Неточные совпадения
Рассказывая, она смотрела в угол сада, где, между зеленью, был виден кусок крыши флигеля с закоптевшей
трубой;
из трубы поднимался голубоватый
дымок, такой легкий и прозрачный, как будто это и не дым, а гретый воздух. Следя за взглядом Варвары, Самгин тоже наблюдал, как струится этот
дымок, и чувствовал потребность говорить о чем-нибудь очень простом, житейском, но не находил о чем; говорила Варвара...
А у Веры именно такие глаза: она бросит всего один взгляд на толпу, в церкви, на улице, и сейчас увидит, кого ей нужно, также одним взглядом и на Волге она заметит и судно, и лодку в другом месте, и пасущихся лошадей на острове, и бурлаков на барке, и чайку, и
дымок из трубы в дальней деревушке. И ум, кажется, у ней был такой же быстрый, ничего не пропускающий, как глаза.
Он не без смущения завидел
дымок, вьющийся
из труб родной кровли, раннюю, нежную зелень берез и лип, осеняющих этот приют, черепичную кровлю старого дома и блеснувшую между деревьев и опять скрывшуюся за ними серебряную полосу Волги. Оттуда, с берега, повеяла на него струя свежего, здорового воздуха, каким он давно не дышал.
Райский узнал, что Тушин встречал Веру у священника, и даже приезжал всякий раз нарочно туда, когда узнавал, что Вера гостит у попадьи. Это сама Вера сказывала ему. И Вера с попадьей бывали у него в усадьбе, прозванной
Дымок, потому что издали, с горы, в чаще леса, она только и подавала знак своего существования выходившим
из труб дымом.
День склонялся к вечеру. По небу медленно ползли легкие розовые облачка. Дальние горы, освещенные последними лучами заходящего солнца, казались фиолетовыми. Оголенные от листвы деревья приняли однотонную серую окраску. В нашей деревне по-прежнему царило полное спокойствие.
Из длинных
труб фанз вились белые
дымки. Они быстро таяли в прохладном вечернем воздухе. По дорожкам кое-где мелькали белые фигуры корейцев. Внизу, у самой реки, горел огонь. Это был наш бивак.
Из труб на маленьких орочских домиках, погребенных в снегу, тонкими струйками вертикально подымались
дымки.
А всё те же звуки раздаются с бастионов, всё так же — с невольным трепетом и суеверным страхом, — смотрят в ясный вечер французы
из своего лагеря на черную изрытую землю бастионов Севастополя, на черные движущиеся по ним фигуры наших матросов и считают амбразуры,
из которых сердито торчат чугунные пушки; всё так же в
трубу рассматривает, с вышки телеграфа, штурманский унтер-офицер пестрые фигуры французов, их батареи, палатки, колонны, движущиеся по Зеленой горе, и
дымки, вспыхивающие в траншеях, и всё с тем же жаром стремятся с различных сторон света разнородные толпы людей, с еще более разнородными желаниями, к этому роковому месту.
Налево от дома в почерневшем флигеле
из трубы вьется
дымок, а от флигеля тропочка в другую сторону от меня.
— Ah! c'est grave! [Это серьезно!] — произнес сбоку один
из лжесудей, рисовавший на белом листе домик,
из трубы которого вьется
дымок.
— Да, в самом деле хорошо, — согласился Лаевский, которому понравился вид и почему-то, когда он посмотрел на небо и потом на синий
дымок, выходивший
из трубы духана, вдруг стало грустно. — Да, хорошо! — повторил он.
На месте нашей избы тлела золотая груда углей, в середине ее стояла печь,
из уцелевшей
трубы поднимался в горячий воздух голубой
дымок. Торчали докрасна раскаленные прутья койки, точно ноги паука. Обугленные вереи ворот стояли у костра черными сторожами, одна верея в красной шапке углей и в огоньках, похожих на перья петуха.
Сизый
дымок, вьющийся
из низеньких
труб избушек, свидетельствует, что никого нет в разброде, что все хозяева дома и расправляют на горячей печке продрогшие члены.
Из черной покосившейся
трубы вился легкий
дымок.
Через четыре дня «Коршун», попыхивая
дымком из своей белой горластой
трубы, приближался ранним утром к берегам Англии, имея на грот-брам-стеньге флаг, призывающий лоцмана для входа в устье Темзы и следования затем по реке до Гревзенда, небольшого городка в двухчасовом расстоянии от Лондона.
«Коршун» подходил все ближе и ближе к калифорнийскому берегу, попыхивая
дымком из своей
трубы. Океан почти заштилел, и корвет легко рассекал синеватую воду, делая по десяти узлов в час.
Из труб вились
дымки, такие обычно-мирные.
К подошве горы прислонилась мыза Гуммельсгоф. Все на ней спокойно: экономка выдает по-прежнему корм для кур; чухонец [Чухонец — пренебрежительное название эстонцев в царской России.] в углу двора беспечно долбит горбушку хлеба, начиненную маслом; по-прежнему
дымок, вестник человеческих забот о жизни, вьется
из труб. Ни одного солдата не видно на мызе.
Стояло чудное утро половины мая 1887 года. В торговой гавани «южной Пальмиры» — Одессе — шла лихорадочная деятельность и господствовало необычное оживление: грузили и разгружали суда. Множество всевозможных форм пароходов, в металлической обшивке которых играло яркое смеющееся солнце,
из труб там и сям поднимался легкий
дымок к безоблачному небу, стояло правильными рядами на зеркальной поверхности Черного моря.