двадцать тысяч, а супруге его пятьдесят тысяч рублей
в год.
Как все несчастные, которых
нужда и горе загоняли
в трущобы, она против воли
испытывала странное сожаление, почти болезненное, непонятное стремление вновь погрузиться
в омут, почти тождественный с тем, из которого только что выбралась.