Неточные совпадения
— Послушай, слепой! — сказал Янко, — ты береги то место… знаешь? там богатые товары… скажи (
имени я не расслышал), что я ему больше не слуга; дела пошли худо, он меня больше не увидит; теперь опасно; поеду
искать работы в другом месте, а ему уж такого удальца не найти.
—
Именем той судьбы, в которую верю, я
искала счастья!
Дома я не мог остаться; я оделся и пошел бродить зря…
искать Бакунина, Сазонова — вот Rue St.-Honore, Елисейские поля — все эти
имена, сроднившиеся с давних лет… да вот и сам Бакунин…
Я знаю, что, в глазах многих, выводы, полученные мною из наблюдений над детьми, покажутся жестокими. На это я отвечаю, что
ищу не утешительных (во что бы ни стало) выводов, а правды. И, во
имя этой правды, иду даже далее и утверждаю, что из всех жребиев, выпавших на долю живых существ, нет жребия более злосчастного, нежели тот, который достался на долю детей.
И так, отдавая справедливость великому мужу, поставляя
имя Ломоносова в достойную его лучезарность, мы не
ищем здесь вменить ему и то в достоинство, чего он не сделал или на что не действовал; или только, распложая неистовое слово, вождаемся исступлением и пристрастием.
Она
искала сочувствия и нашла это сочувствие в книгах, где личность отвергалась во
имя общества и во
имя общества освобождалась личность.
Так случилось и после этого самоубийства. Первым начал Осадчий. Как раз подошло несколько дней праздников подряд, и он в течение их вел в собрании отчаянную игру и страшно много пил. Странно: огромная воля этого большого, сильного и хищного, как зверь, человека увлекла за собой весь полк в какую-то вертящуюся книзу воронку, и во все время этого стихийного, припадочного кутежа Осадчий с цинизмом, с наглым вызовом, точно
ища отпора и возражения, поносил скверными словами
имя самоубийцы.
Жму, наконец, с полным участием руку тебе, мой благодушный юноша, несчастная жертва своей грозной богини-матери, приславшей тебя сюда
искать руки и сердца блестящей фрейлины, тогда как сердце твое рвется в маленькую квартирку на Пески, где живет она, сокровище твоей жизни, хотя ты не смеешь и подумать украсить когда-нибудь ее скромное
имя своим благородным гербом.
Если б он еще был груб, неотесан, бездушен, тяжелоумен, один из тех мужей, которым
имя легион, которых так безгрешно, так нужно, так отрадно обманывать, для их и своего счастья, которые, кажется, для того и созданы, чтоб женщина
искала вокруг себя и любила диаметрально противоположное им, — тогда другое дело: она, может быть, поступила бы, как поступает большая часть жен в таком случае.
«Русский курьер» основан был В.Н. Селезневым в 1879 году, но шел в убыток. Пришлось
искать денег. Отозвался московский купец Н.П. Ланин, владелец известного завода шипучих вод и увековечивший свое
имя производством искусственного «ланинского» шампанского, которое подавалось подвыпившим гостям в ресторанах за настоящее и было в моде на всех свадьбах, именинах и пирушках средней руки.
«Пусть левая не знает, что делает правая», и «не надежен для царства божия работник, взявшийся за плуг и оглядывающийся назад». «Не радуйтесь тому, что бесы повинуются вам, а
ищите того, чтобы
имена ваши были написаны на небесах». «Будьте совершенны, как совершенен отец ваш небесный». «
Ищите царствия божия и правды его».
Человек рылся в книге, точно зимняя птица в сугробе снега, и был бескорыстнее птицы она всё-таки
искала зёрен, а он просто прятал себя. Ложились в память
имена драчунов-князей, запоминалась человечья жадность, честолюбие, споры и войны, грабежи, жестокости, обманы и клятвопреступления — этот тёмный, кровавый хаос казался знакомым, бессмысленным и вызывал невесёлую, но успокаивающую мысль...
— К сожалению, я не тот, которого вы
ищете. Вы — жертва случайного совпадения
имен: тот Томас Гарвей, который вам нужен, сегодня не ночевал. Он записан здесь под фамилией Ариногел Кук, и, так как он мне сам в том признался, я не вижу надобности скрывать это.
Актер.
Искать город… лечиться… Ты — тоже уходи… Офелия… иди в монастырь… Понимаешь — есть лечебница для организмов… для пьяниц… Превосходная лечебница… Мрамор… мраморный пол! Свет… чистота, пища… всё — даром! И мраморный пол, да! Я ее найду, вылечусь и… снова буду… Я на пути к возрожденью… как сказал… король… Лир! Наташа… по сцене мое
имя Сверчков-Заволжский… никто этого не знает, никто! Нет у меня здесь
имени… Понимаешь ли ты, как это обидно — потерять
имя? Даже собаки имеют клички…
А тут вспомнил я, что наш цирк собирался на весну в Казань, а потом в Нижний на ярмарку, а Казани, после ареста, я боялся больше всего: допрашивавший меня жандарм с золотым пенсне, с черными бровями опять вырос предо мной. Вещей в багаже осталось у меня не богато, бумаг никаких.
Имени моего в цирке не знали: Алексис да Алексис — и только. Поди
ищи меня!
Петр принялся
искать других во всех слоях общества, и в свите посольства, отправившегося с ним за границу, мы находим уже
имена Петра Шафирова и Александра Меншикова (Устрялов, том III, стр. 572).
О мой отец! Могу ли я еще
Назвать вас этим
именем священным?
Прощайте, дон Альвар. Скажите ей,
Что я иду — куда? И сам не знаю!
Иду я дале, дале от нее.
Забыть ее я не могу, но смерти
Могу
искать. Прощайте, дон Альвар!
Также
искал он мудрости в тайнодействиях древних языческих верований и потому посещал капища и приносил жертвы: могущественному Ваалу-Либанону, которого чтили под
именем Мелькарта, бога созидания и разрушения, покровителя мореплавания, в Тире и Сидоне, называли Аммоном в оазисе Сивах, где идол его кивал головою, указывая пути праздничным шествиям, Бэлом у халдеев, Молохом у хананеев; поклонялся также жене его — грозной и сладострастной Астарте, имевшей в других храмах
имена Иштар, Исаар, Ваальтис, Ашера, Истар-Белит и Атаргатис.
— Беатриче, Фиаметта, Лаура, Нинон, — шептал он
имена, незнакомые мне, и рассказывал о каких-то влюбленных королях, поэтах, читал французские стихи, отсекая ритмы тонкой, голой до локтя рукою. — Любовь и голод правят миром, — слышал я горячий шепот и вспоминал, что эти слова напечатаны под заголовком революционной брошюры «Царь-Голод», это придавало им в моих мыслях особенно веское значение. — Люди
ищут забвения, утешения, а не — знания.
Может быть, читателю оно покажется несколько странным и выисканным, но можно уверить, что его никак не
искали, а что сами собою случились такие обстоятельства, что никак нельзя было дать другого
имени, и это произошло именно вот как.
Но славы себе я не
искал и даже, бывало, всех об одном только прошу: «Братцы! пожалуйста, сделайте милость, чтобы по
имени меня не называть», потому что боялся, чтобы маменька не узнали.
— Ах, шельма клейменая, — ишь ты! Царским
именем прикрылся и мутит… Сколько людей погубил, пес!.. Стенька? — это, брат, другое дело. А Пугач — гнида и больше ничего. Важное кушанье! Вот вроде Стеньки нет ли книжек?
Поищи… А этого телячьего Макара брось — незанимательно. Уж лучше ты еще раз прочти, как казнили Степана…
Разом наступила глубокая тишина, как будто вдруг опустел кубрик и в нем остался один Редж. Началось немое, но выразительное переглядывание, глаза каждого
искали опоры в лицах товарищей. Не многие могли похвастаться тем, что сердца их забились в этот момент сильнее, большинство знало, что их
имена останутся непроизнесенными. Кой-где в углах кубрика блеснули кривые улыбки интригов, сдержанный шепот вырос и полз со всех сторон, как первое пробуждение ночного прилива.
Впрочем, недавно изданный VII том Пушкина доказывает, что восприимчивая натура поэта не оставалась глуха к призывам общественных вопросов; только недостаток прочного, глубокого образования препятствовал ему сознать прямо и ясно, к чему стремиться, чего
искать, во
имя чего приступать к решению общественных вопросов.
Сделав даром три добрые круга,
Я у сторожа вздумал спросить.
Имя, званье, все признаки друга
Он заставил пять раз повторить
И сказал: «Нет, такого не знаю;
А, пожалуй, примету скажу,
Как
искать: Ты
ищи его с краю,
Перешедши вот эту межу,
И смотри: где кресты — там мещане,
Офицеры, простые дворяне;
Над чиновником больше плита,
Под плитой же бывает учитель,
А где нет ни плиты, ни креста,
Там, должно быть, и есть сочинитель».
Когда не было посетителей и Прокопий, проводивший где-то бессонные ночи и днем спотыкавшийся от желания спать, приваливался в темном углу за перегородкой, а Михайла читал «Московский листок» и среди описания краж и грабежей
искал знакомого
имени кого-нибудь из обычных посетителей, — Петька и Николка беседовали.
— Вы торопитесь? Видите ли-с. Я вам все расскажу откровенно, без лишних слов. Что ж делать! Обстоятельства связывают иногда людей совершенно разнородных характеров… Но, я вижу, вы нетерпеливы, молодой человек… Так вот-с… впрочем, я не знаю, как и говорить: я
ищу даму-с (я уж решился все говорить) Я именно должен знать, куда пошла эта дама? Кто она — я думаю, вам не нужно знать ее
имени, молодой человек.
— Эх, матушка, будто на свете уж и не стало хороших людей?.. Попрошу,
поищу, авось честный навернется. Бог милостив!.. Патапа Максимыча попрошу… Вот на похоронах познакомилась я с Колышкиным Сергеем Андреичем. Патап же Максимыч ему пароходное дело устроил, а теперь подите-ка вы… По всей Волге гремит
имя Колышкина.
Там некогда в горах, сердечной думы полный,
Над морем я влачил задумчивую лень,
Когда на хижины сходила ночи тень —
И дева юная во мгле тебя
искалаИ
именем своим подругам называла.
— Ах, ну этим, которые приходят смотреть! Но самое смешное в этой истории не то, что дурак — дурак, а то, что гений неуклонно обожает дурака под
именем ближнего и страстно
ищет его убийственной любви. Самым диким образом гений не понимает, что его настоящий ближний — такой же гений, как и он, и вечно раскрывает свои объятия человекоподобному… который туда и лезет охотно, чтобы вытащить часы из жилетного кармана! Да, милый Вандергуд, это очень смешная история, и я боюсь…
Мозг в ней по-прежнему
ищет новой работы, кровь волнуется во
имя светлых идей и творческих образов, увлечения молодости служат материалом для художественного воспроизведения жизни; сердца ее бьются в унисон со всем лучшим, что французская нация выработывает в лице своих бойцов за свободу ума, человечные права и общественную правду.
Бестужев стал
искать себе помощников в этом деле и скоро нашел их в духовнике Федоре Яковлевиче Дубянском и в епископе Юшкевиче. Духовенство, принадлежавшее к русской партии, во
имя которой Елизавета Петровна взошла на престол, только что успело свободно вздохнуть от гнета, под которым долгое время оно томилось.
Если меня разыскивали мои многочисленные жены, а по их жалобам и судебные власти, то они
искали разных Лейна, Рембелинского, Врасского и других, под чьими
именами я прежде жил и был женат.
Бедный и предприимчивый, он приехал в 1695 году
искать приключений в России, стране, еще
именем варварской, попытать в ней счастия и надеялся, может быть, мимоходом наткнуться на славу.
Искали по всему дому денег, бросались то к амтману, то к Биру, но везде была или мнимая, или настоящая денежная засуха; наконец Никласзон сжалился над баронессой и от
имени ее вручил потихоньку Аврааму талер, обрезанный его же соотечественниками.
Теперь на закате дней своих они с завистью взирают, как возвеличиваются путем печати
имена их бесчисленных родственников и знакомых, некогда административных деятелей, теперь сошедших уже в могилу, — тех самых, на которых они некогда доносили; с завистью взирают, как время от времени появляются в журналах записки, письма и мемуары этих родственников, с болью в сердце чувствуют, что им, баклушникам, никогда не достичь этой чести и что их записки и письма после их смерти не попадут ни на какую потребу, кроме оклейки стен и на тюрюки мелочной лавочки, а потому и
ищут возможности опубликовать эти записки еще при своей жизни.
Он понимал хорошо, что там
ищут не его самого, а его
имя и деньги, так как он, разбитый и нравственно, и физически, не мог представлять из себя идеала для молодой девушки, до его души же, до его внутренних качеств им было мало дела.
Он принудил его сложить с себя название графа Лильского, под каковым
именем наследник французского престола приехал
искать убежища в России, окружить себя телохранителями, принять титул короля и требовать оказания себе почестей, подобающих этому титулу.
— Честь тебе и слава! — отвечала Марфа. — Все равно умереть: со стены ли родной скатится голова твоя и отлетит рука, поднимающая меч на врага, или смерть застанет притаившегося…
Имя твое останется незапятнанным черным пятном позора на скрижалях вечности… А посадники наши, уж я вижу, робко озираются, как будто бы
ищут безопасного места, где бы скрыть себя и похоронить свою честь…
— Хорошо. Я сама горю мщением ко всем пришельцам в Египте. Мое
имя — баба Бубаста, я нынче старуха, лекарка; но я была молода и любила; мой муж томится давно в каменоломнях Пилака, и сердце мое каждый день слышит, как он двигает гранитные глыбы, в цепях, которые наложил на него жестокий правитель… О, я ненавижу пришельцев и новую веру, я рада им мстить: я пойду
искать яд и приду к тебе, госпожа, когда яд мой поспеет.
Теперь я не могу содействовать ничему тому, что внешне возвышает меня над людьми, отделяет от них; не могу, как я прежде это делал, признавать ни за собой, ни за другими никаких званий, чинов и наименований, кроме звания и
имени человека; не могу
искать славы и похвалы, не могу
искать таких знаний, которые отделяли бы меня от других, не могу не стараться избавиться от своего богатства, отделяющего меня от людей, не могу в жизни своей, в обстановке ее, в пище, в одежде, во внешних приемах не
искать всего того, что не разъединяет меня, а соединяет с большинством людей.