Неточные совпадения
Уездный чиновник пройди мимо — я уже и задумывался: куда он
идет, на вечер ли к какому-нибудь своему брату или прямо к себе домой, чтобы, посидевши с полчаса на крыльце, пока не совсем еще сгустились сумерки, сесть за ранний ужин с матушкой, с женой, с сестрой жены и всей
семьей, и
о чем будет веден разговор у них в то время, когда дворовая девка в монистах или мальчик в толстой куртке принесет уже после супа сальную свечу в долговечном домашнем подсвечнике.
О семье Бахаревых Привалов слышал стороной, что дела по приискам у Василия Назарыча
идут отлично.
Любовь Грановского к ней была тихая, кроткая дружба, больше глубокая и нежная, чем страстная. Что-то спокойное, трогательно тихое царило в их молодом доме. Душе было хорошо видеть иной раз возле Грановского, поглощенного своими занятиями, его высокую, гнущуюся, как ветка, молчаливую, влюбленную и счастливую подругу. Я и тут, глядя на них, думал
о тех ясных и целомудренных
семьях первых протестантов, которые безбоязненно пели гонимые псалмы, готовые рука в руку спокойно и твердо
идти перед инквизитора.
Разговор
шел деловой:
о торгах,
о подрядах,
о ценах на товары. Некоторые из крестьян поставляли в казну полотна, кожи, солдатское сукно и проч. и рассказывали, на какие нужно подниматься фортели, чтоб подряд исправно сошел с рук. Время проходило довольно оживленно, только душно в комнате было, потому что вся
семья хозяйская считала долгом присутствовать при приеме. Даже на улице скоплялась перед окнами значительная толпа любопытных.
У него было много почитателей священников, которые его плохо понимали и думали, что речь
идет о реформе
семьи.
Чиновник, уходящий в отставку, требует себе прогонов обыкновенно до Петропавловска по зимнему времени — 13 тысяч верст или до Холмогорского уезда — 11 тысяч верст; одновременно, подавая прошение об отставке, он
посылает в главное тюремное управление телеграмму с просьбой
о бесплатном проезде со всею
семьей до Одессы на пароходе Добровольного флота.
Дети с бабушкой, вероятно, в конце июля отправятся. Разрешение детям уже вышло, но
идет переписка
о старушке. Кажется, мудрено старушку здесь остановить. В Туринске на эту
семью много легло горя…
Неужели я не могу наслаждаться хоть местью? — за то, что я никогда не знала любви,
о семье знаю только понаслышке, что меня, как паскудную собачонку, подзовут, погладят и потом сапогом по голове —
пошла прочь! — что меня сделали из человека, равного всем им, не глупее всех, кого я встречала, сделали половую тряпку, какую-то сточную трубу для их пакостных удовольствий?
— Нечистая она, наша бабья любовь!.. Любим мы то, что нам надо. А вот смотрю я на вас, —
о матери вы тоскуете, — зачем она вам? И все другие люди за народ страдают, в тюрьмы
идут и в Сибирь, умирают… Девушки молодые ходят ночью, одни, по грязи, по снегу, в дождик, —
идут семь верст из города к нам. Кто их гонит, кто толкает? Любят они! Вот они — чисто любят! Веруют! Веруют, Андрюша! А я — не умею так! Я люблю свое, близкое!
Левушка Крутицын был мальчик нервный и впечатлительный; он не выдержал перед мыслью
о предстоящей семейной разноголосице и поспешил произнести суд над укоренившимися в
семье преданиями,
послав себе вольную смерть.
— Я хочу посоветоваться с тобой
о наследстве после меня, — говорил Бегушев. — Состояние мое не огромное, но совершенно ясное и не запутанное. Оно двух свойств: родовое и благоприобретенное… Родовое я желаю, чтобы
шло в род и первоначально, разумеется, бездетной сестре моей Аделаиде Ивановне; а из благоприобретенного надо обеспечить Прокофья с
семьей, дать по небольшой сумме молодым лакеям и тысячи три повару; он хоть и воровал, но довольно еще умеренно… Остальные все деньги Домне Осиповне…
Слава о нем
шла такая, что он, когда в неверной земле
семь спящих дев открывали, и там он не лишний был: он старых людей на молодых переделывал, прутяные сеченья господским людям лечил и военным кавалерам заплечный бой из нутра через водоток выводил.
Он поторопился выпить свой чай и ушёл, заявив, что ему нужно разобрать привезённые книги. Но в комнате у него, несмотря на открытые двери, стоял запах керосина. Он поморщился и, взяв книгу, ушёл в парк. Там, в тесно сплочённой
семье старых деревьев, утомлённых бурями и грозами, царила меланхолическая тишина, обессиливающая ум, и он
шёл, не открывая книги, вдоль по главной аллее, ни
о чём не думая, ничего не желая.
Молчи, молчи — не то и я заплачу!..
О боже мой,
пошли благословенье
На бедную, забытую
семью.
Услыши недостойного молитву.
— Все, чтó пригодно, то останется, а
о тех, которые будут забраны, и в
семьях, и в обществе
пойдут толки, сожаления, сетования да ропот…
Еще через год (в 1870 году) горный инженер И. Боголюбский в поисках рудных месторождений
пошел по реке Уссури к Владивостоку, оттуда тропой на реку Сучан и на реку Ванчин и побывал в заливе Ольги, Собрав сведения
о землях прибрежного района к северу от Ольгинского поста, он в сопровождении китайцев сделал попытку проникнуть на реку Тетюхе, но его проводник-китаец умышленно или нечаянно заблудился, и он; не дойдя до намеченного пункта
семи километров, повернул назад.
— Мне бы еще было понятно ваше предложение, если бы дело
шло просто
о какой-нибудь определенной
семье, которой нужна помощь. Но вы, насколько я вас понимаю, видите во всем этом прямо какое-то универсальное средство.
О Каткове и
о Николае Милютине он меня не особенно много расспрашивал; но когда мы
пошли от Сарсе пешком по направлению к Палате, Гамбетта стал сейчас же говорить как радикал с республиканскими идеалами и как сторонник тогдашней парламентской оппозиции, где значилось всего-то человек семь-восемь, и притом всяких платформ — от легитимиста Беррье до республиканцев Жюля Фавра, Жюля Симона и Гарнье-Пажеса, автора книги
о февральской революции.
Но вечер скорее расстроил его, чем одушевил. Собралось человек шесть-семь, больше профессора из молодых, один учитель, два писателя. Были и дамы, Разговор
шел о диспуте. Смеялись над магистрантом, потом
пошли пересуды и анекдоты. За ужином было шумно, но главной нотой было все-таки сознание, что кружки развитых людей — капля в этом море московской бытовой жизни…"Купец"раздражал всех. Иван Алексеевич искренне излился и позабавил всех своими на вид шутливыми, но внутренне горькими соображениями.
— Хаос в
семье, все друг другу не нравятся, ей неприятно слышать, что говорят ее братья
о гиппических конкурсах и дуэлях, а тем неприятно, что она потрошит мертвое тело, да и матери неприятно слышать, чем она занята, вот и
идет весь дом — кто в лес, кто по дрова… Но зато брат Лука ее очень ласкает и даже
посылает ей цветы в вонючку.
Все трое были молодые, бравые молодцы. Как я писал, в полках нашего корпуса находилось очень много пожилых людей, удрученных старческими немощами и думами
о своих многочисленных
семьях. Наши же госпитальные команды больше, чем наполовину, состояли из молодых, крепких и бодрых солдат, исполнявших сравнительно далеко не тяжкие обязанности конюхов, палатных надзирателей и денщиков. Распределение
шло на бумаге, а на бумаге все эти Ивановы, Петровы и Антоновы были совсем одинаковы.
— Положительных доказательств нет, на душу и греха брать не буду, — отвечал Малюта; — да не в этом и дело, великий государь, времена-то переживаются тяжелые и милость-то ноне надо оказывать не так, сплеча, а с опаскою:
семь раз отмерить, а потом уж и отрезать: мне что,
о тебе, великий царь, душою томится твой верный раб. Вести-то
идут отовсюду нерадостные… Не до свадеб бы боярам, помощникам царя.
Если она богата, если она принадлежит к высокопоставленной
семье,
о, тогда другое дело — ей найдут мужа, поймают его, если он не
идет добровольно, тем дело и кончается.
Наконец, 23 февраля 1786 г. Баранщиков, после
семи лет отсутствия, вступил в Нижний Новгород, где положение его представляло большие осложнения, так как Баранщикову дело
шло не только
о том, чтобы здесь водвориться, но чтобы ему сбросили с костей все его долги… Да, он хотел, чтобы с него не взыскивали ни старых долгов, ни податных недоимок, ни денег за кожевенный товар, который он взял в долг и не привез за него из Ростова никакой выручки.
Во-вторых, вскоре овдовев, он не выл и не брал себе молодой наймычки; в-третьих, когда несколько женщин пришли ему сказать, что
идут по обету в Киев, то он советовал заменить их поход обетом послужить больным и бедным, а прежде всего успокоить
семью заботами
о доброй жизни; а что касается данного обета, — он оказал неслыханную дерзость — вызвался разрешить его и взять ответ на себя.