Неточные совпадения
Сам
с своими козаками производил над ними расправу и положил себе правилом, что в трех случаях всегда следует взяться за саблю, именно: когда комиссары [Комиссары — польские сборщики податей.] не уважили в чем старшин и стояли пред ними в шапках, когда поглумились над православием и не почтили предковского закона и, наконец, когда враги были бусурманы и турки, против которых он считал во всяком случае позволительным поднять
оружие во
славу христианства.
—
С Федор Федоровичем? А как же нет?
С вашими енаралами ведь я же управляюсь; а они его бивали. Доселе
оружие мое было счастливо. Дай срок, то ли еще будет, как
пойду на Москву.
Мелко шагали мальчики и девочки в однообразных пепельно-серых костюмах, должно быть сиротский приют,
шли почтальоны, носильщики
с вокзала, сиделки какой-то больницы, чиновники таможни, солдаты без
оружия, и чем дальше двигалась толпа, тем очевиднее было, что в ее хвосте уже действовало начало, организующее стихию.
С полной очевидностью оно выявилось в отряде конной полиции.
Ломовой счастливо захохотал, Клим Иванович
пошел тише, желая послушать, что еще скажет извозчик. Но на панели пред витриной
оружия стояло человек десять, из магазина вышел коренастый человек,
с бритым лицом под бобровой шапкой, в пальто
с обшлагами из меха, взмахнул рукой и, громко сказав: «В дантиста!» — выстрелил. В проходе во двор на белой эмалированной вывеске исчезла буква а, стрелок, самодовольно улыбаясь, взглянул на публику, кто-то одобрил его...
Председатель, так же как и вчера, изображал из себя беспристрастие и справедливость и подробно разъяснял и внушал присяжным то, что они знали и не могли не знать. Так же, как вчера, делались перерывы, так же курили; так же судебный пристав вскрикивал: «суд
идет», и так же, стараясь не заснуть, сидели два жандарма
с обнаженным
оружием, угрожая преступнику.
Утром был довольно сильный мороз (–10°
С), но
с восходом солнца температура стала повышаться и к часу дня достигла +3°
С. Осень на берегу моря именно тем и отличается, что днем настолько тепло, что смело можно
идти в одних рубашках, к вечеру приходится надевать фуфайки, а ночью — завертываться в меховые одеяла. Поэтому я распорядился всю теплую одежду отправить морем на лодке, а
с собой мы несли только запас продовольствия и
оружие. Хей-ба-тоу
с лодкой должен был прийти к устью реки Тахобе и там нас ожидать.
Это самая веселая комната, освещенная темно-красным фонарем
с потолка. По стенам — разные ископаемые курганные древности, целые плато старинных серег и колец,
оружие — начиная от каменного века — кольчуги,
шлемы, бердыши, ятаганы.
Под караулом казаков
С оружием в руках,
Этапом водим мы воров
И каторжных в цепях,
Они дорогою шалят,
Того гляди сбегут,
Так их канатом прикрутят
Друг к другу — и ведут
Трудненек путь! Да вот-с каков:
Отправится пятьсот,
А до нерчинских рудников
И трети не дойдет!
Они как мухи мрут в пути,
Особенно зимой…
И вам, княгиня, так
идти?..
Вернитесь-ка домой!
Если же не выдаст
оружия, то я немедленно, сейчас же беру его за руки, я за одну, генерал за другую, и сей же час
пошлю известить полицию, и тогда уже дело перейдет на рассмотрение полиции-с.
Одним словом,
шла беспрерывная и живая полемика по всем отраслям государствоведения, но полемика серьезная, при равном
оружии: князь
с князем, граф
с графом, генерал-майор
с генерал-майором.
«Добро, говорит, купчики голубчики,
пошло оружие ко дну, ступайте ж и вы, куда кому угодно! А сказать другими словами: прыгайте
с судна вниз головами!»
В Закаспийском крае, когда ему опять предлагают
идти в караул
с оружием, он опять отказывается повиноваться.
А вокруг яслей — арабы в белых бурнусах уже успели открыть лавочки и продают
оружие, шёлк, сласти, сделанные из воска, тут же какие-то неизвестной нации люди торгуют вином, женщины,
с кувшинами на плечах,
идут к источнику за водою, крестьянин ведет осла, нагруженного хворостом, вокруг Младенца — толпа коленопреклоненных людей, и всюду играют дети.
Они открыли ворота пред нею, выпустили ее из города и долго смотрели со стены, как она
шла по родной земле, густо насыщенной кровью, пролитой ее сыном:
шла она медленно,
с великим трудом отрывая ноги от этой земли, кланяясь трупам защитников города, брезгливо отталкивая ногою поломанное
оружие, — матери ненавидят
оружие нападения, признавая только то, которым защищается жизнь.
— И после этого вы можете меня спрашивать!.. Когда вы, прослужив сорок лет
с честию, отдав вполне свой долг отечеству, готовы снова приняться за
оружие, то может ли молодой человек, как я, оставаться простым зрителем этой отчаянной и, может быть, последней борьбы русских
с целой Европою? Нет, Федор Андреевич, если б я навсегда должен был отказаться от Полины, то и тогда
пошел бы служить; а постарался бы только, чтоб меня убили на первом сражении.
Рославлев не мог без сердечного соболезнования глядеть на этих бесстрашных воинов, когда при звуке полковой музыки, пройдя церемониальным маршем мимо наших войск, они снимали
с себя всё
оружие и
с поникшими глазами продолжали
идти далее.
С сими словами, вынув шпагу, он на коленах вполз в одно из отверстий, держа перед собою смертоносное
оружие, и, ощупью подвигаясь вперед, дошел до того места, где можно было
идти прямо; сырой воздух могилы проник в его члены, отдаленный ропот начал поражать его слух, постепенно увеличиваясь; порою дым валил ему навстречу, и вскоре перед собою, хотя в отдалении, он различил слабый свет огня, который то вспыхивал, то замирал.
На возвратном пути из первого азовского похода, из степи, близ берегов Айдара, Петр
послал уже грамоту к цесарю римскому
с известием, что он ополчался на врагов христианства, но главной их крепости взять не мог, по недостатку
оружия, снарядов, а всего более искусных инженеров.
Пограбление их мне все назад возвращено, а здоровье мое опять
слава богу; врагам же сим, слышно, оскудело
оружие вконец, и самая память о них вскоре погибнет
с шумом.
Екатерина Завоевательница стоит на ряду
с первыми Героями вселенной; мир удивлялся блестящим успехам Ее
оружия — но Россия обожает Ее уставы, и воинская
слава Героини затмевается в Ней
славою Образовательницы государства. Меч был первым властелином людей, но одни законы могли быть основанием их гражданского счастья; и находя множество Героев в Истории, едва знаем несколько имен, напоминающих разуму мудрость законодательную.
«В лето 6453 рекоша дружина Игореви: отроци свенелжи изоделися суть
оружием и порты, а мы нази;
пойди, княже,
с нами в дань, да и ты добудеши, и мы.
Однако на гиляков мы это подумали напрасно. Увидел Оркун, что мы сумлеваемся, обобрал у своих копья, одному на руки сдал, а
с остальными к нам
идет без
оружия. Тут уж и мы увидали, конечно, что у гиляков дело на чести, и
пошли с ними к тому месту, где у них лодки были спрятаны. Выволокли они нам две лодки: одна побольше, другая поменьше. В большую-то Оркун приказывает восьмерым садиться, в маленькую — остальным.
Вокруг ее
шли, потупив глаза в землю —
с горестию, но без стыда — люди житые и воины чужеземные; кровь запеклась на их
оружии; обломанные щиты, обрубленные
шлемы показывали следы бесчисленных ударов неприятельских.
Иуда засмеялся и, не обращая более внимания на Петра,
пошел дальше, туда, где дымно сверкали факелы и лязг
оружия смешивался
с отчетливым звуком шагов. Двинулся осторожно за ним и Петр, и так почти одновременно вошли они во двор первосвященника и вмешались в толпу служителей, гревшихся у костров. Хмуро грел над огнем свои костлявые руки Иуда и слышал, как где-то позади него громко заговорил Петр...
— Нет, честное слово —
пойду: если все
пойдут, так и я
пойду. Но помни, брат Меркул, — заключил он, остановясь и схватив обе мои руки, — помни, что мы все-таки товарищи, и если мы встретимся друг
с другом
с оружием в руках в бою, я закричу: «Скачи мимо!» и тебя не ударю.
В Европе нам оказали непочтительность: мы увидели надобность взять в руки
оружие. Сценой действия сделался наш Крым. Регулярные полки и ратники ополчения тащились на ногах через Киев, где их встречал поэт из птенцов Киевской духовной академии Аскоченский и командовал: «На молитву здесь, друзья! Киев перед вами!» А к другим он оборачивался и грозил: «Не хвались,
иду на рать, а идучи
с…». [15 сентября 1893 года этот стих полностью воспроизведен в весьма известной русской газете. (Прим. Лескова.).]
Они сняли
с голов своих грузные
шлемы, покрытые снегом, стряхнули свои латы и
оружие и, собравшись в кучу, принялись опоражнивать свои дорожные фляги, ругая на чем свет стоит своего господина.
Они сняли
с голов своих грузные
шлемы, покрытые снегом, стряхнули свои латы и
оружие и, собравшись в кучу, принялись опоражнивать свои фляги, ругая на чем свет стоит своего господина.
Буйные толпы поселян, поселянок и кантонистов набежали на штаб. Мятежники были и пешие, и верхами, вооруженные топорами, шкворнями, кольями и разными сельскими
оружиями,
шли в рубахах,
с платками и тряпицами на шеях,
с завязанным ртом из глупой предосторожности против мнимой отравы, летающей, будто бы, в воздухе
с пылью.
Далее являлся уже целый Парнас
с музами и колесницей Аполлона; потом
шли земледельцы
с их мирными орудиями, несли мир и жгли в облаках дыма военные
оружия.
Ужас объял всех. Новобрачные спешили в другую комнату, а навстречу им — штык-юнкер Готтлиг, особенно преданный цейгмейстеру,
с известием, что комендант
с несколькими офицерами перебрался уже на ту сторону и прислал сказать, что у него
идут переговоры о сдаче замка на выгоднейших условиях: гарнизону и жителям местечка предоставлен свободный выход; имущество и честь их обезопасены; только солдаты должны сдать
оружие победителям и выходить из замка
с пулями во рту.
Вас не поразят здесь дикие величественные виды, напоминающие поэтический мятеж стихий в один из ужасных переворотов мира; вы не увидите здесь грозных утесов, этих ступеней, по коим
шли титаны на брань
с небом и
с которых пали, разбросав в неровном бою обломки своих
оружий, доныне пугающие воображение; вы не увидите на следах потопа, остывших, когда он стекал
с остова земли, векового дуба, этого Оссиана лесов, воспевающего в час бури победу неба над землей; вы не услышите в реве потока, брошенного из громовой длани, вечного отзыва тех богохульных криков, которые поражали слух природы в ужасной борьбе создания
с своим творцом.
Ковалевский
пошёл в поход в юнкерском обмундировании, безо всякого
оружия,
с одной коробкой английских папирос.
Успех французского революционного
оружия обеспокоил всех европейских государей. Император Павел
послал в Австрию вспомогательный корпус под начальством генерала Розенберга, но Англия и Австрия обратились к русскому императору
с просьбою — вверить начальство над союзными войсками Суворову, имя которого гремело в Европе. Его победы над турками и поляками — измаильский штурм, покорение Варшавы — были еще в свежей памяти народов.
— Неправда, — гневно сказала она, — сколько знаю Стабровского, я никогда не замечала, чтоб он был занят собой. Что ж до его красоты, то никто, конечно, кроме вас не найдет в ней ничего женоподобного. Скорее, к его энергической, одушевленной физиономии
шли бы латы, каска
с конским хвостом, чем одежда мирного гражданина. Воображаю, как он хорош бы был на коне,
с палашом в руке, впереди эскадрона латников, когда они несутся на неприятеля, когда от топота лошадей ходит земля и стонет воздух от звука
оружий.
Туда и сюда суетились дворчане, несли
оружие из кладовой, пытали доброту коней, снаряжали обильным вытьем и пирогами оружейного, конюшего и прочих холопов, которые должны были
идти в поход вместе
с сыном воеводы.
— Братцы! — отвечал Григорий, схватив их за руки, — если бы я был ливонцем и вы бы пришли за мной вести расчет
оружием, любо бы было мне потешиться молодецкой забавою. И тогда, Бог весть, чья сторона перетянула бы! Или, к примеру сказать, когда бы я
с вами давно был однополчанином и мы пришли бы вместе сюда на врагов, — не хвастаюсь, а увидали бы вы сами,
пойду ли я на попятную.
Долго в размышлении стояла осиротевшая шайка; наконец решили выбрать трех уполномоченных послов и
послать к становому в Пропойск
с предложением сдачи без всякой капитуляции, только
с просьбой прибыть поспешней, дабы предупредить нападение крестьян. Ночью прибыл становой, насчитал 140 человек оставшихся под ружьем, обезоружил их и на другой день торжественно вступил в Пропойск
с приведенной им главной армией, положившей перед ним
оружие.
Он говорил, что нынче народ разбирал
оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ
шел на Три Горы
с оружием, и что там будет большое сражение.
Что же касается борьбы
оружием, то совершенно справедливо говорит Ориген, что христиане не сражаются вместе
с императорскими войсками и не
пошли бы даже в том случае, если бы император их к этому принуждал.
Марцеллий был сотником в троянском легионе. Поверив в учение Христа и убедившись в том, что война — нехристианское дело, он в виду всего легиона снял
с себя военные доспехи, бросил их на землю и объявил, что, став христианином, он более служить не может. Его
послали в тюрьму, но он и там говорил: «Нельзя христианину носить
оружие». Его казнили.
— Не извольте беспокоиться.
Пошлите, ваша милость, суседскому королю
с почтовым голубем эстафет: в энтот, мол, вторник в семь часов утречком пусть со всем войском к границе изволят прибыть.
Оружия ни холодного, ни горячего чтоб только
с собой не брали, — наши, мол, тоже не возьмут… И королевскую большую печать для правильности слова приложите, только всего и расходов.
Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда негодное
оружие пьяному сброду, то поднимал образà, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на 136 подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал
славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г-жу Обер-Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт-директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться
с французами, то, чтоб отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека, и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по-французски стихи о своем участии в этом деле, [Je suis né Tartare. Je voulus être Romain. Les Français m’appelèrent barbare. Les Russes — Georges Dandin.