Неточные совпадения
Хлестаков (провожая).Нет, ничего. Это все очень смешно, что вы говорили. Пожалуйста, и в
другое тоже время… Я это очень люблю. (Возвращается и, отворивши дверь, кричит вслед ему.)Эй вы! как вас? я все позабываю, как ваше
имя и отчество.
Тем не менее он все-таки сделал слабую попытку дать отпор. Завязалась борьба; но предводитель вошел уже в ярость и не помнил себя. Глаза его сверкали, брюхо сладострастно ныло. Он задыхался, стонал, называл градоначальника душкой, милкой и
другими несвойственными этому сану
именами; лизал его, нюхал и т. д. Наконец с неслыханным остервенением бросился предводитель на свою жертву, отрезал ножом ломоть головы и немедленно проглотил.
Но какими бы
именами ни прикрывало себя ограбление, все-таки сфера грабителя останется совершенно
другою, нежели сфера сердцеведца, ибо последний уловляет людей, тогда как первый уловляет только принадлежащие им бумажники и платки.
Напротив того, бывали
другие, хотя и не то чтобы очень глупые — таких не бывало, — а такие, которые делали дела средние, то есть секли и взыскивали недоимки, но так как они при этом всегда приговаривали что-нибудь любезное, то
имена их не только были занесены на скрижали, [Скрижа́ли (церковно-славянск.) — каменные доски, на которых, по библейскому преданию, были написаны заповеди Моисея.] но даже послужили предметом самых разнообразных устных легенд.
Он сам чувствовал всю важность этого вопроса и в письме к"известному
другу"(не скрывается ли под этим
именем Сперанский?) следующим образом описывает свои колебания по этому случаю.
Этот милый Свияжский, держащий при себе мысли только для общественного употребления и, очевидно, имеющий
другие какие-то, тайные для Левина основы жизни и вместе с тем он с толпой,
имя которой легион, руководящий общественным мнением чуждыми ему мыслями; этот озлобленный помещик, совершенно правый в своих рассуждениях, вымученных жизнью, но неправый своим озлоблением к целому классу и самому лучшему классу России; собственное недовольство своею деятельностью и смутная надежда найти поправку всему этому — всё это сливалось в чувство внутренней тревоги и ожидание близкого разрешения.
— Послушай, слепой! — сказал Янко, — ты береги то место… знаешь? там богатые товары… скажи (
имени я не расслышал), что я ему больше не слуга; дела пошли худо, он меня больше не увидит; теперь опасно; поеду искать работы в
другом месте, а ему уж такого удальца не найти.
Видите ли, я выжил из тех лет, когда умирают, произнося
имя своей любезной и завещая
другу клочок напомаженных или ненапомаженных волос.
Потом пили какой-то бальзам, носивший такое
имя, которое даже трудно было припомнить, да и сам хозяин в
другой раз назвал его уже
другим именем.
У тоненького в три года не остается ни одной души, не заложенной в ломбард; у толстого спокойно, глядь — и явился где-нибудь в конце города дом, купленный на
имя жены, потом в
другом конце
другой дом, потом близ города деревенька, потом и село со всеми угодьями.
Особенно поразил его какой-то Петр Савельев Неуважай-Корыто, так что он не мог не сказать: «Экой длинный!»
Другой имел прицепленный к
имени «Коровий кирпич», иной оказался просто: Колесо Иван.
Но хуже всего было то, что потерялось уваженье к начальству и власти: стали насмехаться и над наставниками, и над преподавателями, директора стали называть Федькой, Булкой и
другими разными
именами; завелись такие дела, что нужно было многих выключить и выгнать.
Сперва ученый подъезжает в них необыкновенным подлецом, начинает робко, умеренно, начинает самым смиренным запросом: не оттуда ли? не из того ли угла получила
имя такая-то страна? или: не принадлежит ли этот документ к
другому, позднейшему времени? или: не нужно ли под этим народом разуметь вот какой народ?
Уходя к своему полку, Тарас думал и не мог придумать, куда девался Андрий: полонили ли его вместе с
другими и связали сонного? Только нет, не таков Андрий, чтобы отдался живым в плен. Между убитыми козаками тоже не было его видно. Задумался крепко Тарас и шел перед полком, не слыша, что его давно называл кто-то по
имени.
Быть может, при
других обстоятельствах эта девушка была бы замечена им только глазами, но тут он иначе увидел ее. Все стронулось, все усмехнулось в нем. Разумеется, он не знал ни ее, ни ее
имени, ни, тем более, почему она уснула на берегу, но был этим очень доволен. Он любил картины без объяснений и подписей. Впечатление такой картины несравненно сильнее; ее содержание, не связанное словами, становится безграничным, утверждая все догадки и мысли.
— Иных Кох указал;
других имена были на обертках вещей записаны, а иные и сами пришли, как прослышали…
Но Раскольников, ожидавший чего-то совсем
другого, тупо и задумчиво посмотрел на него и ничего не ответил, как будто
имя Петра Петровича слышал он решительно в первый раз.
И Базаров и Аркадий ответили ей безмолвным поклоном, сели в экипаж и, уже нигде не останавливаясь, отправились домой, в Марьино, куда и прибыли благополучно на следующий день вечером. В продолжение всей дороги ни тот, ни
другой не упомянул даже
имени Одинцовой; Базаров в особенности почти не раскрывал рта и все глядел в сторону, прочь от дороги, с каким-то ожесточенным напряжением.
Еще прежние туда-сюда; тогда у них были — ну, там Шиллер, [Шиллер Фридрих (1759–1805) — великий немецкий поэт, автор пьес «Коварство и любовь», «Разбойники» и др.] что ли, Гётте [Гетте — искаженное произношение
имени Вольфганга Гёте (1749–1832) — великого немецкого поэта и философа;
друг Шиллера.
(Действительно, приятели, возвратясь к себе в номер, нашли там карточку с загнутыми углами и с
именем Ситникова, на одной стороне по-французски, на
другой — славянскою вязью.
О Митрофанове подумалось без жалости, без возмущения, а на его место встал
другой враг, хитрый, страшный, без
имени и неуловимый.
Там есть социалисты-фабианцы, но о них можно и не упоминать, они взяли
имя себе от римского полководца Фабия Кунктатора, то есть медлителя, о нем известно, что он был человеком тупым, вялым, консервативным и, предоставляя драться с врагами Рима
другим полководцам, бил врага после того, как он истощит свои силы.
— При чем здесь — за что? — спросил Лютов, резко откинувшись на спинку дивана, и взглянул в лицо Самгина обжигающим взглядом. — За что — это от ума. Ум — против любви… против всякой любви! Когда его преодолеет любовь, он — извиняется: люблю за красоту, за милые глаза, глупую — за глупость. Глупость можно окрестить
другим именем… Глупость — многоименна…
— Тон и смысл городской, культурной жизни, окраску ее давала та часть философски мощной интеллигенции, которая ‹шла› по пути, указанному Герценом, Белинским и
другими, чьи громкие
имена известны вам.
— И потом еще картина: сверху простерты две узловатые руки зеленого цвета с красными ногтями, на одной — шесть пальцев, на
другой — семь. Внизу пред ними, на коленях, маленький человечек снял с плеч своих огромную, больше его тела, двуличную голову и тонкими, длинными ручками подает ее этим тринадцати пальцам. Художник объяснил, что картина названа: «В руки твои предаю дух мой». А руки принадлежат дьяволу,
имя ему Разум, и это он убил бога.
«Как можно! А как не отдашь в срок? если дела пойдут плохо, тогда подадут ко взысканию, и
имя Обломова, до сих пор чистое, неприкосновенное…» Боже сохрани! Тогда прощай его спокойствие, гордость… нет, нет!
Другие займут да потом и мечутся, работают, не спят, точно демона впустят в себя. Да, долг — это демон, бес, которого ничем не изгонишь, кроме денег!
Все это задело самолюбие Обломова, и он решился показать Захару разницу между ним и теми, которых разумел Захар под
именем «
других», и дать почувствовать ему всю гнусность его поступка.
А ей было еще мучительнее. Ей хотелось бы сказать
другое имя, выдумать
другую историю. Она с минуту колебалась, но делать было нечего: как человек, который, в минуту крайней опасности, кидается с крутого берега или бросается в пламя, она вдруг выговорила: «Обломова!»
Фамилию его называли тоже различно: одни говорили, что он Иванов,
другие звали Васильевым или Андреевым, третьи думали, что он Алексеев. Постороннему, который увидит его в первый раз, скажут
имя его — тот забудет сейчас, и лицо забудет; что он скажет — не заметит. Присутствие его ничего не придаст обществу, так же как отсутствие ничего не отнимет от него. Остроумия, оригинальности и
других особенностей, как особых примет на теле, в его уме нет.
— Да, помню
имя: это твой товарищ и
друг. Что с ним сталось?
Какие это люди на свете есть счастливые, что за одно словцо, так вот шепнет на ухо
другому, или строчку продиктует, или просто
имя свое напишет на бумаге — и вдруг такая опухоль сделается в кармане, словно подушка, хоть спать ложись.
Может быть, только похоронная процессия обратит на себя внимание прохожего, который почтит это неопределенное лицо в первый раз достающеюся ему почестью — глубоким поклоном; может быть, даже
другой, любопытный, забежит вперед процессии узнать об
имени покойника и тут же забудет его.
— Ты сомневаешься в моей любви? — горячо заговорил он. — Думаешь, что я медлю от боязни за себя, а не за тебя? Не оберегаю, как стеной, твоего
имени, не бодрствую, как мать, чтоб не смел коснуться слух тебя… Ах, Ольга! Требуй доказательств! Повторю тебе, что если б ты с
другим могла быть счастливее, я бы без ропота уступил права свои; если б надо было умереть за тебя, я бы с радостью умер! — со слезами досказал он.
Ей по плечу современные понятия, пробивающиеся в общественное сознание; очевидно, она черпнула где-то
других идей, даже знаний, и стала неизмеримо выше круга, где жила. Как ни старалась она таиться, но по временам проговаривалась каким-нибудь, нечаянно брошенным словом,
именем авторитета в той или
другой сфере знания.
«Нет, — думал он, — в
другой раз, когда Леонтий будет дома, я где-нибудь в углу, в саду, дам ей урок, назову ей по
имени и ее поведение, а теперь…»
Рядом с красотой — видел ваши заблуждения, страсти, падения, падал сам, увлекаясь вами, и вставал опять и все звал вас, на высокую гору, искушая — не дьявольской заманкой, не царством суеты, звал
именем другой силы на путь совершенствования самих себя, а с собой и нас: детей, отцов, братьев, мужей и…
друзей ваших!
Он сел и погрузился в свою задачу о «долге», думал, с чего начать. Он видел, что мягкость тут не поможет: надо бросить «гром» на эту играющую позором женщину, назвать по
имени стыд, который она так щедро льет на голову его
друга.
Он, во
имя истины, развенчал человека в один животный организм, отнявши у него
другую, не животную сторону. В чувствах видел только ряд кратковременных встреч и грубых наслаждений, обнажая их даже от всяких иллюзий, составляющих роскошь человека, в которой отказано животному.
О Вере не произнесли ни слова, ни тот, ни
другой. Каждый знал, что тайна Веры была известна обоим, и от этого им было неловко даже произносить ее
имя. Кроме того, Райский знал о предложении Тушина и о том, как он вел себя и какая страдательная роль выпала ему на долю во всей этой драме.
— Постойте, у меня
другая мысль, забавнее этой. Моя бабушка — я говорил вам, не может слышать вашего
имени и еще недавно спорила, что ни за что и никогда не накормит вас…
Другая бы сама бойко произносила
имя красавца Милари, тщеславилась бы его вниманием, немного бы пококетничала с ним, а Софья запретила даже называть его
имя и не знала, как зажать рот Райскому, когда он так невпопад догадался о «тайне».
— Да, читал и аккомпанировал мне на скрипке: он был странен, иногда задумается и молчит полчаса, так что вздрогнет, когда я назову его по
имени, смотрит на меня очень странно… как иногда вы смотрите, или сядет так близко, что испугает меня. Но мне не было… досадно на него… Я привыкла к этим странностям; он раз положил свою руку на мою: мне было очень неловко. Но он не замечал сам, что делает, — и я не отняла руки. Даже однажды… когда он не пришел на музыку, на
другой день я встретила его очень холодно…
Надежда Васильевна и Анна Васильевна Пахотины, хотя были скупы и не ставили собственно личность своего братца в грош, но дорожили
именем, которое он носил, репутацией и важностью дома, преданиями, и потому, сверх определенных ему пяти тысяч карманных денег, в разное время выдавали ему субсидии около такой же суммы, и потом еще, с выговорами, с наставлениями, чуть не с плачем, всегда к концу года платили почти столько же по счетам портных, мебельщиков и
других купцов.
Этот mont de piete был самая обыкновенная ссуда денег под залоги, на чье-то
имя, в
другой квартире, и процветавшее.
Князь сообщил ему адрес Версилова, и действительно Версилов на
другой же день получил лично от Зерщикова письмо на мое
имя и с лишком тысячу триста рублей, принадлежавших мне и забытых мною на рулетке денег.
— Вы уж начните сначала, Петр Ипполитович. — Они уже величали
друг друга по имени-отчеству.
Нельзя винить меня за то, что я жадно смотрю кругом себя, чтоб отыскать хоть одного
друга, а потому я и не могла не обрадоваться
другу: тот, кто мог даже в ту ночь, почти замерзая, вспоминать обо мне и повторять одно только мое
имя, тот, уж конечно, мне предан.
Утром уже на
другой день, 11-го марта, мы вошли в бухту Пио-Квинто северным входом и стали за островком того же
имени, защищающим рейд.
Вероятно, эти деревья ровесники местечку, а оно старше почти всех
других в колонии: оно основано двести лет назад и названо в честь тогдашнего губернатора, по
имени Стеллен, и жены его, урожденной Бош.
Мне называли
имя английского богача, который пожертвовал вместе с
другими огромные суммы на эти издания.