Неточные совпадения
Прежде чем увидать Степана Аркадьича, он увидал его собаку. Из-под вывороченного
корня ольхи выскочил Крак, весь черный
от вонючей болотной тины, и с видом победителя обнюхался с Лаской. За Краком показалась в тени ольх и статная фигура Степана Аркадьича. Он
шел навстречу красный, распотевший, с расстегнутым воротом, всё так же прихрамывая.
— Что врать! Сам сто раз сознавался, то в Катеньку, то в Машеньку, то в Сашеньку, а уж вечно врезавшись… То есть ведь такой козел сладострастный, что и вообразить невозможно. Вспыхнет как порох
от каждого женского платья, и
пошел идеализировать. А
корень всех этих привязанностей совсем сидит не в уважении.
В
корню, точно дикий степной иноходец, пригорбясь и подносясь,
шла, закинув назад головенку, Бизюкина; справа
от ней, заломя назад шлык, пер Термосесов, а слева — вил ногами и мотал головой Препотенский.
Каждый сучок на дереве
идет без перерыва
от корня; но то, что каждый сучок
идет от одного
корня, никак не доказывает того, чтобы каждый сучок был единственный.
«Это — детское, надеяться, что жизнь иначе
пойдёт! Отчего — иначе? Нет этому причин! И если в пустыню на сорок годов — всё равно! Это шутка — пустыня. Уходили в пустыню-то! Тут — изнутри,
от корней всё плохо».
Скоро вернулся Степка с бреднем. Дымов и Кирюха
от долгого пребывания в воде стали лиловыми и охрипли, но за рыбную ловлю принялись с охотой. Сначала они
пошли по глубокому месту, вдоль камыша; тут Дымову было по шею, а малорослому Кирюхе с головой; последний захлебывался и пускал пузыри, а Дымов, натыкаясь на колючие
корни, падал и путался в бредне, оба барахтались и шумели, и из их рыбной ловли выходила одна шалость.
Еще таинственней рецепты с указаниями, как рыть клады, собирать траву Тирличь под Иванов день на Лысой горе у Днепра или отыскивать какой-то «святой
корень» «на добрые дела», — чтобы стать невидимкой: если найдешь большой муравейник,
от которого
идут двенадцать дорог, раскопай и облей его водой, и наткнешься на дыру в земле.
Прошел год.
От корней срубленного дерева
идут новые отпрыски, самая глубокая рана зарастает, жизнь так же сменяет смерть, как и сама сменяется ею, — и сердце Верочки отдохнуло понемногу и зажило.
Корней рассказал матери, по какому делу заехал, и, вспомнив про Кузьму,
пошел вынести ему деньги. Только он отворил дверь в сени, как прямо перед собой он увидал у двери на двор Марфу и Евстигнея. Они близко стояли друг
от друга, и она говорила что-то. Увидав Корнея, Евстигней шмыгнул во двор, а Марфа подошла к самовару, поправляя гудевшую над ним трубу.
Войдя в большую избу,
Корней разбудил немого и велел ему запрягать лошадь. Немой, не сразу проснувшись, удивленно-вопросительно поглядывал на дядю и обеими руками расчесывал голову. Поняв наконец, что
от него требовали, он вскочил, надел валенки, рваный полушубок, взял фонарь и
пошел на двор.
Тогда, не о себе заботясь, а больше всего о вас, иногородных, болезнуя и сострадая словесным овцам, пастыря неимущим, первостатейные из нашего общества: Рахмановы, Соколовы, Свешниковы и многие иные, не чести ради или какого превозношения, но единственно христианского ради братолюбия и ради
славы церкви Христовой, подъяли на себя великий и опасный труд — восстановить позябший
от двухсотлетнего мрака
корень освящения, сиречь архипастырство учредить и церковь Христову полным чином иерархии украсить…
От саратовских колонистов тот картуз по Руси
пошел и дедовску шляпу в
корень извел…
Ро́нят деревья, волочат их к сплаву, вяжут плоты, тешут сосновые брусья, еловые чегени и копани [Чегень — еловое бревно
от шести до двенадцати сажен длины,
идет на забойку в учугах на каспийских и нижневолжских рыбных промыслах; копань, или кокора, — лесина с частью
корня, образующая угольник,
идет на стройку судов, на застрехи кровель крестьянских домов и на санные полозья.
Оттого и поется, чтобы даровал Господь Симу, сиречь духовному чину, премудрость на поучение людей, Иафету, сиречь дворянству,
от него же и царский
корень изыде, —
послал духа разума людьми править, в разумении всяких вещей превыше всех стояти, а Хаму, сиречь черному народу, мужикам, мещанам и вашему брату, купцу,
послал бы Господь дух страха Божия на повиновение Симову жребию и Иафетову.
— А то как же? — ответила знахарка. — Без креста, без молитвы ступить нельзя!.. Когда травы сбираешь,
корни копаешь —
от Господа дары принимаешь… Он сам тут невидимо перед тобой стоит и ангелам велит помогать тебе… Велика тайна в том деле, красавица!.. Тут не суетное и ложное — доброе, полезное творится, — Богу во
славу, Божьему народу во здравие,
от лютых скорбей во спасение.
Распечатавши письмо,
Корней приписал, что с той же эстафетой
идут письма
от Меркулова: одно к Доронину, другое к Веденееву.
— Этот
Корней с письмом ко мне
от Смолокурова приехал, — шепотом продолжал Володеров. — Вот оно, прочитайте, ежели угодно, — прибавил он, кладя письмо на стол. — У Марка Данилыча где-то там на Низу баржа с тюленем осталась и должна
идти к Макарью. А как у Макарья цены стали самые низкие, как есть в убыток, по рублю да по рублю с гривной, так он и просит меня остановить его баржу, ежели
пойдет мимо Царицына, а Корнею велел плыть ниже, до самой Бирючьей Косы, остановил бы ту баржу, где встретится.
— Ничего ты не чувствуешь, а всё это у тебя
от лишнего здоровья. Силы в тебе бушуют. Тебе бы теперь дербалызнуть хорошенечко, выпить этак, знаешь, чтоб во всем теле пертурбация произошла. Пьянство отлично освежает… Помнишь, как ты в Ростове-на-Дону насвистался? Господи, даже вспомнить страшно! Бочонок с вином мы с Сашкой вдвоем еле-еле донесли, а ты его один выпил да потом еще за ромом
послал… Допился до того, что чертей мешком ловил и газовый фонарь с
корнем вырвал. Помнишь? Тогда еще ты ходил греков бить…
Ветер слабо дул с запада, шелестя травой; с ветром несся издалека тонкий, нежный запах свежего сена, но запах
шел не
от рядов и копен, а
от травы, на
корню сохшей под жгучим солнцем.
— А пилини, ли, родной…
Пойдет, бывало, мужик в лес, свалит ельнику, сколько ему надо, да, сваливши деревья, корни-то выроет, а потом все и спалит. А чтоб землю-то получше разрыхлить, по весне-то на огнище репы насеет. А к третьему Спасу [Шестнадцатое августа.] хлебцем засеет. Землица-то божья безо всякого удобренья такой урожай даст, что господа только благодарить… Сам-восемь, сам-десять урожай-от бывал. А теперь не то, — с глубоким вздохом прибавил дедушка, — теперь не велят кулижек палить.